Мужики - Владислав Реймонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник, занятый какими-то своими мыслями, не отвечал и только время от времени кивал головой, словно соглашаясь. Ободренный этим войт, а за ним и его приятели стали с жаром отстаивать школу, больше всех шумел мельник, не смущаясь острыми насмешками сторонников Гжели. Наконец, разозленный Гжеля крикнул:
— Мы только из пустого в порожнее переливаем.
Выбрав подходящую минуту, он подошел к начальнику и смело спросил:
— А какая же это будет школа?
— Такая, как и все! — ответил тот, открывая глаза.
— Такая нам не нужна!
— На польскую школу дадим хоть по полтине с морга, а на другую — ни гроша!
— Что толку от такой школы! Мои дети учились три года, а ни черта не знают.
— Тише, люди, тише!
— Разбрыкались, бараны, а волк того и гляди на стадо нападет!
— Крикуны окаянные, новую беду на всех накликают!
Мужики все более распалялись, орали наперебой, поднимая страшный шум. Каждый доказывал свое и убеждал других, толпа разбилась на кучки, и везде кипели споры. Громче и неистовее всех горланила компания Гжели, восставая против утверждения школы. Тщетно войт, мельник, хозяева из других деревень уговаривали, просили и даже стращали их, чем угодно, — большинство мужиков закусили удила и кричали, что на ум взбредет.
А начальник сидел, словно ничего не слыша, и шептался с писарем. Дав им накричаться вволю, он велел войту позвонить в колокольчик.
— Тише вы! Тише! Слушать! — унимали народ солтысы.
И не успела еще водвориться полная тишина, как раздался суровый голос начальника:
— Школа должна быть, понятно? Слушайте и делайте, что вам приказано!
Однако мужики не испугались, и Клемб сказал, словно отрубил:
— Мы никого не заставляем на голове ходить, так дайте же и нам ходить на тех ногах, что у нас выросли.
— Заткни глотку! Цыц, псякрев! — ругался войт, тщетно звоня изо всех сил в колокольчик.
— Я сказал и повторяю: в нашей польской школе и учить должны по-польски!
— Карпенко! Иванов! — гаркнул начальник стражникам, стоявшим в толпе, но мужики мигом окружили и зажали их, и кто-то шепнул им:
— Попробуйте только тронуть кого-нибудь!.. Нас тут человек триста… Смекаете?
Толпа расступилась, пропуская стражников, и, сомкнувшись опять, хлынула им вслед, ближе к начальнику, с глухим яростным гулом, из которого выделялись отдельные выкрики:
— Каждая тварь имеет свой голос, только нам хотят навязать чужой!
— И все-то приказы да приказы, а мужик слушайся, плати и шапку ломай!
— Скоро без позволения нельзя будет и на двор сходить!
— Коли им такая власть над всем дана, пусть прикажут свиньям запеть жаворонком!.. — крикнул Антек и под общий смех продолжал: — Или гусям — замычать, тогда утвердим школу.
— Подати наложили — платим. Рекрутов требуют — даем! А насчет этого — руки прочь!
— Тише, Клемб!.. Сам царь издал такой указ, где черным по белому написано, чтобы школы и суды были польские. Его и будем слушаться! — сказал Антек громко.
— Ты кто такой? — спросил начальник, в упор глядя на него.
Антек дрогнул, но сказал смело, указывая на лежавшие на столе бумаги:
— Там написано… Не сорока меня уронила! — дерзко добавил он.
Начальник поговорил с писарем, и тот объявил, что Антоний Борына, как состоящий под судом, не имеет права принимать участие в сходе.
Антек побагровел от гнева, но раньше, чем он успел что — нибудь сказать, начальник рявкнул: "Пошел вон!" — и глазами указал на него стражникам.
— Не соглашайтесь, мужики! Закон за нас! Ничего не бойтесь! — крикнул Антек.
И медленно пошел по направлению к деревне, поглядывая на стражников, как волк на собак, так что они предпочли держаться на приличном расстоянии.
А на площади перед канцелярией закипело опять, как в котле, спорили о школе, об Антеке, о всякой ерунде. Кто укорял соседа за прошлогоднюю потраву, кто просто отводил душу, кто шумел из одного лишь озорства, и пошла неразбериха, галдеж, сумятица, — казалось, вот-вот начнется драка. Гжеля пытался их успокаивать — мужики ничего не слушали. Войт призывал к порядку, звонил так, что у него рука онемела, и тоже ничего не добился. Люди наскакивали друг на друга, как разозленные индюки, слепые и глухие ко всему.
Только когда один из солтысов начал колотить палкой по пустой бочке, стоявшей под навесом, и бочка загудела, как барабан, мужики немного опомнились и стали унимать друг друга.
