Эликсир бессмертия для вождя. Секретные лаборатории на службе власти - Игорь Атаманенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаётся одно — ждать! Весь вопрос — сколько?! А что если и сегодня вечером Валентина не сумеет покинуть дом из-за своего мужа? В таком случае ждём ещё полчаса, а затем идём на приступ! Почему бы не использовать наличие фэбээровских удостоверений в карманах моих телохранителей, чтобы проникнуть в дом, а затем в квартиру Валентины? Пусть немного поработают на меня эти бравые ребята, а то вишь, засиделись от безделья…
А может, у Майкла, старшего наряда, на этот счёт есть какие-то совершенно определённые инструкции? Ну там, скажем, не приближаться к квартире моей подруги менее чем на 100 ярдов или что-нибудь ещё в том же роде? Вряд ли! Так же, как и наши «топтуны», американская «наружка» зачастую работает, лишь прислушиваясь к гласу собственного инстинкта самосохранения, а не к предписаниям служебных инструкций. В общем, и там и здесь в службе наружного наблюдения служат очень рисковые ребята, которым палец в рот не клади — откусят вместе с мошонкой!
Так, стоп! В эфире появились какие-то новые, непривычные звуки. К чему бы это, уж не к изменениям ли в оперативной обстановке?!»
* * *В этот самый момент у высотного дома, где проживали сотрудники советской дипломатической миссии и члены их семей и где Юрченко сотоварищи из ФБР устроил засаду, появился микроавтобус «скорой помощи». Разбрасывая снопы фиолетовых искр и надрывно повизгивая сиреной, он остановился у подъезда, из которого должна была появиться Валентина…
«А что если?!» — Юрченко не успел додумать, как ноги сами понесли его к автомобилю. На бегу он крикнул старшему наряда Майклу следовать за ним. Оказалось — нелишне.
Пока двое женщин в белых халатах и молодой человек в цивильном костюме выясняли у консьержа, на каком этаже находится квартира 1617 и там ли живёт Мирошник Валентина, 28 лет, Юрченко уже понял, что случилось нечто непредвиденное.
Его голова работала, как компьютер. Он шепнул Майклу, чтобы тот издали показал значок ФБР консьержу. Это сыграло свою роль, и Юрченко вместе с Майклом беспрепятственно вошли в лифт вслед за врачами. Оказавшись в кабине, он твёрдо решил «прокачать» молодого человека.
«Этот парнишка будет наверняка польщён вниманием прилично одетого белого джентльмена, говорящего на добротном английском. Вряд ли он откажется сообщить мне, что ожидает мою сестру! Помощь на дому, госпитализация, операция?»
— Простите, сэр, вы назвали номер квартиры и фамилию моей сестры, не так ли? С ней что-то случилось?
— Сэр, мне бы не хотелось вас огорчать, поверьте… Они, — взмах руки в сторону женщин, — врачи канадской специализированной «скорой помощи» на дому, выезжающие только в случаях суицида… А я всего лишь переводчик… — наклонив голову к груди, выдавил из себя переводчик.
Женщины в белых халатах, по возрасту годившиеся переводчику в матери или в бабушки, сосредоточенно молчали, вперив взгляды в пол.
— Как?! Вы хотите сказать, что моя сестра…
— Не волнуйтесь, сэр, мы втроем работаем уже не первый год, понимаем друг друга по движению ресниц… Мы сделаем всё возможное, чтобы ваша сестра осталась жить на этом свете…
Юрченко от свалившейся на него неожиданности смешался, замолк и так съёжился в углу, что стал даже ниже ростом.
— Чем же это она себя? — вклинился в разговор Майкл.
— Простите, сэр, а кем доводитесь пострадавшей вы? — с вызовом ответил вопросом на вопрос переводчик. Казалось, он готов был собственной грудью заслонить от непосвященных цель своего приезда в дом дипломатического корпуса, а заодно и показать, что лифт — не лучшее место для нарушения им клятвы Гиппократа.
Майкл, не мешкая, резким движением выбросил вперёд свой ведомственный значок.
— А-а! — радостно воскликнул переводчик. — Так вы, значит, из Штатов, из ФБР! Что ж, мы подготовим для вас письменное заключение… То есть ещё одну копию…
— То-то же! — удовлетворённо крякнул Майкл и похлопал Виталия по плечу. — Всё будет в порядке, старина! Этим чертям я почему-то верю… Они очень постараются!
Лифт, достигнув 16-го этажа, остановился. Стоявшие у дверей Виталий и Майкл посторонились, пропуская врачей.
Подчиняясь какому-то неосознанному порыву, Юрченко двинулся было вслед за врачами, как тут же в дверях был остановлен рослым блондином в спортивном костюме. И хотя Виталий никогда не видел мужа своей подруги даже на фотографиях, он сразу понял, что перед ним именно он, трижды, десятижды обманутый им Гоша.
