Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Именно эти комплексы эмигрантского мышления и поведения лежат в основе мышления и поведения вненациональной России. Не укорененная в России, ее истории, культуре, духовности и, соответственно, не идентифицирующая себя с ней, вненациональная Россия готова войти в любую историческую и цивилизационную реальность - в любую, лишь бы это приносило ей прибыль. Она готова навязать России любые схемы вненационального развития, лишь бы превратить ее историческое и геополитическое пространство только в экономическое, только в пространство своих экономических интересов. Чем больше оно очищено от исторических, культурных, духовных и выражающих их национальных наслоений, тем проще оно поддается бесконтрольной эксплуатации, тем проще поведение в нем.

Отсюда и особенности поведения, к примеру, инонациональной части вненациональной России из ближнего зарубежья, исповедующей мораль двойных стандартов: там, в республиках, политика превращения национального пространства в пространство национального дома, здесь, в России,- политика превращения национального пространства России в пространство проходного двора, в котором, как в проходном дворе, можно делать все, что угодно. Так национальное пространство России превращается в экономическое пространство столкновения предельно этнизированных экономических интересов, противостоящих и противодействующих развитию и реализации национальных интересов самой России. Россия превращается в то, что разрушает саму Россию.

Таким образом, логику эмигрантского мышления и поведения вненациональной России невозможно понять вне ее экономической составляющей. Не последнюю роль в ее становлении играют интересы компрадорской буржуазии. Обнаглевшая от накопленных богатств, полученных от бесконтрольной распродажи национальных ресурсов России, компрадорская часть буржуазии вознамерилась свое продажное отношение к России навязать и сделать нормой для всей остальной России. В этом смысле вненациональная Россия во многом озвучивает и объективирует идеологию компрадорской буржуазии в России, идеологию национального предательства России.

Все это актуализирует для русской и союзных ей наций совершенно особую систему проблем, связанных с решением задач национально-освободительного движения в их специфическом российском преломлении: освобождения России и в ней русской нации от пут вненационального исторического развития, не от союзных наций и исторических обязательств перед ними, а от парадигм вненационального бытия в истории, отдаляющих от основ своей национальной и исторической идентичности, от осознания своих интересов в мире как национальных и их реализации в мире в качестве национальных интересов. Хватит водить русскую нацию по духовным пустыням вненационального исторического бытия и развития.

Разрушительные итоги исторической активности вненациональной России ставят и другие вопросы. Как так случилось, что обретение Россией свободы в ее новых для нее измерениях второй раз за одно столетие превращается в разрушение России? По всей видимости, это всякий раз происходит именно в той связи и мере, в какой свобода в России превращается в свободу от России, от главного, что определяет ее как Россию, что идентично ее сущности как России - от основ локальности собственной цивилизации, ее глубинных архетипов; от собственной истории, от преемственности в ней, от всего, что не позволяет начать ее как бы заново; от самого русско-российского типа цивилизационного бытия и развития в истории; от всего, что связывает личность с обществом, государством, нацией, со всеми формами общности и единства в геополитическом пространстве России, от всех базовых структур идентичности, определяющих ее национальную суть...

В этой связи весьма показательным является поведение определенной части средств массовой информации, консолидировавшихся на вненациональной основе и взявших на вооружение ментальность отстраненного бытия по отношению к России. Их поведение оказалось сродни поведению случайного человека, случайно забредшего в чужой дом, в котором все происходящее воспринимается через призму чужого и случайного по отношению к его собственной жизни, а в некоторых случаях и просто враждебного. Круша без разбора все на своем пути, всю реальность вообще, и в первую очередь доставшуюся от советского периода отечественной истории, часть масс-медиа повела себя так, как будто та история, то общество и государство, в котором они функционируют и на сложностях и противоречиях которого они порой просто паразитируют, вообще-то говоря, и не является ни их историей, ни их обществом и государством. Для них это как бы параллельный их реальности и совершенно абсурдный мир, изначальная абсурдность которого изначально снимает с них всякую ответственность, а потому и всякое ограничение на характер их отношений с этой реальностью: по отношению к ней и в ее пределах все возможно.

Именно такая идеологическая установка стала господствующей у той и, надо признать, немалой части масс-медиа, развязавшей вакханалию вседозволенности в духовном пространстве России, которая приняла не просто разрушительный, а направленно разрушительный характер, в первую очередь и в основном по отношению к национальной и исторической России. Долгожданная свобода, в частности свобода выбора, оказалась сопряженной со скрытым и принципиальным ограничением - господством в средствах массовой информации тех, кто определял свободу этого выбора с вненациональных, а в некоторых случаях и с антинациональных позиций. Так свобода в России превратилась в свободу от России, а не для России и во имя России. Так пространство свободы было превращено в пространство разрушения исторической и национальной России, в пространство свободы от ответственности перед Россией.

Диалектика свободы от России и свободы для и во имя России многое объясняет и в пароксизмах демократии в России, и прежде всего в том, почему ценой за ассимиляцию Россией демократических процедур становилось растворение исторической, культурной и духовной идентичности России, слом основ локальности ее цивилизации. Потому что процессы демократизации России в ряде существенных моментов протекали на странной основе - на основе отрыва идеи демократии от идеи России, которой просто пренебрегли, ибо вознамерились идеей демократии вообще преодолеть идею Великой России. Произошла величайшая мистификация в истории России: из условия и средства возрождения России демократия превратилась в самоцель ее исторического бытия. Но демократией никак нельзя заменить саму Россию.

Демократия, конечно же, ценность, но ценностью является и Россия. Демократия не отменяет национальной и исторической реальности России, ее национально-государственных интересов, не дает оснований для геополитического развала России, не может и не должна стать средством оппозиции национальной и исторической России, средством слома базовых структур ее идентичности, в конце концов, условием и средством тотального разорения и обнищания России. Не слишком ли высокая цена за демократию: деиндустриализация, дегеополитизация, депопуляция, десоциализация, дегуманизация, разгосударствление, дероссиизация России. Однако, увы, демократия стала всем этим в России и именно потому, что вознамерилась стать не частью России, а в качестве нечто такого, что должно было стать вместо нее. Так демократия для России или Россия для демократии или, что еще хуже, демократия вместо России? Какая же это демократия, которая разрушает национальное в истории и историческое в нации, нацию как нацию, Россию как Россию?

А это как раз та самая, которая хочет собой заменить все базовые структуры национальной идентичности в России, которая стремится к тому, чтобы всякий акт идентификации в России был связан и по своей сути определялся только ею, не выходил за пределы абстракций ее бытия. Это та демократия, которая открыла анклавы для манипуляции национальным сознанием России на почве абстракций, в частности, общечеловеческих ценностей, которая все ценности в России попыталась свести к общечеловеческим, идентифицировать с ними все в России и всю Россию. И как закономерный результат всего этого: никому еще в мире общечеловеческие ценности не обходились так дорого, как России, ибо это единственная страна, решившая идентифицировать себя с абстракцией общечеловеческих ценностей, жить ими, а не национальными ценностями в истории, превратив свое бытие в истории в одну из форм исторического суицида.

Мы все время пытаемся приспособить Россию к тому, что ею не является то к мировой революции, то к социальному освобождению всего человечества, то к общечеловеческим ценностям... а задача была и остается другого, но одного и того же порядка - приспособить все, что есть или входит в Россию, к самой России; пора осознать: все, что не является Россией, является утопией в России.