Добрый убийца - Андрей Анисимов

Косов понял. Отказать человеку из президентской команды он, как человек государственный, не мог. Сергей Иванович поднялся с ковра, застегнул брюки и, обиженно посопев, согласился:

— Пусть приезжает сюда, на дачу. Я до двух на месте, потом еду на Совет безопасности. А что ему надо?

— Ерожин расследует какое-то убийство.

Говорят, что это талантливый сыщик. У него частное сыскное бюро. Удели ему минут десять, — ответил помощник.

Косов спрятал трубку в карман и пошел в столовую. Горячий супчик стоял на столе. «Вот что значит правильно гасить семейные пожары», — самодовольно подумал супруг, опуская ложку в душистое варево.

Сыщик приехал, когда хозяин дачи принимал ванну. Струи джакузи приятно ползали по короткой туше Косова, готовя Сергея Ивановича к предстоящей государственной деятельности.

— Садись, подполковник. Ты не девица, авось переживешь, что я без порток, — пригласил он гостя.

Телохранитель поставил кресло-шезлонг рядом с ванной. Ерожин уселся и, казалось, вовсе не замечал экстравагантности приема.

Косову это понравилось.

— Сергей Иванович, вы давно последний раз были в театре? — начал Ерожин.

— Тебе зачем? — удивился Косов.

— Убийство, с которым я пытаюсь разобраться, произошло в театре, — ответил детектив.

— Постараюсь припомнить. Был месяц назад, — напряг память Сергей Иванович.

— Тогда уж уточните, что за театр вы посетили и какую пьесу смотрели, — попросил Петр Григорьевич — Театр назывался «Мулен Руж». А пьесу хрена с два вспомню. Шампанского ведро вылакал Девки там жопами крутили. Живые картины представляли. Текста вроде не было.

Да я по-французски плохо волоку. Вот счет помню. Ободрали как липку. Пятнадцать тысяч франков отдал. До сих пор жалко.

В голосе Косова подполковник услышал нотки искренней грусти. Пятнадцать тысяч, франков Косов забыть не мог.

— «Мулен Руж» — это в Париже. А меня интересуют московские театры, — уточнил Ерожин.

Сергей Иванович поднялся из ванны, потребовав, чтобы телохранитель подал полотенце:

— Ты мне, подполковник, яйца не крути.

.Скажи, в чем дело. Смогу — отвечу. Нет — значит, тебе не повезло, — сообщил Косов, растирая себя махрой.

— Хорошо. В московском театре убит грузин, который финансировал постановку сатирической пьесы. В этой пьесе легко найти аналогию со многим сильными людьми, в том числе и с вами. Есть люди, считающие, что это политическое убийство из мести. Я вынужден эту версию проверить, — отчеканил Ерожин.

Сергей Иванович отбросил полотенце, выпятил брюхо и, широко расставив свои короткие ноги, изумленно воззрился на сыщика:

— Ты знаешь, сколько раз в день во всяких газетенках и журнальчиках меня поносят?

Как только не называют: и бандитом, и вором, и убийцей, и педерастом, и пьяницей! Если я их всех буду мочить, кладбищ в Москве не хватит. А мне на них — срать. В наши театры я вообще не хожу. Там духота и выпить не дают.

Чего там, бля, делать? Я уж если и позволяю себе оттянуться, так это за кордоном.

— Но тем не менее бизнесменов, пришедших в политику, иногда убивают, — возразил Петр Григорьевич.

— Ты дурак или прикидываешься? Убивают за бабки. Если у меня мой кусок изо рта возьмут, замочу враз. И ни одна падла не подкопается. Но твой грузин у меня денег не брал.

Я ясно формулирую? — Сергей Иванович надел халат. Ерожин понял, что аудиенция закончена, и протянул Косову руку. Тот пожал ее своей влажной ладонищей. — Давай, подполковник. Ты мужик вроде ничего, в другой раз пропустил бы с тобой по стаканчику, но сегодня не могу. В Кремль еду.

Косов проследил, как телохранитель Толя увел посетителя, постоял некоторое время в раздумье, медленно двинулся на кухню, открыл гигантский холодильник, достал запотевшую бутылку шведской водки, еще раз застыл в размышлении, затем махнул рукой, отвернув крышку на горлышке, сделал мощный глоток и крикнул:

— Толя! Скажи Евтееву, чтобы фонтан поправил. У Венеры из левой сиськи вода перестала идти.

16

Таня Назарова прибрала свой рабочий стол и подошла к Суворову:

— Виктор Иннокентьевич, можно я сегодня уйду пораньше?

— Иди, Танюша. У тебя все в порядке? — Криминалист протер свои очки и посмотрел на помощницу.

— Все. У Гриши соревнования, я бы хотела за него поболеть, — краснея, призналась младший лейтенант.

