История православия - Леонид Кукушкин

Печать и подпись первого патриарха Иова

В начале 1907 г. была открыта вторая Государственная Дума, просуществовавшая полгода; ее интеллектуальный уровень был заметно ниже первой – в ней значительное число членов составляли полуграмотные крестьяне и недоучившиеся интеллигенты, ее называли поэтому «Думой народного невежества». В октябре 1907 г. прошли выборы в третью Государственную думу, которую те же острословы окрестили «Думой народного просвещения»; думское большинство состояло из октябристов и правых. К 1909 г. во всех областях народного хозяйства наблюдался небывалый подъем. В одном из своих выступлений Столыпин сказал: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Но Провидение распорядилось иначе.

В переломные годы конца XIX и начала XX вв. русская интеллигенция расслоилась по своим интересам. Некоторые стали марксистами и последователями Чернышевского, Добролюбова и Писарева, другие организовали ряд религиозно-философских обществ с явной тягой к мистицизму. Как легко понять, это разделение связано с различным отношением к религии. Признанным главой мистических течений в философии стал Вл. Соловьев, о раннем периоде жизни которого говорилось выше. Ближайшими последователями Соловьева были его близкие друзья князья Сергей и Евгений Трубецкие. Со временем ряды религиозных философов пополнились за счет представителей марксистских течений; так, видный экономист Булгаков, на работы которого ссылался Ленин, занялся сперва религиозной философией хозяйства, а затем православным богословием, став, как и его отец, священником. В этот же лагерь из лагеря марксистов перешел Бердяев; свое обращение он описал в книге «Самопознание». Здесь можно упомянуть «русского Леонардо» Флоренского, физика и математика, принявшего сан и написавшего в Троице-Сергиевой лавре замечательный труд «Столп и утверждение Истины», и, наконец, одного из немногих создателей оригинальной русской системы религиозной философии Франка, тоже начавшего с марксизма.

Митра патриарха Иова. 1595 г.

Теперь продолжим рассказ о Вл. Соловьеве, о его жизни и трудах зрелого периода. По словам Булгакова, религиозная философия Соловьева есть «самый полнозвучный аккорд». Действительно, в его системе нашли место практически все важные аспекты религиозно-философской и богословской мысли. Основные интуиции в творчестве Соловьева связаны с христианскими понятиями всеединства и Богочеловечества. Его построения не всегда укладываются в традиционное православное богословие, поэтому некоторые книги, не пропущенные русской цензурой, Соловьеву пришлось печатать во Франции – это, в частности, капитальный труд «Россия и вселенская Церковь» и книга «Русская идея». Идея всеединства у него расширена настолько, что его построения некоторые критики относят к пантеизму. Яркие рассуждения Соловьева связаны с Софией Премудростью Божией. София, как известно, глубоко почиталась еще в Древней Руси, ей были посвящены первые великие храмы – в Киеве и Новгороде. София – главная «художница» при сотворении мира. Соловьев и его последователи – «софиологи» – настолько тесно связывали Софию с Богом, что православные богословы обвиняли Соловьева за то, что он якобы из Пресвятой Троицы соорудил за счет Софии Четверицу. Идея Богочеловечества, согласно Соловьеву, – основа исторического процесса. Замечательна этика Соловьева, которой он посвятил фундаментальный труд «Оправдание добра». Глубокие и оригинальные мысли вложил философ в свои работы по эстетике и литературоведению. Соловьев был хорошим поэтом – его стихи часто иллюстрируют его философское творчество; русские поэты-символисты считали

Соловьева основоположником их течения, но он в ответ зло над ними смеялся. В заключение краткого рассказа об этой удивительной личности, оставившей заметный след в культурной жизни России конца XIX в. и начала XX в., приведем одно из характерных его стихотворений: «Бедный друг! истомил тебя путь,/ Темен взор, и венок твой измят,/ Ты войди же ко мне отдохнуть,/ Потускнел, догорая закат./ Где была и откуда идешь,/ Бедный друг не спрошу я любя;/ Только имя мое назовешь —/ Молча к сердцу прижму я тебя./ Смерть и Время царят на земле, – / Ты владыками их не зови,/ Все, кружась, исчезает во мгле,/ Неподвижно лишь солнце любви».

Умер Вл. Соловьев летом 1900 г. под Москвой в имении своего друга и ученика князя С. Трубецкого; похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с могилой своего отца-историка. Многочисленные ученики и последователи Вл. Соловьева, члены «Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева» в большинстве своем закончили свои дни за границей, куда их в 1922 г. отправил Ленин на так называемом «философском пароходе»; оставшиеся на родине, как правило, попали в сталинские лагеря.

