Мистер Монстр - Дэн Уэллс

— Можем мы еще немного посмотреть на него?

Она стояла молча в облаке светло-оранжевого света. Несколько секунд, и она бросила палку и села рядом со мной, скрестив ноги.

Еще час мы смотрели на костер, но наконец полицейские очистили площадку, погасили огонь и отослали нас домой.

Имя убитой женщины объявили по телевизору на следующий день — Джанелла Уиллис. Она пропала восемь месяцев назад где-то на восточном побережье, и никто не знал, как она очутилась в нашем озере. Мои предположения о времени смерти оказались довольно точными — умерла она за двадцать четыре часа до того, как мы ее нашли, и бо́льшую часть этого времени провела в воде под бревном. Полиция и новостное агентство пришли к тому же выводу, что и я, — тело было оставлено там специально, чтобы мы его обнаружили, но я начал подозревать кое-что еще. Мне все больше верилось, что тело подбросили специально ради меня.

Первые два тела лежали там, где найти их не составляло труда, а второе так и вовсе на месте, непосредственно связанном с предыдущими убийствами. Таким образом, мы знали: убийца хотел, чтобы тела обнаружили и знали, что он пытается сообщить что-то. Теперь возникло третье тело, которое подбросили как раз туда, где в тот вечер ожидалось наибольшее скопление людей. Убийца явно хотел, чтобы тело всплыло. Более того, у озера собирались школьники, то есть там гарантированно должен был появиться я. Если тела — послания одного убийцы другому, то последнее оставили практически у меня на пороге.

Послание на пороге… Когда я подумал об этом, меня пробрала дрожь. Мистер Кроули получил от меня целую серию посланий: я пытался напугать его, чтобы он утратил бдительность. Выманить, дать понять, что на него объявлена охота. Тот же самый случай с этими телами. Первое говорило: «Вот и я». Второе, найденное на месте другого преступления, подтверждало: «Я — часть того, что здесь случилось». А третье, оставленное там, где я наверняка должен был его найти, заявляло: «Я знаю, кто ты».

На меня объявили охоту.

Занятия в школе уже закончились, и мне некуда было идти, поэтому я целыми днями торчал в своей комнате. Если на меня охотились, мне следовало разобраться, кто охотник и что ему нужно. Информации не хватало, но даже по одному трупу можно немало понять — если знать, что искать.

Главный вопрос при составлении психологического портрета преступника: что он делает такого, чего не должен делать? Он связал жертву до смерти и после смерти. Что общего между двумя этими фактами, не испытывал ли убийца психологической потребности связывать людей? Если у него проблемы с контролем, это указывает, пусть и неточно, на серийного убийцу. Или оба этих действия носили чисто практический характер — сперва он удерживал жертву, а после убийства привязал к ней груз? Женщина пропала за восемь месяцев до смерти, так что предположение, будто ее удерживали, имело под собой основание. Но зачем топить тело с грузом, когда гораздо проще оставить в иле на берегу? Если хочешь, чтобы жертву обнаружили, зачем делать вид, будто прячешь ее?

«Не просто задавай вопросы, — сказал я себе, — ищи ответы».

Что случилось бы, если бы он бросил тело на берегу? Ребята из школьного самоуправления нашли бы его, готовя площадку для костра, и вызвали бы полицию. Костер отменили бы, или перенесли на футбольное поле, или еще что-нибудь. А если спрятать тело плохо, его тоже найдут, но при большом количестве свидетелей.

Что еще? Что делает убийца с телом такого, чего не должен делать? Он прижигает его. Режет. Сотворил ли он что-то еще? Возможно, поломаны кости, есть синяки и бог знает какие внутренние повреждения, которые я не мог обнаружить без тщательного осмотра. Тут одной дедукцией не обойтись — мне требовались подробности. Не упустил ли я чего?

Ее ногти! Ногти были обломаны: преступник сделал это специально или она пыталась сопротивляться? Может, хотела выбраться откуда-то? На ногтях все еще оставался лак — после восьмимесячного пленения. Держится ли так долго лак для ногтей? Если да, это ничего не значит, а если нет, получается, что ее схватили относительно недавно… или убийца позволял жертве красить ногти в заточении. Зачем? Это свидетельствовало бы о складе ума убийцы, о его отношении к жертве. Я должен это выяснить.

В новостях ничего не говорили о лаке на обломанных ногтях, так что мама об этом не знала, и я мог спросить у нее про лак, не вызывая подозрений… по крайней мере, подозрений, связанных с трупом. Наверняка у нее возникнет масса вопросов, почему сын интересуется лаком для ногтей. Нет, лучше выяснить это другим способом, например поискать в Интернете.

