Поднимите мне веки - Валерий Елманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ежели бы не твои советы, яко изловити отравителя, я бы вмиг за тобой стрельцов послал, – сознался мне боярин, подробно рассказав о результатах опроса серебряника Запона. – А так помыслил погодить покамест да тебя послухать. – Но смотрел настороженно.
В ответ я заявил, что теперь это для меня дело чести, а от Петра Федоровича требуется лишь одно – в нужный час, когда я о том ему скажу, оповестить прочих бояр о том, где и как мы ведем поиски.
Действовал я просто.
Ювелиру клеветать на меня нужды нет, поэтому ответ напрашивался сам собой – заказ действительно мой, но сделал я его в тот день, когда под предлогом изготовления украшений для Марии Григорьевны, Ксении Борисовны и невесты Федора задумал обчистить царскую сокровищницу, поимев оттуда кучу камней для будущих перстней и колье.
Тогда все сходилось.
В тот день Запон пообещал мне изготовить не меньше трех сотен перстней. Сдал он их мне под счет камней и даже сверх обещанного – аж триста восемнадцать, пояснив, что два загубил непутевый подмастерье, сломав лапки-держатели.
Получалось...
На допросе, который проводил лично я, почти сразу выяснилось, что Дудора, так звали помощника Запона, надул хозяина, толканув перстеньки налево, а вместо них вернул ювелиру кусочки золота, равные по весу перстням, пояснив, что, мол, со злости расплющил их молотком.
При виде дыбы паренек вообще стал словоохотлив до предела, выложив все до донышка. Дескать, очень уж большие деньги пообещал ему хороший знакомец Губач, служивший у боярина... Василия Ивановича Шуйского.
Сам Дудора поначалу колебался, но, как назло, сошлось одно к одному, ибо Губачу тоже не требовалась ни вычурность, ни филигранная отделка – интересовала только скорость исполнения и приличного размера камни.
Пояснил это Губач тем, что он уже давно обхаживает одну купчиху, вот и решил соблазнить ее сразу двумя перстеньками, чтоб она ему отдалась. Соображает баба в цацках плохо, а потому главное, чтоб камешек был не мелким, а оправа толстая, как сама купчиха, вот и все.
Но беда в том, что через два, от силы три дня приезжает муж, а потому надо расстараться побыстрее, а уж он за оплатой не постоит. Ну и, разумеется, Дудора должен о том помалкивать, то есть ничего у него Губач не покупал и вообще к нему не заходил, а то мало ли, дойдет до купца, который лютый ревнивец, и уж тогда пиши пропало...
Вот Дудора и соблазнился.
На полученный щедрый аванс подмастерье быстро прикупил два камешка-рубина нужного размера, вогнал их в оправу и на следующий день отдал заказчику, получив окончательный расчет.
Теперь оставалось не упустить мужичка, которому срочно понадобились перстни, для чего я решил подстраховаться и усадил в лавку к Запону сразу двух своих парней. Еще пятеро приглядывали за входами-выходами.
Знакомец Дудоры появился, как я и предполагал, в тот же вечер.
Убедившись, что в лавке никого, кроме подмастерья, нет и бегло осведомившись насчет двух мальцов, про которых Дудора пояснил, что это новые ученики Запона, так как он сам уходит от хозяина и открывает свое дело, вызвал парня на улицу.
Дескать, надо потолковать насчет еще одного чрезвычайно выгодного заказа.
Дальнейшее прошло как в стандартном детективном кино. Правда, Дудору этот бандит все-таки успел подрезать, но слегка – больше напугал, поскольку, едва блеснул нож, мои снайперы всадили в него сразу две арбалетные стрелы, целясь так, чтоб подранить, но не убить, а еще двое поспешили обезоружить воющего от боли незадачливого киллера.
Этим же вечером несостоявшийся убийца лично предстал пред ясны очи Петра Федоровича.
Но тут я сплоховал.
Надо было довести начатое до конца, но, поприсутствовав на допросе, я уже через полчаса понял – Губач предан своему хозяину не на страх, а на совесть. Получалось, что без вздергивания на дыбу и полосования кнутом не обойтись, а любоваться пытками я как-то еще не научился.
Понимаю, что тут без нее никак и так далее, но все равно смотреть на это было неприятно, а потому я ушел из темницы, бросив на ходу слегка удивленному Басманову, что дальше он пусть как-нибудь сам.
И надо же было такому случиться, что палач не рассчитал своих усилий и первыми же тремя ударами вышиб из обвиняемого дух, заметив в свое оправдание, что тот оказался уж больно хлипок.
