Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

А если ему повезет воротиться назад, что он сможет предпринять? Наверное, немногое, но, черт побери, все равно стоит попробовать. Прежде всего надо будет сгинуть, запропасть без вести, убраться из данной местности и вообще скрыться. Те, кто стоит за разработкой ловушек на людей, скорее всего, постараются его обнаружить, а он должен поставить себе задачу, чтобы это оказалось необыкновенно сложно. Затем, если он справится с первой задачей, надо начать дознание и выследить воротил, о которых говорил Джонатон, а если и не их, то тех, кто причастен к этой истории.

И он не вправе позволить себе даже намекнуть кому-то, что у него на уме. Потому что этот кто-то может, даже без злого умысла, проболтаться прислуге или, еще хуже, попробует воспрепятствовать его намерениям, не испытывая в душе желания менять ровное течение здешней приятной жизни.

Он не уходил с веранды, пока Андервуд и Чарли не вернулись с добычей. Их охотничьи сумки были так набиты дичью, что накинутые на плечи плащи торчали дыбом. Они вошли в дом все втроем и присоединились к остальным, собравшимся в гостиной с целью опрокинуть рюмку-другую перед обедом.

На обед подали, как Джонатон и предсказывал, жаркое из вальдшнепов, а потом ежевичный пирог. И то и другое было необыкновенно вкусно, хотя косточек в пироге, по мнению Латимера, можно было бы оставить и поменьше.

После обеда они вновь собрались в гостиной и толковали о пустяках. А еще позже Алиса опять играла, и опять Шопена.

Очутившись наконец у себя в комнате, он подтащил стул к окну и сидел, всматриваясь в загадочную группу берез, пока внизу не прекратилось всякое шевеление, а потом не двигался еще часа два, чтобы удостовериться, что остальные если не заснули, то, по меньшей мере, разбрелись по постелям. Только тогда он на цыпочках спустился с лестницы и прокрался через заднюю дверь. Висящий в небе полумесяц давал достаточно света, различить искомые березы не составило труда. Но когда он приблизился к ним, его одолели сомнения. Не смехотворно ли задуманное? Что, если он залезет на валун, прыгнет в направлении среднего дерева — и шмякнется наземь, а больше ничего не случится? Что ему останется? С трудом переставляя ноги, втащить себя, как сомнамбулу, обратно наверх и завалиться спать. Потом, спустя недолгое время, он постарается забыть об этом происшествии и забудет, словно такого эпизода вовсе не было. Однако, напомнил он себе, он же швырял агаты поверх валуна и, сколько ни искал их, не обнаружил…

Он взобрался на валун и встал в рост, балансируя на закругленной верхушке. Вытянул вперед руки в расчете, что успеет в случае чего ухватиться за березу и подстраховаться от жесткого падения. И отчаянно бросился вперед.

Полет был коротким, а приземление жестким. Береза, за которую он рассчитывал ухватиться, словно испарилась.

В небе сверкало жаркое солнце. Под ногами была не сочная лужайка, а сыпучий суглинок без следа травы. Вокруг виднелись деревья, но среди них ни одной березы.

Поднявшись на ноги, Латимер обернулся, хотел взглянуть на дом. Вершина холма лежала перед ним нагая, дома не было и в помине. Хотя за спиной слышался тот же неизменный грохот прибоя, бьющего по наваленным на берегу камням и рассыпающегося в пыль.

Налево, футах в тридцати, рос мощный тополь, и его листья шелестели под налетающим с моря ветерком. Дальше стояла ободранная сосна, а ниже по склону рощица каких-то деревьев, похожих на ивы. Землю покрывал мелкий папоротник — и то не сплошь, там и сям виднелись дождевые промоины, — и еще какая-то низкая поросль, которую он не умел опознать.

Он почувствовал, что вспотел. Пот сбегал от подмышек, струился ручейками по ребрам — то ли от солнца, то ли от страха. Потому что он испугался, нет, окаменел от страха, каждую клеточку свело страхом до боли.

В придачу к одиноким тополю и сосне над папоротниками и другой низкорослой зеленью поднимались кусты, впрочем тоже невысокие. С куста на куст, чирикая, перелетали птицы.

Внизу у моря пронзительно орали какие-то другие птицы — хорошо еще, что их глушил шум прибоя. Наверное, чайки, решил Латимер, или кто-нибудь в том же роде.

Первый приступ страха медленно рассосался, и он понял, что способен идти. Сделал осмотрительный шаг, второй — и бросился бегом вверх по склону туда, где стоял, где должен был стоять дом, но где теперь ничего не было.

Впереди в кустах что-то зашевелилось, и он резко затормозил, готовясь обойти это что-то сторонкой. Из зарослей высунулась голова и уставилась на него немигающими глазами. Притупленная чешуйчатая морда, а за ней шея и спина, где чешуя переходила в настоящие броневые плиты. Тварь неодобрительно заворчала, шагнула к Латимеру, потом замешкалась и застыла, по-прежнему не сводя глаз с человека и по-прежнему не мигая. Вся спина ее была покрыта костными плитами, набегающими одна на другую. Передние лапы были подогнуты, плечи поднимались над почвой фута на четыре. В поведении твари не было ничего особо угрожающего, скорее, она попросту любопытствовала.

Дыхание встало в горле колом. Однажды, давным-давно, Латимеру довелось видеть эту тварь на картинке — художник изобразил не такую именно тварь, но очень похожую. Как ее там величали? Анки и еще что-то… Он сам удивился, что название не стерлось из памяти: анкилозавр. Но ведь тварюга вымерла миллионы лет назад! В подписи под тем рисунком утверждалось, что она достигала шести футов роста и пятнадцати в длину. Эта, живая, была отнюдь не столь велика. Недомерок, мелькнула мысль, а может статься, молодая особь, или другой подвид, или детеныш этого анки — как бы его там ни называли.

Осторожно, почти на цыпочках, Латимер обошел анкилозавра подальше, хоть тот и не пробовал приблизиться, а лишь вертел головой, провожая человека взглядом. Удаляясь, Латимер поминутно оборачивался через плечо и проверял, как ведет себя тварь, не шевельнулась ли. Она травоядная, внушал он себе, она не опасна ни для кого, а броня на спине — чтобы отвадить хищников, домогающихся ее собственной плоти. Но упоминалось ли в той подписи черным по белому, что тварь травоядная? Этого он припомнить не мог, как ни старался: по данному конкретному поводу в памяти не отложилось ровным счетом ничего.

Но с другой стороны, если даже эта тварь травоядная, то поблизости бродят и другие, хищные. Куда же, во имя всего святого, его зашвырнуло? Почему он не задумывался всерьез о возможностях такого рода? На каком основании решил, что автоматически вернется в свою эпоху, и не принял в расчет, что может очутиться в каком-либо ином времени? И почему, хотя бы предосторожности ради, не позаботился об оружии? В библиотеке были крупнокалиберные ружья, можно бы без затруднений прихватить со стойки одно из них и две-три коробки патронов, да вот в голову не пришло…