Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов

— От Макимото.

— Значит, до него они тоже добрались, — произнесла она, и ее прекрасное лицо опечалилось. — Ты заставил его назвать цифру.

— Скажем так, я проявил настойчивость.

— И он назвал цифру, которую ему продиктовали. На самом деле игрушечный робот будет стоить сорок долларов.

Бондарев присвистнул. Вот это цена! А не приобрести ли самому несколько тысяч роботов, чтобы озолотиться?

— Мизуки, а во сколько обходится производство одного деда-мороза?

— Точно не знаю, — ответила она. — Но один из членов правления однажды перебрал сакэ и проговорился. Он жаловался, что компанию доведут до банкротства, потому что производство каждого робота обходится в двести пятьдесят долларов.

— А цена занижается в шесть раз, — пробормотал Бондарев.

— Даже чуть больше.

— Неудивительно, что компания на грани разорения. Она работает себе в убыток!

— А что я могу? — нервно заломила руки Мизуки. — Меня не подпускают к управлению. На моих глазах рушится компания, созданная моим мужем. Зачем им это? Не понимаю, просто не понимаю.

Бондарев не стал делиться с ней своей догадкой, для чего продавать вещь стоимостью в полновесные двести пятьдесят американских долларов за жалких сорок баксов. Если бы она узнала правду, у нее произошел бы нервный срыв, а она нужна Бондареву в добром здравии и трезвом уме.

— Мы в этом разберемся, — пообещал он, садясь поудобнее, чтобы ослабить давление на почки, которые, как назло, ныли все сильнее, отдаваясь тупой болью в сердце и в животе. — А пока скажу тебе вот что, Мизуки. Где-то имеется утечка. Ее необходимо выявить.

— Утечка? — Она бросила встревоженный взгляд в сторону кухни.

— Утечка информации, — пояснил Бондарев, превозмогая усиливающуюся боль. — Кто-то из твоего окружения шепнул Хозяевам про твой звонок Боровому и про мой приезд.

— Этого не может быть!

— Это единственное объяснение всему случившемуся. Иначе почему меня попытались прикончить сразу после приземления в Токио?

— Но я никому не говорила!

— Говорила, — возразил Бондарев. — Хотя бы тому же Макимото. Он поддерживал связь с Боровым и снабдил меня оружием.

— Я сказала ему лишь то, что приедет один знакомый, чтобы выяснить причину взрыва. Это все. — Мизуки нахмурилась, глядя в одну точку.

— И Хозяева обо всем узнали, — горько подытожил Бондарев. — Так что моя миссия была обречена на провал, еще не начавшись.

— Макимото не мог меня предать!

— Получается, что мог.

— Вздор! Хозяев предупредил кто-то другой.

— Кто? — прищурил один глаз Бондарев.

— Я! — раздался за его спиной юношеский голос.

Мизуки и Бондарев обернулись. В дверном проеме стоял тщедушный молодой человек с непропорционально большой головой и толстыми, подергивающимися губами. При всем своем уродстве он имел несомненное сходство с Мизуки. На нем был японский халат с драконами, но перепоясаться он забыл.

— Немедленно запахнись, Ютаки, — скомандовала Мизуки, заливаясь стыдливым румянцем. — Нельзя ходить голым, особенно в присутствии посторонних.

— Мне можно, — заявил Ютаки. — Мистер Харакумо говорит, что я дебил, а дебилам совсем не обязательно соблюдать правила приличия.

— Он болен, — произнесла Мизуки извиняющимся тоном. — С рождения.

— Потому что ты, сестра, часто роняла меня вниз головой, — выкрикнул Ютаки, — и у меня что-то повредилось в мозгу. Так говорит Харакумо.

— Иди к себе и ложись спать, Ютаки, — устало проговорила Мизуки. — Тебе нужно соблюдать режим. У нас деловой разговор. Он тебя не касается.

— Касается, — возразил ее младший брат. — Я все слышал. Я знаю, о ком вы тут разговаривали. Они часто приходят ко мне в гости. По ночам.

— Кого ты имеешь в виду? — ласково спросил Бондарев, вставая. От этого простого движения почки словно оторвались и провалились куда-то вниз, но он приказал себе не обращать внимания на боль.

— Друзей мистера Харакумо, — ответил Ютаки, вызывающе глядя на сестру. — Мужчин в черных масках. Мне тоже пообещали подарить такую, когда я рассказал, что ты звонила в Россию один раз, другой и третий. А еще ты записала имя. Я прочел. Я умею читать.

— Значит, ты шпионил за мной? — вспыхнула Мизуки.

— Да, — гордо ответил Ютаки. — Я умею тихо ходить и внимательно слушать. Я — Зорро. У меня будет черная маска.

