Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успел он договорить, как, неслышно ступая, вошел секретарь и доложил о приходе ректора университета Михаила Матвеевича Хераскова.
— Мишуня! — радостно приветствовал Шувалов невысокого мужчину в университетском мундире с орденом Святой Анны в петлице и с тяжелой стопкой книг в руках. — Неужто успел выпустить альманах?
— Так точно, Иван Иванович! Извольте взглянуть!
И орден, и военная выправка — все говорило о том, что Хераскову довелось служить в армии. Он выложил на столе перед графом увесистые тома университетского альманаха "Полезное увеселение" и с довольным видом потер озябшие руки.
Во все глаза смотрел Гавриил на известного поэта, прославившегося многочисленными одами, трагедиями и эпическими поэмами. Херасков только что пришел с мороза: краснощекий, оживленный, энергичный и улыбающийся. Плавным движением руки Шувалов указал на своего протеже:
— Рекомендую вам, Михаил Матвеевич, Гаврилу Державина, человека умного и одаренного!
— Чем одаренного? — иронично спросил Херасков, бросив на гвардейца мимолетный взгляд.
Державин осмелился пояснить:
— Способностями к стихосложению, господин Херасков.
— О! Нынче все марают бумагу и называют это стихами. Впрочем, не угодно ли показать мне образцы вашего творчества?
Державин, волнуясь, протянул несколько листов. Просмотрев их, Херасков вынес приговор:
— Слог тяжел, темы ничтожные! Впрочем, сгодится для приятелей, чтобы развлечь их и услышать похвалу.
— Я больше для себя пишу, — робко возразил Державин.
Херасков протестующе хлопнул по столу.
— Запомните, друг мой! Поэзия не может быть частным делом! Все, что выходит из-под вашего пера, должно служить воспитанию нравов и пользе Отечества!
Гвардеец слушал, не смея возразить. Неожиданно за него вступился Шувалов:
— Ведь ты и сам, Михаил Матвеевич, используешь различные жанры — высокие и низкие!
— Но при этом все стараюсь наполнить смыслом! А это что? — Он небрежно взял одно из стихотворений.
Не сожигай меня, Пламида,
Ты тихим голубым огнем
Очей твоих; от их я вида
Не защищусь уже ничем…
Херасков бросил бумагу на стол и зевнул:
— Можно дальше не читать. Скучно!
— Шутка в конце, — робко возразил Державин и дочитал сам:
Но слышу, просишь ты, Пламида
В задаток несколько рублей:
Гнушаюсь я торговли вида,
Погас огонь в душе моей!
Шувалов рассмеялся, но Херасков был неумолим.
— Вы полагаете, что читателю хватит терпения дочитать сию тираду до конца? Стихи должны воспламенять сердца и звать к подвигу! А вы пока ничего подобного не сочинили и, наверное, даже не читали.
— Читал! — запальчиво воскликнул Державин и с воодушевлением принялся декламировать:
Пою от варваров Россию свобожденну,
Попранну власть татар и гордость низложенну;
Движенье древних сил, труды, кроваву брань,
России торжество, разрушенну Казань.
Из круга сих времен спокойных лет начало,
Как светлая заря, в России воссияло…
Не ожидая услышать стихи из своей поэмы "Россиада", Херасков растрогался и подобрел.
— Спасибо, дружок! Пойми, что не себя, а Россию стараюсь я возвеличить. Выбирай и ты темы, достойные настоящей поэзии!
Он еще долго говорил о стихотворчестве, горячась и размахивая руками. Приводил в пример Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова… Державин хотел было ответить, что в поэзии важна не только тема, но и мастерство, но промолчал. Кто он такой, чтобы спорить с великим поэтом?
***
Вскоре Херасков ушел, подарив Державину только что вышедший университетский альманах и забрав несколько его сочинений, в основном переводов с немецкого. Шувалов с улыбкой поглядел на разочарованного гвардейца и продолжил прерванный разговор:
— Собрался я в Германию, братец… Что-то неуютно мне стало в России при новой власти. Поживу в чужой стране, посмотрю, что и как. Да вот беда — немецкий язык подзабыл. При Елизавете Петровне двор по-русски общался… А ты, судя по переводам, в немецком силен?
— Свободно владею, ваше сиятельство!
— Хочу предложить тебе поехать со мной переводчиком, да заодно и учителем. Авось с твоей помощью быстро одолею немецкий. Жалованье большое не обещаю, да все же побольше, чем тебе платят в полку. Подумай, дружок! В караулах стоять не придется, и времени на сочинительство будет предостаточно. Если надумаешь — скажи, я тебе помогу выйти в отставку.
У Державина от внезапной радости перехватило дыхание. Он вскочил, вытянулся и выпалил осипшим голосом:
— Ваше сиятельство! Что тут думать? Конечно, я согласен! Благодарствую, Господь вас спаси!
От такого искреннего и бурного излияния чувств Шувалов смутился.
— Ладно, ладно! Завтра с утра приходи в университет, подробно обо всем договоримся. А сейчас, не обессудь, братец: дела!
***
Окрыленный Державин летел домой, спеша поделиться с родственниками радостной вестью. Но Иван еще не пришел со службы, а Матрене Саввишне было не до племянника: она целиком отдалась любимому занятию — пекла масленичные блины. Их ароматом была пропитана не только кухня, но и весь деревянный дом Блудовых.
Наконец Гавриил уселся за стол и, уплетая за обе щеки теткино угощение да пригубливая вишневую наливочку, рассказал во всех подробностях о невероятной удаче, которую послала ему судьба.
— Мог ли я надеяться на такое счастье? Служить секретарем у знаменитого мецената, графа Шувалова! Невероятная честь, не говоря уже о хорошем жалованье и свободном времени для стихотворчества.
К его удивлению, заманчивое предложение Шувалова не вызвало у тетки ни малейшей радости и поддержки. Она хранила молчание, поджав пухлые губы, в ожидании, пока племянник окончит трапезу. Потом заговорила надрывно, с причитаниями:
— Ганюшка, друг мой… Послушай меня, старуху. Ты мне прямая родня! Матушка твоя — моя сестра любимая младшенькая — всегда со мной советовалась, пока не вышла замуж за твоего папеньку. Я тебе худого не желаю…
Державин слушал нетерпеливо и настороженно, чувствуя, что ничего хорошего витиеватое теткино вступление не сулит. Вскоре он не выдержал и попросил Матрену Саввишну приступить наконец к сути, без предисловий.
— А суть — не обессудь! — отрезала Саввишна. — Известно ли тебе, дорогой племянничек, что твой меценат и покровитель искусств — член масонской ложи? Знаешь ли ты, кто такие масоны?
— Нет… Но зато знаю, что Шувалов — друг Ломоносова и Хераскова.
— Так ведь Херасков — тоже масон! — Тетка в сердцах стукнула маленьким кулачком по столу. — Весь Московский университет — масонское гнездо! А твой Шувалов — за главного!
И Матрена Саввишна стала доходчиво объяснять заблудшему племяннику, что масоны — еретики и богохульники, которые ходят на тайные сборища, где совершают дьявольские обряды. Они убивают младенцев и пьют их кровь, что придает им особую силу. А еще они умеют читать чужие мысли,