Я открыл дверь комнаты и услышал телевизор — это означало, что компьютер свободен. Но когда я заглянул в мамину комнату, оказалось, что она сидит за столом, развернув картонную папку, — работает. Она подняла на меня глаза:

— Привет, Джон. Тебе что-то нужно?

— Хотел посидеть за компьютером. Думал, ты телевизор смотришь.

— Это Маргарет, — объяснила она. — А я счета оплачиваю. Скоро закончу.

— Хорошо.

Я вышел в гостиную, где Маргарет смотрела какую-то передачу о путешествиях.

— Привет, Джон, — сказала она и подвинулась на диване, освобождая мне место.

Я сел и тоже стал смотреть.

— Привет.

— Я слышала, у тебя выдался нелегкий вечер несколько дней назад.

— Да, пожалуй.

— Замечательно. Тебе, конечно, пришлось переступить через себя, но я уверена, ты рад этому.

Я покосился на нее:

— Я просто посмотрел на него. Даже из воды его вытащили другие люди.

— Я говорю не о трупе, — возмутилась она. — О свидании. Наконец-то ты пригласил Брук.

Свидание. Перед ним я пребывал в таком возбуждении, а теперь мне казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Труп значил для меня больше. Куда больше.

— Жаль, что все так закончилось, — сказала она. — Ты собираешься еще куда-нибудь ее пригласить?

— Наверное. Не думал об этом.

— А о чем ты думал?

Маргарет посмотрела на меня и покачала головой:

— Не представляю себе мальчишку, которого труп мог бы отвлечь от такой девочки, как Брук. Ты не пробовал на какое-то время забыть о смерти?

— Нам обязательно об этом говорить?

Меньше всего мне хотелось выслушивать еще одну лекцию.

— Тебе шестнадцать лет. Ты должен думать о живых девушках, а не о мертвых.

Я знал быстрый способ перевести тему.

— А почему ты никогда не была замужем?

— Вот это да!

Мой вопрос застал ее врасплох.

— С чего ты спрашиваешь?

— Ты говоришь, что мне надо ходить на свидания, а сама счастлива в одиночестве. Разве со мной такого не может быть?

Она подняла бровь:

— Ну что ты за коварный маленький шельмец?

— Ты первая начала.

Маргарет вздохнула, посмотрела на потолок, потом снова на меня:

— А что, если тебе не понравится мой ответ?

Я кивнул:

— Ага. Значит, дело в моем отце.

Маргарет мрачно улыбнулась:

— Ты, безусловно, слишком умен для своих лет. Да, дело в твоем отце. Но вот чего ты, вероятно, не понимаешь: я сходила по нему с ума.

— Ты шутишь.

— Зачем мне шутить? Он был красив, обходителен, и, кроме нас троих — его, твоей матери и меня, никто в городе не занимался ритуальными услугами. Я думаю, мы обе влюбились в него с первого взгляда.

Говоря, Маргарет смотрела в окно, а я воображал, какие картины проносятся перед ее мысленным взором.

— Твой отец мог змею очаровать, если бы захотел, — сказала она. — Пока он не появился, наш бизнес тихо умирал. Вероятно, потому, что никто не принимал всерьез двух двадцатилетних хозяек похоронного бюро. Даже я, оглядываясь назад, не могу принимать нас всерьез. Мы стажировались у Джека Кнутсена, а когда он умер, переняли его бизнес. Но заработал он, только когда пришел твой отец.

— Если других ритуальных услуг в городе не было, то как вы могли оставаться без работы? — спросил я. — Люди либо умирают, либо нет. Но когда они умирают, то попадают к вам.

— Покойников необязательно бальзамировать, — ответила Маргарет. — И даже сегодня к нам привозят только половину умерших. Остальные отправляются в местные церкви. Нет, именно твой отец убедил жителей Клейтона в том, что мы нужны им. Он спас нас, но дело не только в этом. Он был… восхитителен. Сама любезность. Мы просто поверить не могли, что такой замечательный человек свалился нам прямо в руки, и в тот день, когда я поняла, что он любит твою мать, а не меня, я чуть не умерла. И умерла бы. С удовольствием умерла бы, если бы он смотрел на меня так, как на твою мать.

Ее мысли витали далеко, она напряженно вглядывалась во что-то невидимое и утраченное. Когда она снова посмотрела на меня и слабо улыбнулась, я почти что увидел, как сознание, словно призрак, возвращается в ее тело.

— Конечно, — сказала она, — вскоре выяснилось, что я едва избежала катастрофы. Сестра, которой пренебрегли, быстро стала опорой для сестры, которая вроде бы получила все, что хотела. Вот, пожалуй, единственный позитивный момент: если бы твой отец действительно оказался тем человеком, которым мы его считали, я, возможно, уехала бы на все четыре стороны и никогда не простила бы Эйприл, что она его увела.