Не дождавшись тишины, начальник гневно закричал:
— Довольно разговоров! Тише там! Молчать и слушать, когда я говорю! Утверждайте школу!
Сразу все стихли, охваченные страхом, стояли, как окаменелые, и только молча и беспомощно переглядывались. Начальник так грозно всматривался в их испуганные лица, что они и думать не смели ему перечить.
Он снова сел, а войт, мельник и еще кое-кто бросились в толпу и стали уговаривать и запугивать всех.
— Голосуйте за школу! Иначе беда будет, слышали?
Тем временем писарь делал перекличку, и каждую минуту кто-нибудь из толпы кричал:
— Здесь! Здесь!
После проверки войт влез на стул и скомандовал:
— Кто за школу, переходи направо и поднимай руку!
Перешли многие, но значительное большинство осталось на месте. Начальник насупился и приказал опрашивать всех поименно, объявив, что так будет правильнее.
Это очень огорчило Гжелю: он хорошо понимал, что, если мужики будут голосовать каждый отдельно, то никто не решится идти против начальства.
Но ничего уже нельзя было поделать. Помощник писаря начал вызывать по списку, и каждый мужик подходил, а писарь отмечал его фамилию черточкой, если мужик был за школу, или крестиком, если против.
Продолжалось это долго, потому что народу была тьма, а затем объявили результат:
— Двести голосов за школу, восемьдесят против.
Компания Гжели подняла крик:
— Голосовать заново! Жульничают!
— Я сказал "нет", а он мне черточку поставил! — закричал кто-то, а за ним многие утверждали то же самое. Самые горячие уже стали кричать:
— Не позволим! Изорвать список, изорвать!
К канцелярии в этот момент подъехала коляска помещика, и толпе волей-неволей пришлось отступить в сторону. А начальник, прочтя письмо, поданное ему лакеем, объявил торжественно:
— Так, очень хорошо, значит школа в Липцах будет.
Никто, конечно, и рта не раскрыл, — стояли стеной и смотрели на него.
Он подписал какие-то бумаги и сел в коляску.
Ему смиренно кланялись, но он и не взглянул ни на кого, даже головой не кивнул и, отдав какие-то распоряжения стражникам, уехал.
Некоторое время люди в молчании смотрели ему вслед, потом кто-то из сторонников Гжели сказал:
— Ишь, мягок, хоть к ране его прикладывай! А мигнуть не успеешь, как этот ягненок волком обернется и тебе в горло зубами вцепится.
— Чем же дураков удерживать, как не угрозами?
Гжеля только вздохнул, окинул взглядом толпу и сказал тихо:
— Да, проиграли мы сегодня. Что поделаешь, не умеет еще народ за себя постоять.
— Всего боятся, так нелегко им будет этому научиться.
— И что за человек — даже закон ему нипочем!
— Законы они для нас писали, а не для себя!
Какой-то мужик из Пшиленка подошел к Гжеле.
— Я думал против школы голосовать, да как просверлил он меня глазами, у меня и язык отнялся, а писарь записал, что хотел.
— Да, столько тут жульничества было, что можно бы обжаловать…
— Пойдем в корчму. Будь они прокляты! — выругался Матеуш и, повернувшись лицом к толпе, закричал:
— А знаете, мужики, что вам начальник забыл сказать? Что все вы трусливые псы и бараны. Здорово вы поплатитесь за свою покорность!.. Ну и пусть с вас шкуру дерут. Так вам и надо!
Мужики стали было огрызаться, но их внимание отвлекла проезжавшая бричка, в которой сидел сын органиста, Ясь.
Липецкие тотчас обступили его, и Гжеля рассказал обо всем, Ясь выслушал, потолковал с ними и поехал дальше. А мужики отправились в корчму, и после второй рюмки Матеуш объявил:
— Если хотите знать, во всем виноваты войт и мельник!
— Верно, они всех больше уговаривали да стращали людей, — подтвердил Стах Плошка.
— А коли начальник грозил, значит, он уже что-нибудь знает насчет Роха! — шепотом сказал кто-то.
— Если еще не знает, так донесут ему. Найдутся охотники!
— Где стражники? — с беспокойством спросил Гжеля.
— Пошли как будто в сторону Липец.
Гжеля еще повертелся в корчме и незаметно вышел. Он пошел в Липцы полем, внимательно озираясь по сторонам.
IX
Антек, уходя, все оглядывался на толпу мужиков, как кот, которого отогнали от миски, и раздумывал, не вернуться ли назад. Но, видя, что за ним идут стражники, принял вдруг новое решение. Он по дороге сломал себе крепкий сук и, остановившись у плетня, начал строгать его, исподтишка поглядывая на стражников, которые, как ни старались идти медленнее, скоро поравнялись с ним.