Честно говоря, мне как-то плохо верилось, что профессионал, который в своем деле собаку съел, мог так неумело владеть кнутом. Не сходилось оно что-то, но не пойман – не вор.
Впрочем, суд все равно состоялся, причем Дмитрий демонстративно самоустранился от него. Мол, коль покушение готовилось на его священную особу, то он не вправе присутствовать в числе судей и пусть все решает сенат.
Сам Шуйский все отрицал, достаточно ловко выкручиваясь. Дескать, никому он ничего не поручал, а Губача, который действительно служил у него, боярин отпустил на волю еще две седмицы назад, а потому за него не в ответе.
Увы, но и дворня тоже подтвердила, что и впрямь ни в тереме боярина, ни на его подворье они за последние две седмицы Губача не видели.
Более того, Шуйский набрался наглости предположить, что не иначе как дерзкий холоп тут же нанялся к иному хозяину, который и повелел ему совершить это черное дело.
Мало того, так боярин еще высказал собственную догадку. Мол, раза два с тех пор он видел своего бывшего холопа отирающимся поблизости от подворья... князя Мак-Альпина, а теперь мыслит – может, тот ошивался там неспроста?
Однако Басманов немедленно заявил, что он уже опросил дворовых людей князя и Губач ни разу не попадался им на глаза, а потому если и бродил там, то, напротив, со злым умыслом.
Как знать, если бы не его вмешательство, возможно, и меня отволокли бы в пыточную, тем более что настрой у бояр был довольно-таки решительный, особенно у той семерки, которая по моему распоряжению слегка подмела своими бородами мусор на царском дворе.
– А ежели потачку иноземцам давати, то уж своим родовым сам бог велел, – заявил перед вынесением приговора князь Мстиславский, и большинством голосов сената всех трех Шуйских приговорили... к ссылке, ибо вина их, по утверждению князя Воротынского, не доказана.
Против, настаивая на смертной казни, были только «путивльцы» и «кромчане», то есть те, кто перешел на сторону Дмитрия под Кромами, но их оказалось слишком мало.
Сам государь тоже был недоволен этим решением, но, будучи уверен в том, что приговор сената будет суров, он вновь решил сунуть Шуйских под топор чужими руками. Теперь ему осталось лишь скрепя сердце утвердить его, оговорив для себя лишь право попугать старшего из братьев, чтоб впредь даже не помышлял об учинении козней.
Именно потому согласно официальному решению Василий Иванович и был приговорен к плахе. Но бумага с помилованием уже была заготовлена, и, как мне кажется, «попугать» у Дмитрия тоже не получилось, поскольку доброхоты из числа бояр ухитрились известить старшего из Шуйских о том, что казнь будет фиктивной.
Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что именно потому он и вел себя так мужественно на Болоте перед самой казнью – и пощады не просил, и по-прежнему все отрицал, во всеуслышание объявив, что страдает за православный народ безвинно.
Ну а в самый последний момент, когда палач уже бесцеремонно содрал с него кафтан и принялся возиться с ожерельем рубахи[21] – оно никак не хотело расстегиваться, – из Кремля прискакал гонец с помилованием.
Дескать, царь по своему милосердию не желает проливать кровь, а потому заменяет казнь ссылкой Василия Ивановича в Вятку[22] под неусыпный надзор своего верного слуги... Федора Борисовича Годунова.
– А что думает по этому поводу пристав? – полюбопытствовал я часом позже, глядя на взбешенного этим помилованием Басманова, который и был им у Шуйского вместе с боярином Салтыковым.
– Что надо благодарить бога за столь милосердного государя, – мрачно ответил Петр Федорович и смачно, от души выматерился.
– Не боишься, что Годунов войдет в сговор с опальным? – поинтересовался я у самого Дмитрия.
– Бояться престолоблюстителю надобно, – хладнокровно парировал он. – Шуйский – та еще лиса. Ежели вскроется, он сразу поведает, будто нарочно на сговор подбивал, чтоб тайные мысли выведать и тем заслужить себе прощение. – И криво ухмыльнулся. – Да и чего мне опасаться, коль рядом с Годуновым будет за тайного пристава ажно цельный потомок древнего еллинского бога.
– А все-таки зря ты боярам уступил, – не утерпел я. – Надо было тебе самому возглавить суд.
Царь пожал плечами, давая понять, что все равно поезд ушел и назад ничего не вернуть, но затем, очевидно не желая сознаваться в собственном промахе, загадочно покосился на меня и протянул:
– А может, и не зря... Мне вот тут весы твои припомнились. Мнится, что без Шуйских та чаша с боярами излиха полегчает, а кой-кто советовал в равновесии их держати. К тому же и Христос заповедал нам быть милосердными.