Кольцо Соломона - Джонатан Страуд

С вершин башен летели апельсиновые лепестки, и жители Савы были усыпаны лепестками, точно снегом. Они стояли вдоль улиц и ждали. Горожане, горцы из диких племен — все терпеливо ждали свою царицу. Девочке не хотелось торчать в передних рядах, чтобы не попасть под огромные колеса повозки, поэтому она взобралась по деревянной лестнице ближайшего сторожевого поста, где стояли две стройные женщины с мечами на поясе, следя за толпой внизу.

— А ты что тут делаешь? — нахмурилась одна. — Тебе сейчас положено заниматься. А ну, марш в зал, живо!

Но вторая взъерошила стриженые черные волосы девочки.

— Уже поздно. Слышишь? Идут! Присядь где-нибудь и веди себя тихо, Ашмира, и, может быть, мы тебя и не заметим.

Девочка ухмыльнулась и, скрестив ноги, села на каменный пол между стражницами. Она подперла было подбородок кулачками, но тут же вытянула шею: из ворот выкатилась царская повозка, влекомая толпой дюжих мужчин-рабов. На повозке возвышался трон, золотой, как солнце, и на троне, огромная и великолепная, облаченная в ослепительно-белые одежды, благодаря которым она казалась еще обширнее, восседала сама царица. Она походила на расписную статую, застывшую и неподвижную, ее круглое лицо было выбелено мелом, и она бесстрастно смотрела вперед. Внизу, по обе стороны от нее, шествовала стража с обнаженными мечами; следом торжественной чередой двигались жрицы. На самой повозке, позади трона, улыбаясь, стояла главная стражница, и ее черные волосы блестели на солнце.

Процессия вступила в город. Люди приветствовали ее криками; с башен каскадом хлынули новые цветы. Девочка, сидящая на сторожевом посту, улыбалась во весь рот и подпрыгивала, размахивая обеими руками.

На противоположной стороне узкого прохода, в тени ближайшей башни, взорвался клуб желтого дыма. В воздухе появились три маленьких крылатых демона, с багровыми глазами и длинными хвостами с острыми костяными наконечниками. Стражницы, стоявшие рядом с девочкой, тут же бросились в толпу. Те, что шагали рядом с повозкой, тоже устремились вперед, обнажая мечи, выхватывая из рукавов кинжалы.

Послышались вопли, толпа разбежалась. Демоны бросились врассыпную. Одного пронзило сразу семь серебряных кинжалов, и он с визгом исчез. Остальные кружили на кожистых крыльях, меча в надвигающихся стражниц огненные кольца.

Но девочка ничего этого не видела. Ее взгляд был прикован к остановившейся повозке, где молча, глядя прямо перед собой, восседала царица. Главная стражница не оставила своего поста: она обнажила меч и спокойно стояла подле трона.

И вот тут-то и произошло настоящее нападение. Трое горцев выбрались из тающей толпы и устремились к незащищенной повозке. Из складок своих одеяний они вытащили длинные узкие ножи.

Главная стражница ждала. Когда самый проворный из нападающих прыгнул на королеву, она пронзила его мечом быстрее, чем его ноги успели коснуться земли. Его падающее тело вырвало меч из ее руки; она отпустила рукоять и обернулась навстречу двум другим. В руке у нее появился кинжал.

Двое убийц добежали до повозки и прыгнули на нее одновременно, с двух сторон от трона.

Главная стражница взмахнула рукой — и один был убит. Он рухнул наземь. В тот же миг стражница бросилась вперед, собственным телом защитив царицу от последнего удара. Она рухнула на колени царице, черные волосы рассыпались вокруг.

Другие стражницы, управившись с демонами, обнаружили опасность позади. Третий убийца мгновенно умер, пронзенный дюжиной клинков. Стражницы хлынули к повозке, оттащили тела прочь.

Прозвучали приказы. Под щелканье бичей рабы натянули канаты, и повозка покатила дальше. Лепестки цветов все сыпались и сыпались на опустевшие улицы. Царица восседала, глядя прямо перед собой, белолицая и бесстрастная, и одеяние ее на коленях было запятнано алым.

Тело главной стражницы лежало в тени городских ворот, пока череда жриц проходила мимо. После того как они ушли, ошеломленным прислужникам потребовалось несколько минут, чтобы вернуться и очистить улицу. И даже тогда никто не заметил девочку, которая сидела наверху, на сторожевом посту, и смотрела, как уносят вверх по холму тело ее матери.

