Перестройка: от Горбачева до Чубайса - Владимир Бояринцев

Линия же на «отсечение» Достоевского, как и других великих русских писателей, от литературы и вообще от русской действительности неуклонно проводится и в современной России. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, допустим, специальную многосерийную передачу «Жилище замечательных людей» (ЖЗЛ), идущую по 1-му Московскому каналу.

Главными «героями» цикла являются классики русской литературы, науки, искусства, политики, постоянные же персонажи — это «Граф Толстой» (Лев Николаевич) и «хулиган Вовочка» (В.И.Ульянов). Все же русское культурное поле представлено в виде коммунальной квартиры, где жильцы — русские классики постоянно устраивают друг другу различные пакости, сопровождаемые закадровым хохотом, видимо, детей окуджавского Арбата или еврейских хохмачей из Одессы.

Рассмотрим несколько примеров:

— «Граф частенько лупил соседей по квартире, призывая их при этом ни в коем случае не противиться злу; а когда удавалось поймать Чернышевского, он прижимал его к горячей плите и рассказывал ему, что делать. Чернышевский не выдержал, купил себе подержанные кандалы и уехал в Сибирь…»

— «Жизнь графа пошла наперекосяк, он запил и сожрал у попа кусок мяса, за что его отлучили от церкви и прикрепили к синагоге. С тех пор граф забросил писать и стал подрабатывать в кабаке зеркалом русской революции».

— «Коротая время за барскими забавами, Тургенев вздумал писать «Записки охотника»… Он писал записки с натуры, наряжал всех охотниками, а Льва Толстого медведем, «причем для правдоподобия графа травили собаками, хотя Толстой не ел мяса, а в особенности, отравленных собак. Однажды Толстой так вошел в роль хозяина тайги, что даже задрал боярыню Морозову…»

— Тургенев заставлял соседей травить охотничьи байки, но «соседи плевать на него хотели, причем делали это так виртуозно, что один живописец написал картину «Охотники наплевали»… На одной из охот Тургенев заразился от вепря алкоголизмом и стал носиться по квартире с камнем, уговаривая всех повторить в ванной подвиг Му-му.».

Теперь дошла очередь и до Н.В.Гоголя в сюжете под названием «Н.В.Гоголь — светильник русской революции», который родился из-за того, что автор сжег последнюю часть «Мертвых душ», и вот появилась очередная похабелка:

— «Для начала он сжег у Толстого третий том трудовой книжки «Война мир и любовь», поэтому графу заплатили только за «Войну и мир»…»

— «Когда великий русский художник Левитан отлучился во двор его императорского величества за тюбиком, Гоголь сжег его гениальную картину «Грачи прилетели опять», от этого потрясения Левитан разучился рисовать и начал работать диктором — Гоголю в ухо…»

— «Гоголь был спокоен за свой творческий метод, так как до изобретения огнетушителя оставалось еще сто лет!».

Чудненький юмор, не правда ли?

Но, что самое интересное, это то, что подобное «творение» на русофобском канале не имеет никаких входных и выходных данных, по 1-му Московскому каналу идет анонимная русофобская пропаганда!

Отсюда можно сделать вывод, что это, так сказать, изложение позиции руководства, как это делается в газете, где помещается редакционная статья, отражающая взгляды редакции.

Но вернемся в 1930-е годы — накануне съезда писателей 1934 года вышла книга «активного делегата съезда И.Лежнева (Альтшулера) «Записки современника», где было немало проклятий в адрес Достоевского и выдвигалось четкое требование: «…пора бросить набившие оскомину пустые разговоры о добре и зле по Толстому и Достоевскому». Вскоре И.Лежнев при содействии Давида Заславского добился — вопреки даже воле самого Горького! — запрета издания «Бесов» Достоевского (запрет этот действовал затем более двадцати лет…)» (В.Кожинов). Добавим, в период «государственного антисемитизма», как называют этот период современные «историки».

На указанных примерах особенно четко видна деятельность «общечеловеков» — еврейских борцов за права человека «для своей собственной пользы» (как говорил кот Матроскин) против любого инакомыслия в русской литературе.

«ТРАГЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРСТВА»

Так называется книга С.В.Волкова (М., «Центрполиграф», 2001), посвященная «истории русского офицерства в период великого перелома в истории России, связанного с революцией 1917 года, гражданской войной, вынужденной эмиграцией». Фактический материал из этого капитального труда будет йспользован ниже.

