Взлет и падение третьего рейха (Том 1) - Ширер Уильям

В войне против Англии военно-воздушные силы должны быть использованы для воздействия на морские коммуникации Англии, для нанесения ударов по военно-промышленным объектам и уничтожения транспортов с войсками, отправляемых во Францию.

Необходимо использовать благоприятные возможности для нанесения эффективных ударов по скоплениям английских военно-морских сил, в особенности по линейным кораблям и авианосцам. Приказ о бомбардировке Лондона будет отдан мною.

Налеты на английскую метрополию должны быть подготовлены с таким расчетом, чтобы по возможности избежать незначительных успехов вследствие нанесения удара ограниченными силами.

Адольф Гитлер

Итак, 31 августа, вскоре после полудня, Гитлер отдал письменный приказ о нападении на Польшу на рассвете следующего дня. Из его первой директивы видно, что он не был уверен, как поведут себя Англия и Франция. Он не хотел нападать на них первым. Если они начнут военные действия, то он будет готов им противостоять. Вероятно, писал Гальдер в своем дневнике 28 августа, англичане, учитывая их обязательства перед Польшей, будут "вести мнимую войну". Если так случится, фюрер "не обидится".

Скорее всего, нацистский диктатор принял роковое решение даже раньше, чем в первой половине дня 31 августа. В 18.40 предыдущего дня Гальдер записал в дневнике сообщение подполковника Курта Зиверта, адъютанта генерала Браухича: "Подготовку осуществить таким образом, чтобы можно было начать наступление 1.9 в 4.30. В случае если переговоры в Лондоне вызовут необходимость отсрочки, начало наступления будет перенесено на 2.9. Тогда нам будет сообщено об этом завтра до 15.00... Фюрер: (Приказ о наступлении) либо 1.9, либо 2.9. После 2.9 уже ничего не будет". Из-за осенних дождей наступление надо было начинать немедленно или совсем его отменить.

Рано утром 31 августа, когда Гитлер все еще заявлял, что он ожидал польского представителя, германская армия уже получила приказ. В 6.30 утра Гальдер записал: "Хаузер сообщает, что из имперской канцелярии отдан приказ выступать 1.9... В 11.30:

Штюльпнагель доложил по вопросу урегулирования срока начала наступления - 4.45. Избежать выступления западных держав, по-видимому, нельзя. Тем не менее фюрер принял решение начать наступление". Через час была издана официальная Директива э 1.

Я помню, какой напряженной была атмосфера в Берлине в тот день. Казалось, все пребывали в каком-то трансе. В 7.25 утра Вайцзекер позвонил Ульриху фон Хасселю, одному из заговорщиков, и попросил приехать к нему немедленно. Статс-секретарь видел последнюю надежду в том, чтобы Гендерсон убедил Липского и его правительство немедленно прислать полномочного представителя или по крайней мере объявить о таком намерении. По мнению статс-секретаря, Хассель в этой связи мог бы навестить своего друга Гендер-сона, а заодно и Геринга. И Хассель постарался. Он дважды встретился с Гендерсоном и один раз с Герингом. Казалось, ветеран дипломатической службы и антинацист не понимает, что развитие событий зашло так далеко, что его жалкие усилия ничего не дадут. Не понял он и степени растерянности Вайцзекера, как и других "хороших" немцев, которые, конечно, хотели мира на немецких условиях, хотя 31 августа всем было ясно, что война неизбежна, если Гитлер или поляки не уступят, а об этом не шло и речи. И все же, как явствует из дневниковой записи, сделанной в этот день Хасселем, он полагал, что поляки уступят и пойдут по тому же гибельному пути, что Австрия и Чехословакия.

Когда Гендерсон пытался указать Хасселю на то, что основной трудностью в этом деле являются методы немцев, которые "хотят командовать поляками, как маленькими глупыми мальчиками", Хассель отвечал, что "упорное молчание поляков тоже вызывает возражения". Он говорил, что все зависит от Липского, "который должен не задавать вопросы, а заявить о готовности вести переговоры". Даже Хассель считал, что поляки, над которыми нависла угроза вторжения отмобилизованной армии, не должны задавать вопросов. Суммировав свою "окончательную точку зрения" по поводу начала войны, бывший посол не только обвинил в этом Гитлера и Риббентропа, которые "сознательно шли на развязывание войны с западными державами", но и возложил большую долю ответственности на поляков, а вместе с ними на французов и англичан. "В свою очередь поляки, - писал он, - с их польским чванством, славянской праздностью, уверенностью в помощи со стороны Англии и Франции упустили последний шанс избежать войны". Может возникнуть вопрос: какой шанс они упустили, кроме как подчиниться всем требованиям Гитлера? "Правительство в Лондоне, - пишет далее Хассель, - прекратило свои попытки в последние дни и беззаботно взирало на развитие событий со стороны. Франция проделала такой же путь, но с большими колебаниями. Муссолини делал все, что было в его силах, чтобы избежать войны". Если так заблуждался высокообразованный и опытный дипломат Хассель, то совсем неудивительно, что Гитлеру легко удалось одурачить большинство немецкого народа.

