Улыбка Мицара - Михаил Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На экране продолжали плясать математические знаки. На столе жужжал небольшой записывающий аппарат. Он выталкивал исписанные листы, которые аккуратно ложились на стол директора.
Но вот экран погас. Формула была составлена. Филипп прильнул к листам. Куда только девался его флегматизм! Но его опередили другие.
— Спокойно, спокойно, — сказал директор, тоже оживляясь все более и более. — Вы же не дети. Впрочем, сейчас я в атом не уверен. Разложите формулу на столе.
Лингвисты забыли о присутствии Мадии. Спорили, доказывали, ерошили волосы, бегали по кабинету. Они говорили об однотипности некоторых знаков и звуковых аккордов. Каждый доказывал свое. Единого мнения не было. Включили какой-то другой экран, на нем появилась формула испанской фонемы, — потом негритянской. После резких и быстрых споров пришли к выводу, что формула фонемы отличается от всех существующих на Земле и что потребуется разработать новую методологию для расшифровки сигналов.
Мадия глубоко вздохнула. Только теперь молодые ученые вспомнили о ее присутствии.
Директор института вернулся на свое место за столом и спросил Мадию:
— Вы можете оставить нам запись сигналов?
— Конечно, если она вам нужна.
— Договоримся так: Комитет галактической связи обратится к нам с официальной просьбой о расшифровке сигналов, вашу заявку мы включим в план нашей работы.
— И много времени потребуется для расшифровки?
Мадия поймала взгляд Филиппа. Взгляд этот говорил — ничего определенного тебе не скажут.
— Филипп, ты можешь сейчас ответить на этот вопрос? — обратился директор института.
— Не меньше чем через месяц, — ответил Филипп, все еще не отводя своего взгляда от Мадии.
— Вашим сигналом будет заниматься Филипп Корин. Если он не разгадает, то… — Директор развел руками и вышел из-за стола. — Так не забудьте о заявке.
В гостиницу Мадия вернулась в хорошем настроении. Переодеваясь к обеду, она думала, что у Чарлза надолго испортится настроение, когда Корин расшифрует сигнал. Она засмеялась. Засмеялся и ее двойник в зеркале. Она погрозила ему пальцем и вышла из спальни.
Звездный Совет ответил быстро.
— Кого вам угодно?
— Соедините меня с Председателем Звездного Совета.
— Кто будет говорить?
— Мадия Тарханова.
На экране появился Председатель Звездного Совета. Козырев сидел за столом, разбираясь в бумагах. Вид у него был озабоченный.
— Это я, Мадия.
— Да, да, — рассеянно ответил он, оставляя бумаги. Рассказывай, как твои дела.
Выслушав ее, как всегда, внимательно, он заговорил сам:
— Все сделанное одобряю. Ты просила разузнать о Луне. Неделю назад он был в горах Сихотэ-Алиня, оттуда северной трассой вылетел в Москву. Послезавтра на Рижском взморье мы собираемся проводить испытание шаров. Лунь должен быть там. В Москве его позывные…
Мадия хотела сказать еще что-то, но Козырев, извинившись, выключился. «Теперь можно пообедать», — подумала Мадия, но прежде, чем выйти из номера, решила позвонить Луню. Все, что связано с экспедицией Тарханова, очень интересовало ее, а Лунь, пожалуй, больше, чем кто-либо другой, знает об этой экспедиции.
Мадия набрала позывные звездолетчика. Поистине, сегодня счастливый день! Лунь отозвался почти немедленно и с веселым недоумением несколько секунд разглядывал Мадию. Но вот широкая улыбка тронула его губы:
— Узнаю, узнаю, Мадия! Я вам нужен?
— Да, Игнат.
— Что ж, я как раз собираюсь обедать. Приходите в «Русскую закуску», хорошее кафе. — Он назвал адрес.
Лунь опередил ее. Он сразу заметил, как она вошла и как остановилась у входа, оглядывая и посетителей, и простенькую обстановку кафе. Она не замечала его, хотя он и Шагин сидели в десяти шагах от нее. Шагин придвинул к себе тарелку с ростбифом, проследил за взглядом Луня и спросил друга:
— Нечто новое?
— Внучка Ритмина Тарханова, — оглушил его Лунь.
Шагин чуть не поперхнулся куском ростбифа и удивленно уставился на Игната:
— Уж не собираешься ли ты включить ее в состав экспедиции?
— Думаю, — неопределенно отозвался Лунь, поднимаясь с места. Но она уже сама шла к ним, легко лавируя между столиками.
— Знакомьтесь. — Лунь представил ей Шагина. — И извините его аппетит, — пошутил он. — Люди его роста плохо переносят даже ничтожные порции недоедания…
Мадия улыбнулась. С Лунем и этим крупным, рослым, неповоротливым Шагиным она чувствовала себя просто и непринужденно. Она нажала кнопку вызовов и сделала заказ.