Здесь уместно сказать несколько слов об оригинальном религиозном мыслителе второй половины XIX в., которого Вл. Соловьев в письме назвал своим «учителем и отцом духовным», и о котором Л. Толстой говорил: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком». Речь идет о Федорове – христианском философе, основные идеи которого выходят за пределы христианских принципов. Николай Федоров – незаконнорожденный сын князя Гагарина и пленной турчанки, родился в 1828 г. Учился в Ришельевском лицее в Одессе, затем преподавал историю и географию в уездных училищах. С 1867-го и до смерти в 1903 г. Федоров жил в Москве, где работал в библиотеках – сперва в Чертковской, а с 1874 г. более четверти века – в библиотеке Румянцевского музея (в советское время – имени Ленина). Он составил первый каталог книг Румянцевского музея и организовал международный книгообмен. Федоров вел аскетический образ жизни, хотя аскетом себя не считал. «Не гордись, тряпка, завтра будешь ветошью», – любил повторять он. Свою скромную зарплату он почти целиком раздавал нищим, приходившим к нему за «стипендией». Его энциклопедические познания не заглушали в нем тяги и способности к живому и оригинальному творчеству. При жизни Федоров печатался мало – ему не нравилось, что за плоды его мысли люди вынуждены платить деньги. Его главный труд «Философия общего дела» был опубликован уже после смерти автора. По мнению Федорова, философия как чистое созерцание и умозрение ставит себя в рабское положение по отношению к миру. «Чтобы сделаться знанием конкретным и живым, – писал он, – философия должна стать знанием не только того, что есть, но и того, что должно быть, т. е. она должна из пассивного умозрительного объяснения сущего стать активным проектом долженствующего быть, проектом всеобщего дела». Какое же дело Федоров считал всеобщим? Грубо говоря, его рассуждения таковы: всякая специализация разделяет людей на группы по специальностям и интересам, часто враждующие между собой. Однако есть проблема, одинаково близкая всем – это воскресение умерших предков, как бы дико, на первый взгляд, подобное дело ни выглядело. Именно его Федоров назвал общим и предложил ряд проектов по его реализации, используя достижения естественных наук. Эти проекты фантастичны, но основная идея глубоко христианская. Федоров считает, что в деле спасения «человечество призвано быть орудием Божиим», а не ждать пассивно Второго Пришествия. По Федорову, после Христа наше спасение целиком зависит от нас самих. Как он пишет: «Если первородный грех осудил нас на знание без действия, обратив древо познания в древо крестное, то древо крестное объединяет всех в стремлении превратить знание в дело». Этим нам всем открывается «возможность и способность сделаться орудием Божественного плана». Зеньковский говорит, что два пронзительных чувства, глубоко проникшие в душу философа, определили его мысли и построения: первое – чувство людской разобщенности и отсутствия истинно братских отношений в человеческом обществе, а второе – невозможность забыть о том, кто уже ушел из жизни. Эти чувства содержат осуждение тех, кто замкнулся в себе самом, кто равнодушен к живым и мертвым. Свои проекты Федоров считает новым шагом к возвещенной в Евангелии победе над смертью. Он с редкой остротой пережил христианские положения о смерти как предельном зле и неправде и о грядущем воскресении как желанной правде и своими слабыми человеческими силами стремился эту правду приблизить.

Заметным событием в жизни общества был выход в 1909 г. сборника «Вехи», где в статьях религиозных философов, правоведов, литературоведов, большинство которых прошло через увлечение марксизмом, была дана жесткая переоценка взглядов на интеллигенцию. Булгаков писал: «Нет интеллигенции более атеистической, чем нынешняя русская… Некоторая образованность, просвещенность есть в глазах нашей интеллигенции синоним религиозного индифферентизма». Богоборчеству этой интеллигенции Булгаков противопоставил смирение русских святых и подвижников. Гершензон отмечал оторванность интеллигенции от народа: «Мы сонмище больных, изолированных в родной стране – вот что такое русская интеллигенция… Каковы мы есть, нам не только нельзя даже мечтать о слиянии с народом – бояться мы его должны, пуще всех казней власти, и благословлять эту власть, которая своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Одному из составителей и авторов сборника Струве сочувственное письмо написал архиепископ Антоний Волынский: «Мы не знаем, чем больше восхищаться: научностью ли, разумностью ли ваших доводов или примиренным любящим голосом вашего обращения к инакомыслящим, или вашею верою в силу человеческой совести даже у тех, кто ее отрицает в теории, и на практике, или, наконец, вашей суворовской храбростью, вашим восторженным мужеством, с которым вы, подобно уверовавшему Савлу, обращаетесь к своим собратьям по былому ложному увлечению». Идеи веховцев получили распространение среди учащейся молодежи.