В тревожный вечер последних мирных суток вплетается гротескная интерлюдия. Зная о решениях, принятых в течение дня, можно подумать, что главнокомандующий люфтваффе, которому назавтра " предстояло проводить все воздушные операции против Польши, был занят необычайно. Напротив, Далерус пригласил его в отель "Эспланада", где был организован шикарный стол с коньяком. Коньяк был настолько хорош, что Геринг, уходя, прихватил с собой две бутылки; Далерус, доведя фельдмаршала до нужного ему расположения духа, предложил пригласить для беседы Гендерсона. Получив на это разрешение Гитлера, Геринг так и сделал - пригласил Гендерсона и Форбса к себе на чашку чая к пяти часам. Далерус, о присутствии которого Гендерсон не упоминает ни в своем последнем докладе, ни в своей книге, предложил, чтобы Геринг от имени Германии встретился с представителем Польши в Голландии. Гендерсон обещал передать это предложение в Лондон. По версии английского посла во время беседы за чашкой чая Геринг "в течение двух часов говорил о прегрешениях Польши и о желании герра Гитлера и самого Геринга дружить с Англией. Это был разговор, который не мог к чему-либо привести... У меня сложилось впечатление, что это была последняя попытка отколоть Англию от Польши... Я догадался о самом худшем из того факта, что в столь ответственный момент он смог уделить нам так много времени... Вряд ли он мог бы потратить на нас столько времени, тем более в такой сложный момент, если бы все до мельчайших деталей не было подготовлено..."

Третье описание этого странного чаепития было сделано Форбсом по просьбе адвоката Геринга.

"Атмосфера была безнадежной, но вместе с тем дружественной.

...Геринг довел до сведения английского посла следующее: если поляки не сдадутся, Германия передавит их, как блох, а если Британия объявит Германии войну, то он будет очень сожалеть об этом, потому что это будет крайне неразумно со стороны Британии".

Вечером же Гендерсон направил в Лондон телеграмму, в которой говорилось: "Бесполезно будет с моей стороны делать дальнейшие предложения, поскольку события все равно обгонят их. Для нас остается один путь: мы должны со всей решительностью показать, что силе противопоставим силу" {Он, возможно, составил проект доклада в тот же вечер, но отправил его в Лондон только а 15.45 на следующий день, то есть через двенадцать часов после нападения Германии на Польшу. Этому предшествовал ряд телеграмм и телефонных звонков, в которых он сообщал о начале военных действий. В докладе говорилось;

"Взаимное недоверие между немцами и поляками настолько велико, что я не думаю, что могу с пользой и против своей воли согласиться с любыми новыми предложениями, поскольку они окажутся опрокинуты дальнейшими событиями. Последней надеждой остается наша непримиримая позиция силе противопоставить силу". - Прим. авт.}.

Иллюзии сэра Невилла Гендерсона, похоже, окончательно рассеялись. Несмотря на свои многолетние попытки умиротворить ненасытного нацистского диктатора, его миссия в Германии, по его собственным словам, провалилась. Этот недальновидный англичанин, чью дипломатическую деятельность в Берлине можно охарактеризовать как деятельность вслепую, вдруг трезво взглянул на свои разрушенные надежды и невыполненные планы. И хотя на следующий день, в первый день войны, он испытал еще один сокрушительный удар, накануне ему в голову пришла древняя как мир истина: иногда силе надлежит противопоставить силу {Так как некоторые мои друзья, прочитав этот отрывок, поставили под сомнение мою объективность, вероятно, имеет смысл привести иное мнение о британском после в Берлине. Сэр Л. Б. Нэмир, английский историк, характеризует Гендерсона следующим образом: "Самодовольный и высокомерный, тщеславный, не признающий чужого мнения, строго придерживавшийся своих предвзятых суждений, он слал телеграммы, доклады и письма в огромных количествах и невероятной длины. В них сто раз повторялись его необоснованные взгляды и суждения. Достаточно глупый, чтобы считаться опасным, и достаточно неглупый, чтобы считаться неопасным, он был типичным неудачником". (Нэмир Л. Б. В нацистскую эру, с. 162.) - Прим. авт.}.