Алмазная лилия (СИ) - Красовская Марианна

Цверги быстро сообразили, как сделать ножной привод на прессовую машинку, благо, особых мозгов тут не требовалось. Машинка была уменьшена и персонализирована. Теперь здесь мог работать один цверг, но усилия все равно требовались нешуточные — мне, к примеру, не хватило сил, чтобы нажимать педаль. Все же цверги в большинстве своем — народ консервативный. Сами не стремятся оптимизировать производство. Работает, и ладно. Но чужие идеи готовы воплощать.

Машинку смотрел князь Холодный. Вынес мне благодарность за идею. Выдал премию — предлагал деньгами, но я взяла тканью, которая тут в дефиците, и попросила портних сшить пару новых рубашек Иену и мне несколько сорочек. А штамповщики пуговиц зимой с этой машинкой поедут сдавать экзамен на Мастеров Третьего ранга, чему они чрезвычайно обрадовались.

В общем, мне здесь стало по-настоящему нравиться. Во-первых, никто не указывал мне, чем я должна заниматься. Под ногами не путаюсь и ладно. Не было любимой мамы, которая часто напоминала мне, что я бездарно профукиваю свою жизнь, валяясь в постели с книжкой, в то время, как космические корабли бороздят просторы вселенной, посуда не мыта и носки в тазике киснут. Во-вторых, меня хвалили и поощряли. Я далеко не из тех людей, которые самосовершенствуются назло кому-то. Дескать, их обидели, а они сейчас как докажут, что они могут похудеть, выучить китайский, научиться печь лазанью и стать гендиректором в двадцать пять. Я назло могла только поплакать и ничего не делать, лежа на диване и жалея себя. Но уж если меня хвалят — тут будто крылья за спиной вырастают.

Иен меня хвалил. За рубашки развешенные, за вымытое окно, за чистое полотенце в уборной, а я и рада стараться! Просила портних его одежду отутюжить, плотник мне плечики вырезал. Теперь в шкафу всегда есть и рубашки, и белье наглаженное, и даже спицы я добыла и шерсть и вспоминала навыки вязания. Носки я когда-то вязать умела.

Единственное, чего в моей жизни не было — так это интимных отношений. Иен пока не настаивал — а я и думать про это забыла. Меня всё устраивало.

А вот его, оказалось, нет. И когда я в один день решила сделать доброе дело и отнести кувшин с ромашковым чаем в мастерскую, услышала:

— Хорошо, что ты заглянула. Лиля, нам давно надо поговорить.

Млин, только этого мне и не хватало! Вот с этой фразы всегда начинаются проблемы! А ведь мне так удачно удавалась избежать бесед по душам в последнее время!

— Давай поговорим, — уныло согласилась я.

Муж снял фартук, повесил его на крючок возле двери и оседлал верхом единственный стул в мастерской. Я осталась стоять, нервно комкая подол платья.

— Не подумай, что я на тебя давлю… Ни в коем случае… Но Лиль, мы вообще-то женаты.

— И чо? — я попыталась добавить агрессии в голос, но получилось жалко, потому что я как-то сразу поняла, о чем будет разговор.

— Лиль, я понимаю, что ты вышла за меня замуж только потому, что я показался тебе безопаснее, чем князь. Но ты и в мое положение войди. Я с тобой в одной постели месяц сплю, у меня уже всё болит от воздержания. Я так не могу больше. Мы или женаты, или нет. Ты вроде здесь уже попривыкла. Давай разойдемся, а?

— З-зачем? — испуганно икнула я. — Зачем так сразу?

— Ну а что мне прикажешь делать? Бежать к поварихам? Я могу, конечно, но что болтать будут? Тебе же неприятно станет. Да и я — честный цверг, я не хочу изменять жене.

— Иен, прости, я…

— Лиль, ну что я делаю не так? Подарки дарю. Не ругаюсь. Целоваться тебе со мной явно нравится, так что не заливай, что ты холодная, как снег. Я понимаю, что для тебя я временный вариант, но если тебе так хочется остаться девственницей для кого-то, то просто меня в это не впутывай. Я в такие игры не намерен играть, мне не тридцать лет уже.

— Ты идеальный, Иен, — честно ответила я. — Ну правда. Проблема во мне. Я боюсь.

— А я не боюсь? У меня тоже девственницы ни разу не было, тем более, ты только наполовину цверг. Но я буду мужественным и сильным. Но вообще еще ни одна женщина при этом не умерла, честно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это успокаивает, — пробубнила я, пряча глаза.

