Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Григорий Львович Арш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манифест Екатерины II, который активно распространяли русские агенты, произвел большое впечатление на греков. Их надежды на освобождение питали и широко распространившиеся известия о намерении Екатерины II сделать своего внука Константина королем эллинов.
После начала русско-турецкой войны в Кронштадте готовилась к новому походу в Средиземное море мощная русская эскадра из 16 линейных кораблей и фрегатов под командованием участника Чесменской битвы адмирала С. К. Грейга. В этом плане посылка Кацониса в Архипелаг должна была подготовить поход русского флота к берегам Греции. Так считал, в частности, Г. А. Потемкин, главнокомандующий русской армии и один из инициаторов Греческого проекта. Об этом он сообщал Екатерине II 13 (24) апреля 1789 г.: «Изыскивая все способы к нанесению вящшаго вреда неприятелю и к всегдашнему его озабочиванию, отправил я в начале 788 года одного из храбрых греков майора Лампро-Кацони в Архипелаг, дабы мог он единоземцев своих приуготовить к прибытию флота Вашего Императорскаго Величества и делал бы всевозможные поиски»[150].
«Поиски» эти, как мы видели и еще увидим, были весьма успешны. В результате в 1788 г. произошло важное качественное изменение в статусе Кацониса: из одинокого капера он превратился в командира созданной им самим российской военной флотилии на Средиземном море. Несмотря на ее иррегулярный характер, флотилия находилась в подчинении главного командования армии России, весьма заинтересованного в продолжении и расширении ее операций.
Круг лиц, от которых зависел по служебной линии греческий моряк, в целом был ограничен: это был сам Г. А. Потемкин, поручивший ему миссию в Греции, а также генерал-поручик И. А. Заборовский, которому Екатерина II поручила проведение операций на Балканах и в Южной Европе, связанных с предполагавшимся походом русского флота в Средиземное море. И Потемкин, и Заборовский высоко ценили храброго грека и поддерживали его. Но непосредственно иметь дело Кацонису приходилось с российскими военными и дипломатическими представителями более низкого уровня. Начальники эти стремились командовать отважным воином, который вел самостоятельную морскую войну, и заодно «приобщиться» к его успехам. Кацонис, отличавшийся независимым характером и знавший себе цену, болезненно реагировал на эти попытки. В начале 1789 г. на этой почве у него происходит столкновение с бригадиром В. Мещерским, посланным в Триест для того, чтобы содействовать ремонту и оснащению русско-греческой флотилии для нового похода. Для это цели Мещерский выделил Кацонису небольшую денежную сумму. Заметим здесь, что, в отличие от российской флотилии Гульельмо Лоренцо, действовавшей также в это время на Средиземном море, флотилию Кацониса государство не финансировало. Содержалась она исключительно за счет трофеев, а деньги, полученные от Мещерского, были даны заимообразно. Хотя эта сумма не покрывала элементарных нужд флотилии, Мещерский потребовал, чтобы та немедленно вышла в море. Натолкнувшись на сопротивление Кацониса, бригадир обвинил его в неповиновении и через австрийского коменданта Триеста добился его ареста 17 (29) января 1789 г. и заключения в крепость.
Генерал Заборовский осудил эти произвольные действия Мещерского. В своем донесении доверенному советнику Екатерины II А. А. Безбородко от 12 (23) апреля 1789 г. он писал, что бригадир своим грубым и неразумным поведением вызвал возмущение Кацониса и задержал выход в море его флотилии. Заборовский приказал немедленно освободить Кацониса и после его освобождения принес ему извинения за поведение Мещерского[151].
Арест Кацониса вызвал большое волнение у греческой общины Триеста. Бывший генеральный консул России в Смирне (Измир) П. А. Фериери, оказавшийся в этот момент в Триесте, сообщал в своем донесении от 23 января (3 февраля) 1789 г.: «Здесь все греческое население прилагает все усилия для того, чтобы ободрить майора Ламбро и помочь ему». Согласно Фериери, когда Кацонис 25 февраля (8 марта) вышел из крепости, народ приветствовал его возгласами: «Да здравствует Екатерина II! Да здравствует Иосиф II! Да здравствует Ламброс!»[152].
Кацонис снова вышел в море из Триеста 8 (19) апреля 1789 г. К этому времени его флотилия насчитывала 10 судов, вооруженных 210 пушками (360 пушек было еще в запасе). Обновленная команда флотилии насчитывала в целом 557 человек[153].
Кампания 1789 г., как и предыдущая, была весьма успешной для Кацониса. Он продолжал наносить удары по турецкому судоходству в Эгейском море и одержал победу над турецким флотом в нескольких сражениях. Но кампания 1789 г. имела и существенные отличия от предыдущей. Впервые проявилось тогда сокровенное намерение храброго воина освободить свою родину с помощью России, а в крайнем случае – и без нее. Находившийся при Кацонисе секретарь Иван Базилевич поссорился с ним и покинул его. Оправдывая свое поведение, он написал своего рода донос на командира добровольческой флотилии контр-адмиралу С. С. Гибсу, которому после возвращения в июне 1789 г. генерала И. А. Заборовского в Россию был поручен контроль за деятельностью российских флотилий на Средиземном море. Отставной секретарь обвинял Кацониса в наличии у того планов, выходивших за рамки его обязанностей как российского офицера: «Майора Ламбро главное намерение и ежеминутные мысли, прилагая греческий народ к возмущению, возвратить от турок греческое царство и потом сделаться первенствующим. На сей то конец представляет от себя ныне в Архипелаге столько полномочным и не признает никакого начальства»[154].
О подготовке Кацониса к освободительной акции в Греции свидетельствует и его решение не возвращаться в 1789 г. в Триест, а превратить остров Кея в свою постоянную базу, по его собственным словам, в piazza d’arme[155] Архипелага. Он не согласовал свое решение с Гибсом, которого не без оснований считал своим недоброжелателем. В переписке же с Заборовским, которую Кацонис продолжал и после отъезда того, он