Несмотря на адскую боль, Бондарев испытал неимоверное облегчение. Все выяснилось. Напрасно он подозревал Мизуки в двойной игре. Она не лгала. Она действительно никому не говорила о его приезде. Это сделал ее умственно отсталый братец, жалкий головастик, возомнивший себя Зорро.

Внезапно физиономия Ютаки сморщилась, как будто он собирался заплакать.

— Ты на меня сердишься, Мизуки? — прохныкал он. — Я поступил плохо?

— Все нормально, братик, — ответила она с материнской нежностью. — Ступай. Наши напоит тебя теплым молоком и уложит в постель.

Когда Ютаки покинул комнату, Мизуки виновато развела руками. Бондарев хотел успокоить ее, сказать, что все в порядке, но сумел лишь выдавить из себя жалкое подобие улыбки.

Чтобы продолжить разговор, ему пришлось осторожно опуститься на кресло. Ноги его не держали. На лбу выступила испарина.

— А теперь, — тихо произнес он, — расскажи мне о своем втором брате. Он тоже похож на тебя, хотя…

— Константин! — встревоженная Мизуки поднялась на ноги.

— Рассказывай, — прошелестел Бондарев, еле ворочая языком. — У меня мало времени.

— Константин! — Подойдя вплотную, она склонилась над ним.

— Я в порядке. Отойди. Нечем дышать.

Он хотел поднять руку, чтобы отстранить японку, но не сумел. В животе словно развели костер, поджаривая на нем внутренности. Селезенку, печень, сердце. И почки, конечно же, многострадальные почки.

— Наши! — окликнула слугу Мизуки. — Немедленно заводи машину! Мы едем в больницу.

— Никуда мы не едем, — пробормотал Бондарев, голова которого норовила упасть то на одно плечо, то на другое. — Мы остаемся. Еще ночь. Я хочу, чтобы ты пустила меня к себе в постель.

— Когда ты выздоровеешь, тебе не придется спрашивать разрешения, — ответила Мизуки.

Наверное, это был бред. Потому что вместо нее Бондарев видел столб черного дыма. Он расползался вокруг, пока не заполнил собой всю комнату, весь мир.

27

И снова Бондарев очнулся под капельницей, по прозрачным трубочкам струилось что-то целебное, что-то питательное, или то и другое сразу. Больничная палата была знакомой, рядом на стуле сидела Мизуки в короткой блестящей куртке, кажущейся мокрой от дождя.

Боль исчезла. В голове слегка туманилось от каких-то препаратов. Это не мешало отчетливо осознавать течение времени, истекающего по секунде. «И стекающего», — пронеслось в мозгу Бондарева. Кап, кап, кап.

Сухогруз «Куро Умихеби» уходил через два дня, а Бондарев лежал в больнице, неповоротливый, как жук, перевернутый на спину. Позвонить Боровому? Зачем? Чтобы поделиться своими догадками, подкрепить которые нечем? Даже если бы Бондарев располагал фактами, он знал, каким лаконичным будет ответ его командира:

«Это не служебное задание, так что помочь ничем не могу. Разберись сам, Костя. Очень тебя прошу».

Бондарев по-прежнему не хотел посвящать Мизуки в свои планы, которые, впрочем, сильно поменялись. Он собирался делать одно, а делал совершенно другое: валялся на больничной койке. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Хотя, если разобраться, Он не отбивал Бондареву почки и не торопился исцелять их неким чудодейственным способом. Создавалось впечатление, что Ему все равно. А Бондареву было не все равно.

Ближе к полудню, часов через тридцать после того, как приступ свалил его с ног, он сел на кровати, готовясь спустить ноги на пол.

— Далеко собрался? — отложив книгу, спросила Мизуки.

— Тут рядом, — буркнул он.

— И что тебе там понадобилось?

— Нужно купить кое-что. Попроси сестру вытащить эти чертовы иголки.

— Константин, не смей! — Мизуки пересела на край кровати, чтобы положить ему руки на плечи. Они были мягкие, нежные, как ее грудной голос. — Что ты хочешь купить? Я могу сделать это вместо тебя.

— Мне нужна черная вязаная шапка, — ответил Бондарев. — Сделаю из нее маску.

— Не шути так, — сказала она, вцепившись пальцами в его плечо.

— Это не шутка. Я наконец-то придумал способ пробраться в этот упаковочный цех при складе. Могу спорить, что на фабрике никто не задает вопросов, когда видит перед собой ублюдков в черных масках. Я видел охранников. Они еще совсем дети и, скорее, наложат в штаны, чем решатся перечить Хозяевам.

— Возможно, — согласилась Мизуки, обдумав услышанное. — Но ты не можешь сделать это. Ты должен оставаться в постели еще как минимум сутки.