Александрия - Дмитрий Барчук

– Ваше Величество, но ведь Наполеон ждет от нас именно таких действий, – начал командующий первой армией. – Он великий мастер разъединить противника и уничтожать его по частям. Быстрый маневр, обходы и охваты – это же главные козыри императора. Он ждет не дождется главного сражения, чтобы еще свежими силами окончательно разгромить нас. Это не наши войска окружат его под Дриссой, а он нас. Вначале разделается с нашей армией, а потом и с Багратионом, а Тормасова оставит, так сказать, на десерт. Единственное, что нас может сегодня спасти, – это отступление. Организованное и планомерное отступление вглубь страны. Если бы мы остались две недели назад в Вильно, то сейчас армии уже не было бы. И отсюда, государь, необходимо отойти. Пока мы не соединимся с Багратионом, ни о каком сражении не может идти и речи. И чем дальше мы заманим врага вглубь, тем больше растянем его боевые порядки. Обозы отстанут от авангарда, его колонны растянутся на марше. Пусть его солдаты падают от усталости, а лошади – от бескормицы! И пусть авангард французов встречают только пепелища. И к осени вы увидите, что останется от великой армии! Вы можете отправить меня в отставку, государь, но я твердо уверен, что наш первый орудийный залп должен прозвучать только под Смоленском!

Император выслушал доводы командующего армией и обвел взором молчавших генералов, а потом покачал головой и вымолвил:

– Если бы я не знал доблестную историю вашего старинного рода, Михаил Богданович, происходящего еще от первых шотландских рыцарей-крестоносцев, то почел бы вас предателем. Но я вижу, что не корыстный интерес и не трусость движет вами, а искренняя обеспокоенность судьбой отечества. Посему скрепя сердце соглашусь с вашими резонами. Но что же нам делать, господа?!

Последнюю фразу император произнес в полном смятении, чуть не плача. Граф Витгенштейн, видя нерешительность государя, пришел ему на помощь и ласково, как старый добрый друг, посоветовал:

– Мне кажется, что в этот трудный для державы момент Вашему Величеству лучше отбыть в Санкт-Петербург, чтобы из столицы высшей монаршей властью поднять дух народа, пробудить у подданных национальное чувство, обеспечить набор новых полков и спасти Россию!

– Вы действительно считаете, что в столице я принесу больше пользы отечеству, Петр Христианович? – промолвил готовый разрыдаться царь.

– Без всякого сомнения, Ваше Величество! – не моргнув глазом, ответил граф и переглянулся с военным министром.

Барклай-де-Толли тоже утвердительно закивал головой. К нему присоединились и другие генералы. Все в один голос стали упрашивать царя покинуть армию и отправиться в столицу. Даже зачинщик разногласий, генерал Фуль, ничего не возражал против такого единодушия, а молча стоял у макета несостоявшейся баталии и теребил в руках фигурку, означавшую российского императора.

– Я подумаю над этим, господа генералы. А пока начинайте подготовку к отступлению, – сказал царь и вышел из комнаты.

Вечером, прогуливаясь вдоль редутов и глядя на плавные волны Северной Двины, Александр уже в который раз повторял про себя фразу из письма сестры Кати: «Ради Бога, не поддавайтесь желанию командовать самому!.. Не теряя времени, надо назначить командующего, в которого бы верило войско, а в этом отношении Вы не внушаете никакого доверия!..».

Через пять дней в Полоцке император покинул армию, не назначив преемника. Функции главнокомандующего по должности военного министра стал выполнять генерал Барклай-де-Толли.

Красная площадь давно не видала такого скопления народа. Толпы горожан и крестьян приветствовали своего государя по дороге в Кремль. Калеки целовали полы его мундира, женщины плакали от умиления и тянули к нему свои руки.

– Ангел ты наш! Батюшка! Заступник! – слышалось со всех сторон.

На парадной лестнице Кремлевского дворца в окружении самых именитых горожан с хлебом‑солью поджидал царя московский генерал-губернатор граф Ростопчин.

– Московские купцы, государь, пожертвовали на армию два миллиона рублей. Дворяне готовы немедленно выставить ополчение из восьмидесяти тысяч человек. Некоторые помещики снаряжают за свой счет целые полки. Древняя столица России готова сразиться с Антихристом! – с театральным пафосом поведал императору граф и пустил по щеке крупную слезу.