Шагин недолго сидел вместе с ними. Вспомнив о каком-то срочном деле, он встал из-за стола, неловко поклонился Мадии и вышел.
Некоторое время Лунь и Мадия сидели молча. Мадия помешивала ложечкой густой чай, с интересом приглядываясь к космонавту. Он тоже не сводил с нее улыбающихся синих глаз, и это не было неприятно ей.
«А она чем-то похожа на своего деда, — думал Лунь. — Может быть, этим женственно-округлым, но все-таки волевым подбородком? Или твердыми очертаниями губ? Или…»
— Я не картина и не статуэтка, — наконец промолвила Мадия. И добавила не без лукавства: — Или вы с кем-то сравниваете меня?
— Н-нет, — чуточку смешался Лунь. — Не то… Я думал о вашем деде и, кажется, даже пытался найти какоето сходство между вами и ним.
— Постойте, — прервала она. — Если говорить правду, то я согласилась на ваше предложение приехать сюда не только потому, что вы — как бы прямой наследник Ритмина Тарханова… Мне хотелось бы узнать от вас кое-какие подробности оего экспедиции.
— От меня? — изумился Лунь. — А я полагал, что вы должны знать о ней гораздо больше, чем я… — И предложил: — Может, нам лучше выйти отсюда и посидеть в сквере?
На улице было сумрачно. По еще недавно ясному небу плыли темные тучи.
Они устроились на скамейке в Александровском сквере.
— Что же вы хотите узнать о Тарханове? И почему вас интересует экспедиция на Лорию?
Мадия рассказала.
— Вы очень хорошо делаете, что решили собрать все материалы о Тарханове. Когда-то я сам мечтал об этом. Но многолетняя отлучка из дома… — Он неожиданно оживился. — Знаете, я нашел нечто очень важное: миниатюрную планету, куда улетел Тарханов.
Мадия недоверчиво выслушала его рассказ о находке на озере Мухтель и спросила почти недовольно:
— Шутка?
— Нет. Я даже предполагаю, что мои шары и «Шар Тарханова» с изображением загадочного человека присланы оттуда. — Лунь поднял руку к небу.
Мадия вскинула голову, сказала с досадой:
— Сейчас пойдет дождь.
Совсем рядом ударил гром. Порыв ветра зашуршал в листве. Они укрылись в нише Кремлевской стены. Обрушился проливной дождь. Крупные капли застучали по асфальту.
Мадия вытянула руки под дождь. Крохотное озеро мгновенно заплескалось в ее ладонях.
— Как хорошо! — воскликнула она и тут же чуть устыдилась этого восклицания. Только что они говорили о далеких экспедициях и загадочных шарах, и вдруг у нее вырвалось это совершенно девчоночье «хорошо».
«Да, хорошо стоять рядом с тобой и слушать дождь», — думал между тем Лунь. Он радовался тому, что косые струи его загнали их в эту прохладную нишу, радовался нечаянному прикосновению к плечам Мадии. Но тут же к нему пришло чувство какой-то вины перед Ирмой. Испытывал ли он с ней вот такое же чувство радости, как с этой девушкой? Лунь едва ли смог бы ответить на этот вопрос. Ирма если не вернулась, то вот-вот должна была вернуться с Венеры, куда ее вызвали для консультации сложных инженерных расчетов. Расчеты эти были составлены в математическом центре Совета Солнца три года назад. Три года работы шли нормально — Венера укладывалась в строгие математические формулы. Полгода назад она вдруг взбунтовалась. Очевидно, в расчетах были допущены неточности, и эти неточности пришлись не по душе планете.
«Что ж, Ирма укротит тебя. Она и не таких укрощала», усмехнулся Лунь и посмотрел на Мадию.
Та, улыбаясь каким-то своим мыслям, призналась:
— Пришла в голову какая-то нелепица, но нелепица веселая. Представьте себе дождь в космосе. — Она засмеялась. — Мокрые звездолетчики на мокром звездолете смотрят на радугу, протянувшуюся от одной планеты к другой. — И спросила: — А вам не кажется, что слово «радуга» соседствует со словами «радовать», «радость»?
Дождь скоро прошел. Они вышли из своего укрытия. Омытая дождем листва отливала глянцем. В листве сверкали крупные красные ягоды. Вишни. Они были такие же, как и до дождя, и не такие. Все дело, очевидно, в листьях. Понурые, серые, изможденные жарой, сейчас они вытянулись и словно помолодели. Лунь засмеялся, Мадия с удивлением посмотрела на него. Он объяснил, почему смеется.
— Рубины в малахитовой оправе. Вы это сравнение искали?
— Я вам прощаю, вы женщина, — сказал он. — Рубины и малахиты — всего-навсего камни, мертвые камни. А камень — всегда камень. Камень тот же космос… А тут все живое, трепетное…