Млин, ну хорошо ведь всё было, чего он? Я уже почти Валика обработала на предмет поиска артефакта. А тут… а тут!

Вообще-то я должна признать правоту цверга. Он честно озвучил проблему, респект. Я его жена, он имеет право. Хочу ли я этого? Не думала, потому что и в самом деле оставаться в этом мире не планирую, и вообще на гномов не смотрела. Ибо эльфы. Альвы. Альвики мои белобрысые. Есть у меня кое-какие мысли, как отсюда выбраться… Но зато Иену я доверяю, а это многого стоит. И он правду сказал: целоваться мы попробовали, мне понравилось.

— Так ты приняла решение?

— Иен, ну я же женщина! — взмолилась я. — Я вот так сразу не могу! Одно дело, когда спонтанно, увлеклась, потеряла голову… А планировать — это вообще жесть!

— Потеряла голову? — он хмыкнул и тяжело поднялся со стула.

17. Семейные радости

От его странного взгляда я сглотнула и на всякий случай отошла подальше. Он ведь не собирается прямо сейчас настаивать, верно?

Иен сделал ко мне шаг, другой. Я уперлась спиной в стену. Он одного со мной роста, ну, может, чуть выше. Во всяком случае, его нос упирается в мой нос. Его массивное тело прижимается к моему, но не то, чтобы давит. Просто даёт осознать все масштабы. Я прикрываю глаза, чтобы лучше чувствовать.

От мужа пахнет металлом, кожей и немного потом. Отчего-то сердце пускается вскачь от одного только его запаха. Вот оно, Лиля! Вот то, что ты так долго хотела познать! Бабочки в животе. Иен проводит носом по моей щеке. Большие шершавые пальцы приподнимают подбородок. Губы начинают гореть ещё до того, как он накрывает их осторожным поцелуем. Я хихикаю, потому что усы и борода такие щекотные, а он, кажется, воспринимает это за согласие и целует уже более смело, языком раздвигая дрожащие губы, настойчиво проникая внутрь моего рта. Мне хочется, чтобы он сжал меня в объятиях, хочется почувствовать всю его мощь и монументальность, и Иен словно читает мои мысли, а может, ему тоже хочется. Его руки ложатся на поясницу, притягивают ближе, опускаясь, мнут ягодицы. Поцелуй становится каким-то очень неприличным, но я с энтузиазмом отвечаю на него — уж как умею.

Сколько мы так… объясняемся — понятия не имею. Но Иен, отрываясь от меня, сообщает:

— Если бы ты была с опытом, я бы сейчас не сдержался, повернул тебя лицом к стене и задрал юбку. Было бы весьма спонтанно.

И я, вместо того, чтобы возмутиться и ткнуть его кулаком в бок, вся краснею и сжимаю колени от возбуждения.

— Ты бы не сопротивлялась, верно? — рычит он, отстраняясь и осторожно стискивая мою грудь.

Я опускаю глаза. Зрелище странное, но завораживающее. В его руках я — не Лиля-толстая-жопа, не Лиля-Крышка. Кажется, он видит меня красивой. Это ощущение кружит голову почище мыслей о сексе. Мужчина, который мне нравится — смотрит на меня, как на желанную женщину. И не только смотрит: в живот мне всё еще упирается физическое доказательство его неравнодушия.

— Тебе надо работать, — напоминаю я осторожно, потому что дурман рассеивается. — Там, наверное, люди ждут. За дверями.

— Точно. Надо. Но ты приходи ещё.

— Приду, — обещаю я, облизывая припухшие губы и не веря, что всё это происходит со мной.

Глаза Иена чернеют. Он быстро наклоняется и теперь целует меня стремительно, глубоко, почти грубо. И так же быстро отворачивается и надевает кожаный фартук, а я с места сдвинуться не могу, потому что колени ослабли.

Лилька, пипец! А как же эльфы? Как же эти высокие звонкие красавчики с острыми ушами? В смысле, муж? Ах, ну если муж, тогда можно. Надо только узнать, для эльфов девственность принципиальна или нет. Вдруг у них совсем другие моральные нормы. Просто… навсегда — это очень долго. Должен же быть у меня запасной вариант! Страшно сдаться вот так, не барахтаясь. Говорят, лягушка, упавшая в горшок со сметаной, масло взбила и выбралась, а я что, хуже лягушки, что ли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})