Солнце, отражаясь от золотых церковных куполов, слепило глаза. Растроганный царь зажмурился, обнял Ростопчина и трижды по русскому обычаю расцеловал его в плохо выбритые щеки.

Толпа взревела от восторга.

Северная столица встречала императора с не меньшим энтузиазмом. На Невском проспекте в ликующей толпе было раздавлено несколько женщин и детей.

Но в Зимнем дворце Александра ждал холодный прием.

– Лучшей кандидатуры на должность главнокомандующего, чем генерал от инфантерии Михаил Илларионович Кутузов, нам не найти. Его популярность в армии может сравниться лишь со славой Суворова. Солдаты обожают его и готовы идти с ним в огонь и воду. И не забывайте, Ваше Величество, что заключением мира с Турцией мы обязаны именно Кутузову. Даже представить себе страшно, что было бы с нами, случись сейчас воевать еще с турками, – уговаривал царя Аракчеев.

Но Александру этот кандидат явно не нравился. Его Величество все еще не мог простить одноглазому циклопу свой позор под Аустерлицем.

Если бы он тогда послушался советов Кутузова, то наверняка избежал бы позорного поражения. Только благодаря чутью старого лиса удалось спасти отступающие войска от полного разгрома. Но цари не любят, когда кто-то бывает умнее их. Поэтому последующую опалу Кутузова – назначение вначале киевским военным губернатором, а затем командующим Молдавской армией – двор воспринял как закономерность. Поставить же Кутузова во главе всех армий – означало бы признать публично свою прошлую некомпетентность, поэтому царь искал любой повод, чтобы отклонить эту кандидатуру.

– Но он же стар! Ему уже под семьдесят. Что будет, если он просто умрет от старости на поле сражения. Нас же в Европе просто поднимут на смех. Скажут, что Россия настолько оскудела людьми, что ставит под ружье дряхлых стариков.

– Если Россия падет перед Наполеоном, то в Европе некому будет смеяться над нами, – возразил начальник военного департамента.

– Но почему Кутузов?! Почему не Барклай, не Багратион. Это молодые, толковые генералы. Чем они хуже? – не сдавался царь.

Аракчеев выдержал паузу, ожидая, пока Александр Павлович успокоится, а потом сказал:

– Князь Багратион – храбрый воин, но излишне горяч. Кровь горца бурлит в нем. Это может сказаться на управлении армиями в критический момент. Барклай-де-Толли – наоборот, выдержан. Но он – иностранец. А главнокомандующему предстоит трудная миссия. Скорее всего, отступать придется и дальше. Может быть, даже оставим Москву. А такой грех офицеры и солдаты простят лишь тому командиру, которому безгранично верят. Ни шотландцу, ни грузину этого не позволят сделать, поднимут на штыки. А за руссака Кутузова пойдут на смерть. Поэтому чрезвычайная комиссия предлагает вам вернуть Кутузова.

– Хорошо. Давайте указ. Я подпишу, – скрепя сердце согласился император.

– Комиссия считает, что для полноты полномочий Михаилу Илларионовичу необходимо присвоить звание генерал-фельдмаршала. Ему все-таки придется руководить генералами…

Царь вяло огрызнулся:

– А не много ли будет для одного старика. Ему и так всего год назад присвоили графский титул, нынче он уже стал светлейшим князем! Так и до российского Бонапарта недалеко! Ну… хорошо… я подумаю…

Но Аракчеев не уходил.

– Еще какие-то вопросы? – спросил его уставший царь.

– Да, Ваше Величество, – замялся придворный. – Только Михаил Илларионович согласен принять на себя командование войсками при одном условии… Ваш брат Константин должен удалиться из армии. Кутузов считает, что он не может ни наказать, ни наградить Великого Князя. И потом ваш брат, государь, настолько уверен в непобедимости Наполеона, что сеет в офицерской среде пораженческие настроения. В действующей армии подобное поведение не допустимо. Пожалуйста, отзовите его в Петербург, Ваше Величество…

Царь все чаще уединялся в своем кабинете в дальнем крыле Большого летнего дворца и отказывался кого-либо принимать. Плохо ел, мучился бессонницей, а иногда в хорошую погоду в одиночестве бродил по аллеям Английского парка.

Единственные, кого государь принимал беспрекословно, были гонцы из действующей армии. Но и оттуда известия приходили нерадостные. Новый главнокомандующий, как и предшественник, продолжал отступать. Царю доносили, что Кутузов подыскивает удобное место для решающего сражения. Но Александр Павлович ему уже слабо верил.