— Я тоже хочу попасть на стадион к его выступлению. Могли бы поехать вместе.

— Тогда я не успею переодеться.

— Конечно, поезжай, я просто не подумал об этом, — улыбнулся Суворов.

Виктору Иннокентьевичу дружба Тани с сыном нравилась. За последнее время Гриша сильно изменился. Юноша повзрослел, стал серьезнее и ответственнее, перестал шляться по ночам. Все это не могло не радовать наблюдательного, родителя. Тане дружба с молодым человеком тоже пошла на пользу. Девушка теперь значительно больше внимания уделяла своей внешности, похорошела, в ее движениях появилось больше грации и женского очарования. И только в работе с Назаровой случалась некоторая рассеянность, чего раньше у своей помощницы криминалист не замечал. Виктор Иннокентьевич надеялся, что это явление временное и связано с влюбленностью.

Суворов посмотрел, как Таня надела шубку и направилась к двери.

— Завтра в город приедет Глеб. Надо бы помочь парню отыскать жилье убитого Анвара.

Петр очень просил нашей помощи, — напомнил Виктор Иннокентьевич Тане на прощание.

Услышав о Петре Ерожине и его сотруднике, Таня снова густо покраснела. Но Суворов уже был занят работой и этого не заметил.

Таня вышла на улицу и, вместо того чтобы пойти на автобусную остановку, направилась к дежурной машине. Ребята собирались в рейд, и Таня, кокетливо улыбнувшись, попросила подбросить ее до дома. Молодой криминалист постепенно становилась любимицей управления и могла рассчитывать на повышенное мужское внимание коллег. Через пять минут она уже звонила в дверь Анны Степановны.

— Как хорошо, что ты пришла пораньше, — обрадовалась тетушка. — Я сегодня плохо обедала и очень проголодалась. Думала, что к ужину тебя не дождусь.

— Тетя, я тороплюсь. У меня полчасика, чтобы переодеться, — предупредила Таня, снимая шубку.

— Я мигом накрою. А что у тебя за мероприятие? — поинтересовалась Анна Степановна, поспешая на кухню.

— У Гриши Ерожина соревнования. Хочу успеть на стадион, — ответила Назарова уже из ванной. За стол она пришла с феном в руках. Тетушка не одобряла побочных занятий во время трапезы, но, понимая, что племянница спешит, промолчала.

— Тебе, кстати, звонил мужчина из Москвы, — сообщила Анна Степановна, наливая Тане в чашку заварку сквозь медное ситечко.

— Петр Григорьевич? — выдохнула Назарова и снова покраснела.

— Не представился, но голос молодой. Он тебе пару раз уже звонил, — ответила тетя.

— Тогда Глеб, — разочарованно протянула Таня и принялась за еду. — Он собирается завтра приехать. Надо бы помочь ему отыскать дом или квартиру Анвара Чакнава. — Таня говорила с полным ртом и под рокот работающего фена, но Анна Степановна все прекрасно поняла.

— Нечего искать. Я прекрасно знаю, где жил бедный грузинец, — заявила она племяннице.

Таня перестала жевать и уставилась на тетю.

— Не может быть?! Виктор Иннокентьевич все паспортные службы на уши поставил и безрезультатно, — выпалила девушка, наконец покончив с бутербродом.

— Не знаю, кого уж там ставил на уши твой Виктор Иннокентьевич, но если тебя интересует, где снимал квартиру убитый грузинец, можешь записать адрес, — гордо сообщила Анна Степановна и разложила на тарелочки себе и Тане по два сырника.

— Как вам удалось это выяснить? — Таня один раз между делом обмолвилась о странном убийстве в московском театре, а тетке этого оказалось достаточно.

— Никакого чуда здесь нет. Анвар снимал половину домика у моей старинной приятельницы Серафимы Блюм. Серафима Аркадьевна души не чаяла в грузинце. До пенсии Блюм преподавала сольфеджио в музыкальной школе, а Анвар — блистательный пианист. Она до сих пор не может понять, почему он торчал в банке. Вполне мог бы давать концерты.

— Вы об этом давно знаете? — Таня забыла об ужине и прическе и, отключив фен, глядела на тетю во все глаза.

— О том, что грузинец жил у моей подруги, я естественно, знала. О том, что он пианист, Серафима сообщила только теперь. Анвар по каким-то соображениям скрывал свой талант от окружающих. Но теперь он умер, и Блюм вправе больше не хранить чужую тайну.

По дороге на стадион Назарова все время вспоминала разговор за ужином.

"Надо бы позвонить Ерожину в Москву..

Может быть, для него эта информация важна и не стоит ждать приезда Глеба? Ведь Петр Григорьевич посылал своего сотрудника с целью обнаружить след Чакнавы". Но звонить она не стала. Назарова просто стеснялась говорить с Ерожиным-старшим.