Капитальным трудом, посвященным, в частности, и этому вопросу, является также четырехтомная «История русской армии» А.А.Керсновского (М., «Голос», 1994), которая также будет использована в дальнейшем.

Говоря о русской интеллигенции, необходимо остановиться на судьбах той ее части, коей являлось русское офицерство, претерпевшее к 1917 году значительное качественное изменение.

Война привела к тому, что «наиболее распространенный тип довоенного офицера — потомственный военный (во многих случаях и потомственный дворянин), носящий погоны с десятилетнего возраста, пришедший в училище из кадетского корпуса и воспитанный в духе безграничной преданности престолу и отечеству, — практически исчез. В кавалерии, артиллерии и инженерных войсках (а также на флоте) положение было лучше. Во-первых, вследствие относительно меньших потерь в этих родах войск и, во-вторых, потому что соответствующие училища комплектовались все годы войны выпускниками кадетских корпусов в наибольшей степени. Это обстоятельство… очень ярко сказалось на поведении офицеров кавалерии, артиллерии и инженерных войск во время Гражданской войны. Однако эти рода войск, вместе взятые, составляли крайне незначительную часть армии» (С.В.Волков).

Вот таблица, составленная на основе данных С.В.Волкова о качественном составе офицеров:

К 1916–1917 годам «в составе офицерского корпуса оказалось несколько десятков тысяч людей с более низким уровнем образования. После февральского переворота были к тому же отменены всякие ограничения и по вероисповедному принципу, включая иудаизм».

Однако, нет никаких данных, которые свидетельствовали бы о том, что после отмены ограничений иудеи массово хлынули на фронт, но есть данные о поступлении евреев в офицерские училища, что позволяло затем развернуть в войсках антиправительственную пропаганду.

Практически изменение качественного состава офицерства выразилось в следующем: если во время событий 1905–1907 годов из 40 тысяч офицеров «не нашлось и десятка отщепенцев, примкнувшим к бунтовщикам, то в 1917 году среди почти трехсоттысячной офицерской массы оказались, естественно, не только тысячи людей, настроенных весьма нелояльно, но и многие сотни членов революционных партий…» (Волков).

Отношение к армии в российском обществе начало меняться еще до войны: министр просвещения генерал Ванновский отдавал всякого рода бунтующих студентов в солдаты, что давало возможность либеральной еврейской прессе нагнетать напряжение с тем, чтобы вызвать резкие протесты среди интеллигенции.

Сами же эти меры превращали почетный долг в отбывание наказания и поставляли в армию уже готовых агитаторов, разлагающих армию изнутри.

«К мундиру относились с презрением — «Поединок» Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии. Военная служба считалась уделом недостойным: по господствовавшим в то время в интеллигенции понятиям, в «офицеришки» могли идти лишь фаты, тупицы либо неудачники, культурный же человек не мог приобщаться к «дикой военщине» — пережитку отсталых времен» (Кереновский А. История русской армии. М., «Голос», 1994).

После же событий 27–28 февраля и отречения императора Николая II в Петрограде происходили обезоруживания, избиения и убийства офицеров, то же самое происходило и на фронте, среди офицеров имелись также случаи самоубийства.

Кереновский отмечает, что кадровый офицер был «главной опорой русской государственности, живым воплощением русской совести. Его надо было ориентировать политически, не оставлять его в потемках…», следовало организовать для офицеров курсы политического характера. «Этого сделано не было — и в 1917 году русское офицерство, политически не ориентированное и вследствие этого растерявшееся, не сумело овладеть положением».

Временное правительство предприняло целый ряд организационных мер по разрушению армии: в апреле — мае было уволено большое количество высших офицеров (143, из них 70 — начальники дивизий).

«Высшее военное руководство было терроризировано, и многие из оставшихся на постах не решались противодействовать развалу. К середине мая, после окончания тучковской «чистки», из 40 командующих фронтами, армиями и их начальников штабов только 14 имели мужество открыто бороться с «демократизацией», тогда как 15 ее поощряли и 11 оставались нейтральны. Впоследствии (с 1918 года) 19 из них сражались в белых армиях (в т. ч. 10 боровшихся против демократизации, 7 нейтральных и 2 поощрявших), 14 не участвовали в борьбе (3, 4 и 7 соответственно) и 7 служили у большевиков (в т. ч. 1 противник демократизации и 6 поощрявших ее)» — из книги С. В. Волкова (по данным и воспоминаниям Деникина и Врангеля).