Охота на Крысолова (СИ) - Фламм Феникс

Ура! — понесся над рекой громогласный крик моего батальона, где-то уже на берегу застучали пулеметы роты капитана Ларина.

Я включил максимальную скорость и впервые протестировал свою новую возможность бега — она была запредельная, 300 метров я покрыл за 6 секунд. В голове сразу вспомнился бородатый анекдот про гаишников, которые остановили водителя за превышение: «Я что слишком быстро ехал? Нет слишком низко летели». Я решил не останавливаться и пользуясь своей скоростью принять участие в рукопашной, углубившись в немецкую оборону, это дало свои результаты. В сотне метрах от себя я увидел экипаж немецкого танка, который словно в замедленном кино бежал к своей машине. Я свернул в их сторону и догнав танкистов врезал каждому из них кулаком по голове. Не останавливаясь я прыгнул в немецкий танк и захлопнул за собой крышку люка. Мне повезло, это был Pz.Kpfw.IV — «четверка» в хорошем состоянии и с полным боекомплектом. Проведя обучение, я завел танк, справедливо полагая, что наша пехота мне в окопах не страшна, а второй немецкий танк я теперь легко ликвидирую. И действительно, я скоро увидел вторую «четверку», которая медленно проползла мимо меня в сторону нашей атакующей пехоты. Я развернул башню своего танка, зарядил пушку и буквально в затылок произвел выстрел по второму немецкому панзеру. Танк и экипаж были уничтожены, боекомплект немецкой машины сдетонировал и огромный полыхающий костер на месте уничтоженной «четверки» осветил поле боя. Я подсел к пулемету и стал поливать свинцом немецкую пехоту, которая уже во всю прыть бежала к реке. Для фрицев, оказавшихся здесь, это был настоящий ад. Под огнем пяти пулеметов капитана Ларина на западный берег ушли считанные единицы фрицев. Также на реке был потоплен плот еще с одним танком и куча немецких плавсредств. Я дал несколько выстрелов по скоплению немецкой мотопехоты на противоположном берегу. Немцы в ответ не открывали огня, абсолютно не понимая, что тут происходит, и боясь зацепить своих. Я спокойно расстрелял все снаряды и разрядил в сторону западного берега пулемет. Результатом был уничтоженный склад боеприпасов, которые фрицы сложили на берегу, готовясь к переправе. Противоположный берег был полностью зачищен. Враг поспешно отвел от реки свои подразделения, неся ощутимые потери и не имея возможности открыть ответный огонь. В рации моего танка все время истерически кричали по-немецки, чтобы я «отставил огонь, так как стреляю по своим». В рядах противника была паника и неразбериха. На нашем берегу выстрелы смолкли. В крышку люка осторожно постучали.

— Товарищ Василий, вы там? — услышал я голос Чопорца и открыв люк, высунулся из танка, оглядывая поле боя.

— Я сразу понял, что это вы и сказал нашим, чтобы не стреляли по этому танку, — ликующе прокричал Андрей, на радостях приобнимая меня, — дали мы им тут прикурить, прямо как вы рассказывали про Березину и французов.

— Да, точно, Березина 2.0,- ответил я, и махнул рукой улыбавшемуся здоровяку Дуболомову, одной рукой тот тащил немецкий пулемет, а другой — целого пленного майора.

Глава 11

Ночной бой, который мы провели на позициях Ларина, выбив немцев с занятого ими плацдарма, оказался очень удачным. Мины, которые я забрасывал, вывели из строя очень многих вражеских солдат, заставив большинство из них глубоко залечь в окопах и пропустить нашу атаку. Но к сожалению потери с нашей стороны тоже были: мы лишились 8 курсантов и 1 разведчика, 25 наших, включая трех людей Дуболомова также получили легкие ранения. За это немцы заплатили высокую цену: 2 роты противника было полностью уничтожено. Немцы потеряли 4 танка: два на восточном берегу, один мы потопили на плоту, и еще панзер, который мельтешил на западном, я расстрелял из своего танка. Также моим огнем практически была уничтожена и рассеяна рота немецкой мотопехоты и ликвидирован склад немецких боеприпасов, в основном снарядов для орудий и танков. Ценным трофеем оказался и захваченный нами майор, который относился к высшему офицерскому составу. Получив от Дуболомова первый отчет о потерях, я решил сразу же, не откладывая допросить важного языка.