Ашмира открыла глаза. Все было так же, как перед тем, как она уснула. Тень от ее украшенного кистями балдахина колыхалась на спине верблюда. Впереди тянулась цепочка других верблюдов, уходящая в никуда. Поскрипывание жердей, негромкий равномерный топот копыт по камням… Во рту пересохло, голова гудела. Одежды превратились во влажный кокон.

Она слегка омочила губы из меха с водой, отринув желание напиться как следует. Они уже девять дней шли через пустыню, и три дня миновало с тех пор, как им в последний раз встретился источник, а конца дороге все не было. Вокруг простирались пустынные, безжизненные земли, выбеленные солнцем горы, тянущиеся насколько хватал глаз. Солнце было белой дырой в чугунном небе. Оно раздирало воздух на пласты, которые дрожали и переливались, не останавливаясь ни на миг.

Каждый раз, как Ашмира засыпала в дороге во время этих нескончаемых дней в пустыне, она погружалась в круговорот одних и тех же снов. Сны повторялись, возвращались вновь и вновь, жалили, как ветер, несущий песок. Она видела царицу Савскую в ее кабинете, улыбающуюся, подливающую ей вина. Видела жриц во дворе дворца и вызванного ими джинна, ожидающего приказа, и все глаза были устремлены на нее, и она снова прощалась с ними. Видела храм Солнца и его восточную стену, украшенную изображениями погибших воительниц, и фигурку своей матери, которая так красиво сверкала в лучах утреннего солнца. Видела пустую нишу рядом с ней, которую так мечтала занять.

И иногда… иногда она видела свою мать — такой, какой запомнила ее навсегда, на одиннадцать застывших лет.

В тот вечер караван верблюдов остановился в тени песчаникового хребта. Набрали хвороста, развели костер. Начальник каравана, немного владевший магией, отправил бесов осмотреть скалы и сообщить, если вдруг кто-то появится поблизости.

Потом он подошел к Ашмире, которая сидела, глядя в огонь.

— Я вижу, ты все еще с нами, — сказал он.

У Ашмиры затекло все тело, она устала и измучилась от этих бесконечных дней в пустыне. Тем не менее она заставила себя улыбнуться.

— Ну а где же мне еще быть?

Начальник каравана был крупный, веселый мужик, широкогрудый, с живыми, блестящими глазами. Его присутствие несколько смущало Ашмиру. Он усмехнулся.

— А я каждый вечер проверяю, все ли тут люди, а не гули и не привидения. А то вот, говорят, как-то раз караванщик привел в Петру тридцать всадников, и стоило им миновать городские ворота, как пустые плащи всадников упали на землю, а начальник, обернувшись, увидел, что дорога на много миль усеяна костями. Всех людей сожрали, одного за другим, всех до единого!

Матери-стражницы тоже рассказывали Аншире эту историю, про купца из Мариба.

— Народные сказки, — ответила она. — Только и всего.

Караванщик достал свой оберег от джиннов и старательно позвонил в серебряные колокольчики.

— Ну, как бы то ни было, а бдительность не помешает. Пустыни — опасное место, и не все здесь такое, каким кажется.

Ашмира смотрела на луну. Луна превратилась в узкий полумесяц и ярко сияла над гребнем скалы. Девушку как будто ударили под дых, так худо ей стало от вида луны.

— Мы немало прошли сегодня, — сказала Ашмира. — Доберемся ли мы завтра до Иерусалима?

Караванщик устроил свое пузо поудобнее и покачал головой.

— Только послезавтра, и то, если все пойдет хорошо. Но завтра вечером уже можно будет расслабиться, потому что мы окажемся вблизи города. Никакие пустынные демоны не решатся напасть на нас под мудрым и добрым взором благого Соломона!

В пламени костра Ашмира видела горящие башни Мариба. Болезненный узел в животе лопнул.

— Доброго и благого? — процедила она. — Мне Соломона иначе описывали!

— В самом деле? — Начальник каравана вскинул брови. — И что же тебе о нем говорили?

— Что это жестокий захватчик, грозящий слабым народам!

— Ну, про него много всякого рассказывают, — согласился караванщик, — и, смею сказать, не все истории говорят в его пользу. Но в нашем караване много людей, которые думают иначе, чем ты: они едут в Иерусалим, чтобы воззвать к его милости или попросить его разрешить сложное дело. Что, не веришь? А ты у них спроси.

— Может, и спрошу.

Когда наступила ночь и пламя костра взметнулось высоко в небо, Ашмира разговорилась с человеком, который сидел у огня рядом с ней. Это был торговец пряностями, направляющийся в Тир, молодой, бородатый, тихий и любезный.

— Ты так молчалива, барышня, — сказал он. — Я от тебя за всю дорогу ни единого слова не слышал. Можно ли спросить, как твое имя?