Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что конкретно интересовало следователя?
— Какую станцию вы представляете и почему собираете материал именно о Звонареве. Немного необычная для зарубежного журналиста тема.
— Что вы ему сказали?
— Послал к Главному, объяснив, что все детали известны Павлу Сергеевичу.
Сорокин умеет разговаривать с работниками правоохранительных органов. Он сразу находит верный тон.
— Бозин позвонил и ему?
— Нет. Насколько я знаю, пока не звонил. Во всяком случае вчера мне Павел Сергеевич ничего об этом не говорил. Вы же понимаете, что дозвониться Сорокину куда труднее, чем мне. Я хоть и ответственный секретарь такой популярной газеты, как «Московский фаталист», но все же обыкновенный журналист, а Павел Сергеевич фигура политическая. Часто встречается с министрами, депутатами. И говорить с ним не так просто — не наорешь, не припрешь к стенке.
— А Бозин орал на вас?
— Нет. Он вообще всегда говорит спокойно, старается не повышать голос. Я за две недели ни разу не видел и не слышал, чтобы он сорвался. Я говорю, если бы захотел…
— Понятно. У вас есть телефон Бозина? Кажется, его зовут Арсений Николаевич?
— Да. Вы его знаете?
— Нет. Мне рассказал про него Сорокин. Он сейчас у себя?
— Должен приехать. Вам удалось что-нибудь выудить из той информации, которую дал Точкин?
— Кое-что, весьма мало, — признался Дронго. — Есть необходимость поговорить именно с Сорокиным. И, конечно, встретиться с Бозиным, если это возможно.
— Не стоит, — вдруг сказал Корытин, — не нужно этого делать. Он потребует ваши документы, а у вас, как я понимаю, нет документов на имя Дино Конти. Да и потом любой обман легко раскрывается. Он может начать подозревать черт знает что. Поэтому вам вообще лучше с ним не встречаться.
— Обязательно повидаюсь, — возразил Дронго, — мне нужна та информация, которую может дать только Бозин.
— Как вы ему объясните свой интерес?
— Расскажу правду. В таких случаях всегда лучше говорить правду.
— Полагаете, он будет в восторге от того, что у него появился конкурент?
Обычно следователи не любят частных детективов. Тем более, если он узнает, что вас наняли для расследования убийства. Он может воспринять это как личное оскорбление или как знак недоверия лично ему. Поэтому я бы на вашем месте поостерегся.
— Ничего страшного, — улыбнулся Дронго. — Как вы думаете, кто может поддерживать негласные контакты с органами в вашей газете?
— Не знаю, — честно признался Корытин. — Вы же понимаете, что ФСБ имеет своих осведомителей почти во всех крупных газетах, выходящих в стране. И МВД наверняка имеет своих информаторов. Никто не станет бегать по редакции с криками, что он информатор органов. Но среди наших наверняка есть их осведомители. Впрочем, кое-кого я давно подозреваю.
— Можете сказать, кого именно?
— Нет, конечно, не могу. Ведь я только подозреваю, может, и напрасно.
Зачем говорить вам о своих подозрениях? Это даже некрасиво. Пусть Сорокин скажет, если он кого-то подозревает, на то он и Главный.
— Савелий Александрович, — услышали они голосок Виолы, донесшийся из селекторного аппарата, — пришел Павел Сергеевич.
— Хотите зайти? — спросил Корытин.
— Обязательно, — Дронго поднялся, — и желательно наедине.
— Предупрежу Виолу, чтобы она никого не пускала, — кивнул Корытин.
— Спасибо, — Дронго вышел от ответственного секретаря, направившись к кабинету Главного.
В приемной, кроме Виолы, находился некто с растрепанной прической, в больших очках с толстыми стеклами. Он явно хотел прорваться к Сорокину. Увидев Дронго, Виола нахмурилась, но смолчала, когда он прошел в кабинет Главного.
Сорокин вышел из-за стола навстречу гостю, крепко пожал руку. Пригласил сесть.
— Слышали? — спросил он. — Говорят, вчера сам Бозин звонил нам.
Интересовался вами. Кто-то из наших успел настучать.
— Этого следовало ожидать. Ваша газета всегда вызывала большой интерес, в том числе и у правоохранительных органов.
— Мне этот интерес уже вот где, — показал Сорокин на горло. — Что-нибудь выяснили?
— За один-то день? — улыбнулся Дронго. — Пока прояснились только некоторые детали, кое-что хотел с вами уточнить.
— Да, да, конечно. Я скажу Виоле, чтобы никого не впускала.
— Корытин уже сказал ей, — сообщил Дронго.
Его слова явно не понравились Главному, и тот слегка нахмурился. Поэтому Дронго тут же добавил, что секретарь сделала это по его просьбе.
— Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? — начал Сорокин.
— В последние месяцы Звонарев вел четыре главные темы. В том числе о коррупции среди судей, статью о которой подготовил для газеты. Еще — наркомания среди молодежи, скинхеды и дедовщина в армии. Вот основные направления его интересов в последние три-четыре месяца. Во всяком случае, я сужу по материалам его компьютера.
— Точкин дал вам всю информацию, — удовлетворенно кивнул Сорокин. — Все правильно. Именно эти четыре направления мы ему определили. Криминальные сюжеты у нас в основном вел Точкин, а это специфические темы, которые интересовали самого Звонарева.
— У него накоплен довольно основательный материал, — заметил Дронго. — Позволю себе сказать, что мне нравится, как работают ваши сотрудники. Они собирают огромное досье, прежде чем публиковать статью на конкретную тему. Это статьи-исследования довольно основательные.
— Мы так и ориентируем наших сотрудников, — сказал польщенный Сорокин.
— Итак, четыре ведущие темы. Во время своих поисков Звонарев мог напасть на нечто такое, чего не должен был знать журналист. И тогда кто-то принял решение о его ликвидации. Я убежден, что заказчиков преступления нужно искать среди тех, кому перешел дорогу Звонарев именно в кругу этой тематики. И проверять нужно самым скрупулезным образом все четыре темы.
— Наверное, это так, — вежливо согласился Сорокин. — Но у нас нет никаких догадок о том, кто именно мог ему угрожать.
— Не обязательно, чтобы ему угрожали конкретно. Еще древнеримские юристы советовали прежде всего искать тех, кому выгодно данное преступление. Когда убивали другого вашего журналиста, подложив ему специальный чемодан со взрывчаткой, почти все знали, кому понадобилось его убийство. И вы тогда довольно точно определили круг подозреваемых. И теперь я убежден, что заказчики преступления, из числа главных «героев» этих четырех тем. Мне нужно теперь знать, есть ли у вас какие-нибудь дополнительные материалы по этим проблемам.
Возможно, он обращался лично к вам за помощью.
— Конечно, обращался, — сказал Сорокин. — Когда он собирал материал про наркоманов, я дважды звонил в МУР, просил помочь ему с материалом. Когда готовил статью о разных фашиствующих группах, я звонил в ФСБ, просил разрешить его встречу с кем-нибудь из сотрудников, занимавшихся этой проблемой. И, наконец, когда Звонарев готовил материал про судей, он несколько раз ездил и в управление судебных органов Министерства юстиции, в Верховный суд и, по-моему, еще куда-то. Я ходатайствовал о пропусках. Вот насчет армии — этого не знаю, он сам собирал материал про дедовщину, даже ездил в военную прокуратуру. Был на пресс-конференции солдатских матерей. Но я никуда не звонил.
— Ясно. Еще один вопрос. Он был должен вам крупную сумму денег?
— И вы думаете, что я был заинтересован в его смерти? — не без иронии спросил Сорокин. — Или считаете, что решил поручить розыск убийцы специальному эксперту в надежде вернуть хотя бы часть своих денег?
— Нет, — улыбнулся Дронго, — я ничего подобного не думаю. Просто хотел уточнить и эту деталь.
— Кто вам об этом рассказал?
— А разве это был секрет?
— Нет. Но вообще-то неприятно узнавать, что покойник должен тебе крупную сумму и об этом все болтают в редакции.
— Не все, — успокоил его Дронго, — я случайно узнал об этом. Скажите, вы знали об особых отношениях вашего секретаря Виолы и погибшего Славы Звонарева?
— Здорово! — хмыкнул Сорокин, поправляя очки. — Значит, вам и об этом успели доложить. Ну и профаны у нас работают. Все замечают и все рассказывают.
Полагаю, мне трудно будет определить, кто именно стучит на нас в ФСБ или в МВД.
Получается, что все стучат на всех.
— У меня специфический интерес, — напомнил Дронго. — И я честно говорил людям, что пытаюсь найти возможных заказчиков убийства вашего сотрудника.
— Только этого не хватало, — вздохнул Сорокин. — Когда ко мне позвонит Бозин, я не смогу ему соврать.
— И не нужно, — сказал Дронго. — Я ведь собираюсь сейчас отправиться к нему. А вы не припоминаете, с кем именно в МВД и в ФСБ разговаривал Звонарев, собирая материалы для своих статей?
— У Виолы все было записано. Я попрошу ее сделать для вас выписки.
— Вы не ответили на мой вопрос насчет Виолы и Звонарева, — напомнил Дронго.
— Я все знал. И про Виолу, и про их отношения. И про Валю, с которой он потом встречался. Кстати, я хорошо знаю отца Вали, очень крупного художника.