Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

Я так жить не могла. Знаю, это моя проблема. Я еле дотянула до конца семестра, поехала домой на рождественские каникулы и уже не вернулась обратно. Долгое время это не имело значения (возможно, никогда не имело), поскольку у меня по-прежнему оставались друзья — люди, навещавшие меня, даже когда Блеки и Катрин уезжали на ранчо или путешествовали по Франции. То есть в известном смысле Блеки оказалась права: мир действительно сам приходил ко мне.

Только я-то прекрасно все понимала.

В субботу у Сью выходной. Она проработала в Пенобскот-Филдз одиннадцать лет и заслужила право на нормальные выходные. Я не собиралась портить ей отдых. Я встала рано, еще до семи, накормила котов, выпила кофе и вышла на улицу.

Я направилась пешком в центр. В прошлом Рокленд был одним из самых вонючих городов в Штатах. Птицефабрика и рыб-заводы; дурные запахи и гнилостный смрад, распространяющиеся от торгового порта. Сейчас все изменилось, конечно. Теперь здесь находится известный музей, и в помещениях продовольственных лавок, опустевших после закрытия заводов, открылись разнообразные бутики. В настоящее время в городе работает лишь один консервный заводик, который расположен за станцией Стейт-Гард, на Тилсон-авеню. И только когда дует ветер с залива, вы слышите тяжелый запах рыбных костей и гниющей наживки, перебивающий аромат жареных кофейных зерен и выхлопных газов.

В центре было почти безлюдно. Несколько человек сидели за столиками у кафешки «Секонд Рид» и пили кофе. Я вошла внутрь, взяла кофе с круассаном, а потом вышла на улицу и неторопливо направилась к заливу. Почему-то, когда я прогуливаюсь пешком, вид моря обычно не повергает меня в смятение. По-видимому, здесь все дело в замкнутом пространстве машины или автобуса; все дело в стремительном движении и в сознании, что где-то там, снаружи, есть другой мир; в сознании, что Аранбега плывет там в жемчужно-голубой дымке, а я здесь парю в черноте, вдали от своего безопасного убежища, не чувствуя своего тела, словно астронавт в открытом космосе, задыхаясь и зная, что рано или поздно этот кошмар закончится.

Но в тот день, стоя на причале с пропитанными креозотом деревянными сваями и глядя на оранжевые апельсинные корки, тихо покачивающиеся на черной воде, на кружащих над заливом чаек… в тот день я чувствовала себя совсем неплохо. Я выпила кофе, съела круассан, подбросила последний кусочек хрустящей корочки в воздух и пронаблюдала за чайками, которые с пронзительными сварливыми криками устремились за ним. Я взглянула на часы. Без малого восемь, все еще слишком рано, чтобы идти к Блеки. Она любила поспать, а Катрин любила утренние тишину и покой.

Я двинулась обратно к Главной улице. На ней уже появились первые редкие автомобили, люди отправлялись за покупками в супермаркет Шоу и торговый центр Уол. Я остановилась на углу в ожидании зеленого сигнала светофора, бросила взгляд на витрину ближайшего магазинчика и увидела объявление за стеклом:

Ежегодная дешевая распродажа при Епископальной церкви Св. Бруно состоится в субботу 7 сентября, с 8 до 15 часов.

Ланч подается с 11:30

В прошлом на месте Пенобскот-Филдз простирался широкий, поросший люпинами луг, который начинался сразу за церковью Святого Бруно. Близость последней служила одной из причин, побудивших Блеки и Катрин перебраться именно в этот поселок для престарелых. В церковь я не хожу, но летом усердно бегаю по мелким распродажам домашнего имущества в Рокленде. После Дня труда они устраиваются редко, но распродажа при церкви Святого Бруно вполне компенсирует данное обстоятельство. Я порылась в сумке, проверяя, на месте ли мои бумажник и чековая книжка, а потом торопливо зашагала по улице, чтобы успеть к самому открытию.

Там уже выстроилась очередь. Среди собравшихся я узнала пару перекупщиков и нескольких завсегдатаев, которые приветливо кивали и улыбались мне. Здание церкви Святого Бруно построено в конце девятнадцатого века в стиле поздней неоготики по проекту Халберта Листона. Деревянно-кирпичные перекрытия, сложенные из местного сизовато-серого камня стены, крытая шиферной плиткой крыша. Разумеется, распродажа устраивалась не в самой церкви, а в примыкающем к ней здании церковной общины — с белеными каменными стенами, таким же деревянно-кирпичным вторым этажом и окнами, затейливо оплетенными лозами отцветающего ломоноса и увядшего виргинского плюща.

— Восемь часов! — добродушно крикнул кто-то в начале очереди. Бобби Дэй, седеющий хиппи, владелец букинистического магазина в Кэмдене. — Пора открываться!

Пожилая женщина выглянула в окно, в последний раз окинула взглядом собравшуюся толпу и кивнула. Дверь открылась. Толпа разом хлынула вперед, раздался смех, гул возбужденных голосов, кто-то крикнул: «Марж, берегись! Они идут!» Потом я оказалась внутри.

В передней части зала стояли длинные столы с постельным и столовым бельем, окруженные женщинами, уже набравшими полные охапки фланелевых простыней и расшитых скатертей.

Я скользнула беглым взглядом по столам, а потом быстро осмотрела мебель. Весьма недурственные вещи: кресло с откидной спинкой и съемными подушками, старая дубовая скамья-ларь, несколько плетеных стульев, прялка. Община Епископальной церкви всегда устраивала качественные распродажи — не в пример местному Обществу домохозяек или безвестным церковным приходам, разбросанным вдоль дороги на Уоррен.

Но Уединенный Дом уже был битком набит моими собственными недурственными вещами подобного рода, не говоря уже о трудностях с доставкой на остров. Поэтому я направилась в глубину зала, где Бобби Дэй уже рылся в стоящих на полу ящиках с книгами. Мы обменялись приветствиями; Бобби улыбнулся, но не оторвал взгляда от книг. Из уважения к нему я не стала задерживаться там и прошла в дальний угол помещения. У заваленного разным хламом стола стоял старик в холщовом фартуке с поблекшим силуэтом святого Бруно.

— Все вещи из первых рук. — Он обвел рукой сборную солянку из глиняных пивных кружек, разномастного столового серебра и коробок из-под обуви, до отказа заполненных свечами, пуговицами, баночными крышками. — Все по доллару.

Я усомнилась, что хоть один предмет здесь стоит больше пятидесяти центов, но кивнула и медленно двинулась вдоль стола. Бульонная чашка с обитыми краями, несколько уродливых стеклянных пепельниц. Поношенные детские шапочки с отрезанными завязками. Игра-головоломка. Пока я рассматривала выставленные на продажу вещи, к столу торопливо подошла плотная женщина с суровым неулыбчивым лицом и битком набитой холщовой сумкой — краем глаза я увидела тусклый блеск меди и олова, а также темно-зеленый глянец глазурованной керамической вазы Теко, очень симпатичной. Перекупщица. Избегая моего взгляда, она потянулась жадно трясущейся рукой к предмету, который я не заметила: потемневшей от времени серебряной фляге, спрятанной за составленными одна в другую пластиковыми корзинками для пасхальных яиц.