Фриц имел весьма бравый вид и проявлял истинное арийское спокойствие. Его погоны майора сплетались из тех же двойных сутажных шнуров серебристого цвета, как и у младшего командного состава, но имели другой, чем у лейтенантов или гауптманов более сложный рисунок. Офицеры вермахта шутливо называли их «гусеницей». Также я решил называть и нашего языка. Собственно, по этим погонам Дуболомов сразу понял ценность этого фрица и не стал его убивать, помня, какое задание давал нам Собольков. Немец действительно был здесь большой шишкой. По штату майору предписывалось командовать пехотным батальоном из 800 человек или танковым подразделением из 50–70 танков.

Я начал допрос, как только Дуболомов подвел ко мне эту Гусеницу. Пленных кроме него больше не было, а всех раненых фрицев я также приказал добить. Видя, что мы настроены весьма решительно, майор не стал играть в молчанку. Когда я заговорил, немец удивленно уставился на меня, поразившись моему идеальному беглому произношению, и пытаясь определить, какую иерархию я занимаю, находясь в форме рядового бойца Красной Армии. Видимо и то, что я только что вылез из немецкого танка, из которого перед этим вел бой, развязало ему язык. Он очень хотел понять, кто я и что все это значит?

Майор Ханс фон Фрауенфельд цу Лейпциг оказался не просто обычным военнослужащим, а членом НСДАП, да еще и целым бароном. Я сначала совершенно не мог понять, что он здесь забыл, не только на самой передовой, но вообще на Восточном фронте. Видимо в первые дни войны с нашей страной всякая фашистская шваль еще думала, что это будет легкой прогулкой и не брезговала замарать свои руки.

Оказалось, что Ханс служил в 8-й танковой дивизии все того же Гёпнера, не встречая серьезного сопротивления, его мотострелковый батальон попытался почти с ходу преодолеть переправу. Его подразделению ставилась задача — захватить плацдарм на восточном берегу и обеспечить дальнейшее продвижение всей танковой дивизии в сторону Смоленска. По его данным, на нашей стороне уже должны быть части 6-й танковой дивизии, которые были остановлены нами у моста. И видимо немецкая педантичность, и обязательность при выполнении военных планов сыграла с Хансом злую шутку: вместо того, чтобы досконально разобраться в ситуации, он приказал переправить его на восточный берег, чтобы руководить наведением понтонной переправы. Для этих целей ему была выделена саперная рота, которая еще оставалась на западном берегу, но уже начинала подготовку необходимых для строительства конструкций. Примерно к утру части 8-й дивизии должны были уже подойти и переправиться на восточный берег, и далее, соединившись с частями 6-й дивизии двинуться к Смоленску, минуя Борисов.

Я наглядно увидел немецкий блицкриг в действии: немцы очень нагло и быстро перлись в глубь нашей обороны, обходя незначительные очаги сопротивления. Вкратце их задача была такова: в течение дня из пункта А дойти в пункт Б. О том, что по дороге их может ждать какое-то организованное сопротивление, немцы не сильно переживали, им говорили, что Красная Армия уже разбита и путь открыт уже до самой Москвы. Они наоборот даже радовались, если встречали какой-либо наш заслон, так как это вносило разнообразие в их действия. Наша оборона при помощи авиации, артиллерии и танков быстро подавлялась. Этот майор был именно тем, кого так хотел Собольков, его нужно немедленно было отправлять в штаб фронта и дальше можно уже без остановок углубляться в тыл врага, не отвлекаясь на поиски языка.

— Можно узнать, кто вы? Я совершенно не могу понять ваш статус, как командира, — не выдержал Ханс.

— Боец особого назначения рядовой Василий Теркин! — ответил я и козырнул фрицу.

— А почему вы командуете данным подразделением, насколько я понимаю ваш статус рядового бойца — это самый низший чин в вашей Красной Армии?

— Правильно понимаете, Ханс, однако в каждом подразделении у нас насчитывается определенное число бойцов особого назначения, это универсальные солдаты, которые могут взять на себя даже командование армией в случае необходимости. Сейчас я нахожусь в статусе командарма.