— Думаю, что сегодня не время и не место навещать мою жену, Виталий!
— Как? Откуда вы меня знаете?! — Юрченко, будто ожидая удара, резко выбросил правую руку до уровня головы. Удара не последовало.
— Кто ж тебя, засранца, сегодня в этом мире не знает? Уж лучше бы не знали! Н-да… Ты же тот самый разведчик Юрченко, что добровольно в Париже предложил свои услуги ЦРУ, не так ли? Твоими фотографиями заполнены первые полосы всех западных газет… И который день подряд… Вот только наша пресса, как всегда, медлит… А между тем из-за таких уродов, как ты, люди на себя руки накладывают! Ты — зверь! Ты, вообще, зачем сюда прибыл, а?!
Майкл, услышав враждебную тональность в монологе блондина, поспешил оказаться между двумя молодыми людьми. На правах начальника личной охраны Юрченко он громко объявил последнему:
— Ни слова больше по-русски, только — по-английски… Считай, Виталий, что это — приказ!
Перед тем как войти в квартиру, Гоша пропустил сначала врачей, затем, обращаясь к Юрченко, злобно процедил сквозь зубы:
— Глаза б мои тебя не видели, но я слишком люблю свою жену… Она просила тебе кое-что передать, думая, что уходит навсегда… Ничего! Я всё сделаю, чтобы поставить её на ноги и чтобы в будущем она более никогда не вспомнила о тебе, так и знай!.. Но это к делу не относится. Для меня её желания святы, так что — жди!
И Гоша с силой захлопнул за собой дверь.
* * *— Он твой соперник, не так ли? Что он несёт? — невозмутимо поинтересовался Майкл.
— Да, Майкл… Он — её муж, а я… В общем, мы никак не можем решить, кто из нас двоих имеет больше прав на одну и ту же женщину, на Валентину… Сейчас он пообещал вынести что-то…
— Чёрт возьми! — гаркнул Майкл. — Вы, русские, готовы всё превратить в драму, в трагедию… Вы забываете, что мир постарел уже на двадцать веков только новой эры, время слёз прошло, хватит! Пришло время зарабатывать деньги и тратить их на удовольствия… Надо жить вопреки всему и вся, а вы? Уже более семидесяти лет вы гоняетесь за каким-то призраком, который якобы когда-то бродил по дорогам Европы… Это ли не абсурд?! Несколько сот миллионов твоих сограждан уверовали в правоту ваших вождей и, не покладая рук, которое десятилетие кряду, продолжают строить светлое будущее всего человечества… Причём это светлое будущее — настолько тонкая материя, что его, как выяснилось, не видно даже при ярком солнечном свете… У тебя, Виталий, разве это не вызывает каких-нибудь ассоциаций?
— Нет, как будто бы… А какие, по-твоему, ассоциации должны у меня появиться?
— Сказку Ганса Христиана Андерсена «Голый король» помнишь? В те времена, видишь ли, тоже нашлись прохиндеи, которые за приличные деньги вызвались создать королю нечто сказочное… Правда, в отличие от ваших идеологов, они не требовали семидесяти лет, но мошеннической сути их проделки это не меняет… Мошенничество и в том, и в другом случае налицо! Ты сомневаешься, Виталий? Я готов доказать тебе, что это не сложнее, чем операция два плюс два — четыре! Ведь что мы наблюдаем в качестве итогов и первого, андерсеновского, эксперимента, и второго, русского? В итоге мы наблюдаем сплошную голь! С одной только, но весьма существенной разницей! Если у сказочника Андерсена весь народ был одет и лишь король ходил без порток, то у вас в России — наоборот. Ваши вожди сумели так заморочить вам головы, что вы, богатейшая страна мира, ходите нагишом! Это ли не парадокс?! Если я не прав, Виталий, поправь меня…
— Ну почему же, Майкл? Твою правоту я разделяю полностью, потому-то я и решил уйти к вам…
* * *Дверь распахнулась и в проёме показалась рука Гоши, протягивающая стопку газет.
Газеты были брошены под ноги Юрченко, но разлетелись во все стороны.
Виталий, предполагая, что в газетах может находиться личное послание Валентины, не поленился нагнуться и, ползая на корточках, собрал газеты.
И послание нашёл-таки! Обыкновенный листок из ученической тетради, на котором Валентина почти печатными буквами вывела:
«Виталик, я любила тебя, но после того, что ты сделал, я не могу больше жить. Мне стыдно, что я верила в построение совместного с тобой, нашего счастья, в возведение нашего дома, где будут только твои цветы и наши общие дети…
Прости и прощай! И хоть Бог не стал в этот раз забирать меня к себе, — таким образом я хотела уйти не только от себя, но и от тебя тоже — прошу тебя НИКОГДА больше не пытайся реанимировать моих воспоминаний о тебе — не звони, не пиши, не приходи…
