Сборник "Приграничье" - Павел Корнев

— Спасибо, — я открыл дверь.

— Да не за что. — Торговец потер ухо и прищурился. — Вы чисто теоретически интересуетесь или практическое применение имеется?

— Честно говоря, сам пока не знаю, — откровенно сознался я и вышел на улицу.

Дождь уже закончился, но небо по-прежнему затягивали серые тучи. Хоть бы по новой не зарядил, и так уже грязи по колено. Я остановился, покачиваясь на последней ступеньке, и задумался.

Ну и что в итоге удалось узнать? Ветрицкий не соврал — он действительно меня здесь видел. Теперь стала ясна цель моего визита в «Западный полюс» — поиск нечувствительного к холоду уника. Но зачем? И главное — как закончился тот визит?

Ладно, ерунда это все. Другой вопрос на повестке дня стоит: идти ли в Гетто? Есть смысл вообще в это дело еще глубже влезать? Не нравится мне, как оно попахивает. Тухловатый запашок. Влезу в чужую игру — запросто голову оторвать могут. Но если во всем сейчас не разобраться, кто знает, какой неприятный сюрприз в дальнейшем всплыть может? Надо бы разузнать, что к чему.

С соседней улицы по лужам прошлепали четверо дружинников. Они через приоткрытое окно о чем-то посовещались с водителем «Газели» и направились во дворы. Ладно, пора и мне двигать: пока всех обегу, ужинать время подойдет, а я еще не завтракал. Ну и куда податься в первую очередь? В Гетто или Ворона искать? Загляну-ка для начала к уродам — своя шкура ближе к телу. Глядишь, и получится чего разузнать.

Подняв воротник куртки — чего-то меня знобило, — я пошел вверх по Красному проспекту, а когда он уперся в поваленный забор и длинные гаражные боксы бывшего автотранспортного предприятия, свернул налево и по проложенным доскам перебрался через огромную лужу. Впереди показался раскисший от дождя пустырь, но пересечь его труда не составило: тропинка из дробленого кирпича и шлакоблоков возвышалась над глинистой почвой сантиметров на десять. Сразу после этого пустыря и начиналась настоящая северная окраина.

Оглядевшись по сторонам, я на всякий случай расстегнул куртку. Пусть никого из местных обитателей пока и не видно — от дождя попрятались, не иначе, но ухо надо держать востро, а руку недалеко от пистолета. Чужаков здесь не любят. Нет, не так. Чужаков здесь очень не любят. И пусть пришлым нигде особо не рады, тут эта нелюбовь выражалась слишком уж непосредственно. Никогда не знаешь, чем из-за угла засветят. А чего удивляться? Нормальной работы поблизости нет и в обозримом будущем не предвидится, а Дружина заглядывает только для того, чтобы облаву устроить. И что остается? Торговать наркотой, воровать у соседей, бить морды таким же люмпенам, как ты, грабить чужаков и пытаться пробиться в одну из многочисленных банд.

Только банды здесь, кстати, и поддерживали хоть какое-то подобие порядка. Разумеется не все, а только самые крупные. Чистые, Крестоносцы, Максимки, Ночные охотники и еще с полдюжины преступных сообществ контролировали свои кварталы и весьма жесткими, а точнее, жестокими, методами наводили порядок. Спокойней от этого на северной окраине не становилось: слишком уж разные правила они насаждали, да и основные силы уходили на борьбу с конкурентами. Ничего, приедут варяги из Северореченска, Дружина первым делом большой шухер здесь устроит.

На ближайшем доме красовались причудливо вписанные в граффити кресты, и сразу становилось понятно, кто здесь заправляет. Стараясь не углубляться на территорию Крестоносцев, я срезал через дворы и вышел к обшарпанным двухэтажкам. Все, теперь еще пара кварталов и уже Гетто начнется.

Впереди кто-то шмыгнул в подворотню, и я, насторожившись, замедлил шаг. Да нет, не видно никого. Только гарью пахнет. Это еще откуда? Пожар? Нет — угол дома оказался разворочен, а стена закопчена. Размытая дождем сажа грязно-серыми потеками стекала на землю. Немного дальше на стене кто-то аккуратными ярко-красными буквами вывел: «Свободу измененным!» Интересно, сначала бомбу взорвали, а потом уже лозунг намалевали, или наоборот?

Настороженно оглядываясь по сторонам, я добрался до бетонного забора Гетто, по верху которого были пущены витки «егозы». За забором виднелись длинные крыши бараков. Тоска зеленая. И как там только люди живут? Хотя какие люди? Людей там нет. Одни уроды.

Серые бетонные плиты оказались исписаны множеством лозунгов, большинство из которых были почти неразличимы из-за намалеванных поверх белых полос известки. «Смерть уродам!», «Сдохните, твари!», «Катитесь в ад!» Смерть уродам, уродам смерть. Смерть, смерть, смерть. Не очень оригинально, зато исключает всякое недопонимание гражданской позиции писавших. Уродам смерть и все дела. Все в жизни просто и понятно.

Пока шел к проходной, взгляд несколько раз цеплялся за рассекавшую красный круг ломаную синюю молнию и уже знакомые слова «Свободу измененным!». Измененные, надо же. Что ж, с этим определением не поспоришь. Изменило уродов, можно сказать, до полной неузнаваемости.

Легонько вздрогнула земля, и откуда-то с запада донесся гул далекого взрыва. Опять бомбисты шалят?

— А ну стоять! — крикнул мне из-за перегораживавшего проезд в Гетто бетонного блока автоматчик в брезентовом дождевике, голову которого, к моему несказанному удивлению, прикрывала зеленая армейская каска. Между расстегнутых пол дождевика виднелся бронежилет.

Нет, я, конечно, понимаю, что так по уставу положено, но чтоб по своей воле кто-то из армейских эту кастрюлю на голову напялил? Что здесь происходит?

— Стою, — сразу же выполнил распоряжение я.

В узких бойницах блокпоста замелькали тени, наружу высунулся автоматный ствол. Что за нездоровый ажиотаж? Караульным же положено за уродами приглядывать и выход за территорию Черного квадрата пресекать, чего они как в осаде сидят?

— Чего надо? — Автоматчик в дождевике честно пытался контролировать мои движения, но нет-нет да и скашивал глаза на дома у меня за спиной.

Я молча отогнул отворот куртки, чтобы стала видна служебная бляха. Что-то они совсем зашуганные. И ведь это не простые дружинники, а гарнизонные вояки, которые ко всему привычны должны быть. Как частенько повторяет Селин: «Все страньше и страньше».

— Проходи, — немного успокоившись, разрешил караульный. — Да не стой столбом, шевели копытами.

В караулке оказалось еще трое гарнизонных и дремавший на раскладушке рядом с буржуйкой небритый мужик. Если верить красной повязке на левом предплечье — инспектор СЭС. Совсем молодой пацан с АКМ в руках пристроился у внешней бойницы и прикрывал направившего меня сюда караульного. Бородатый боец в черной вязаной шапочке с РПК контролировал подходы к блокпосту со стороны Гетто. Черноволосый усатый лейтенант сидел за сколоченным из некрашеных досок столом, на котором лежали две лимонки, жезл — судя по лазурному навершию, заряженный чем-то шоковым, — и распечатанная пачка папирос. Со спинки стула на ремне свисал АКМ.