Возмездие теленгера - Михаил Белозеров

Но Чебот был более чем серьезен и то ли пропустил мимо ушей выпад Кости, то ли не придал ему значения.

– А мне отец говорил, что только Бог заполняет пробелы в человеческих знаниях. Так что учиться грамоте не обязательно. Пусть Бог меня учит. Вот я ничего не читаю, а все равно все знаю. Знаю, что ружье стреляет, а нож режет. Что еще надо?

– Насчет Бога – не знаю, – признался Костя, посчитав наивными рассуждения о ружье и ноже, – но здесь записана наша история, а ждать, когда Бог соизволит, – глупо, может, Он о нас забыл?

– Точно забыл! – снова заржал Дрюндель и на это раз даже ухватился за бока и едва не разлил воду из котелка.

– Может, и забыл, – неожиданно легко согласился Чебот. – Святые угодники! Если бы помнил, то не допустил бы, чтобы мы впроголодь жили. Дайка… – Он взялся читать, но дальше двух первых предложений, которые осилил по слогам, не продвинулся. – Нет… мудреный дневник, – не теряя достоинства, вздохнул он так, словно втащил в гору камень. – Мне бы что-нибудь попроще – сказки какие-нибудь о рыцарях, гномах и драконах с картинками. Такие, как мама мне читала. А что твой лейтенант может мне интересного сообщить? Как мы живем? Я же и так знаю, что лучше не будет. А в сказках все красивее. В сказках я всесилен. В сказках я о-го-го чего могу сделать!

– Вот то-то и оно, – заметил Костя. – «о-го-го»! В сказках ничего не говорится, что произошло с нашей страной, – добавил он, отходя от костра и усаживаясь на камень. – А мне интересно знать, что именно.

– Ну и что? – посмотрел ему вслед Чебот. – Ну узнаешь ты, а что сможешь сделать? Один-то? Мы вон кайманов поймать не можем, а ты на всю страну замахнулся.

– А то, что мы Иваны, не помнящие родства. Любой недруг может нас взять за горло и поодиночке слопать, а если мы будем знать и помнить историю, то даже поодиночке он с нами ничего не сделает. Знание – это сила, брат.

– Что-то ты мудрено загнул, Приемыш, – с усмешкой ответил Чебот. – Хотя, может, и прав, только мне грамота все равно не нужна. Не привыкший я к ней. Я больше руками. Эх, да что там говорить! – Он взял бинокль и отправился смотреть на деревню.

Уже вернулся и Дрюндель, уже и Телепень развел костер и вскипятил чая, уже и рыбу почти всю съели, а Костя все еще был поглощен дневником старшего лейтенанта Брагина.

Глава 4

Паровоз

Вечер подкрался незаметно – как вероломные кайманы. Тени от сосен удлинились, мхи и лишайники, нагретые скалами и солнцем, пахли одуряюще и пьяняще. От реки тянуло прохладой и цветущим багульником. Деревня окончательно уснула, только из-за холодных лугов вернулось стадо речных свинок, да батюшка Успенской церкви потерянно бродил вокруг нее и воздевал к небу руки. Три лодки ушли за рыбой, и столько же встали в затоне на якорь.

Телепень и Дрюндель напились, наелись и проспали часа три-четыре, пока Чебот не растолкал их:

– Подъем! Гонец идет!

Костя с сожалением оторвался от блокнота и спрятал его во внутренний карман, туда, где находился «Справочник молодого моряка». Теперь ему многое стало понятно из того, о чем так туманно говорили взрослые. Он словно прозрел и по-иному смотрел на мир и даже почувствовал себя взрослее. Но о «сопротивлении» в дневнике старшего лейтенанта Брагина ничего не говорилось. Тут появился Семен:

– Батя велел сказать, чтобы вы были готовы. Я вас отведу в последний вагон и запру.

– А почему запрешь? – удивился Костя, поднимаясь и отряхивая одежду от ломкого ягельника.

Семен, который был похож на своего отца как две капли воды, но, конечно же, не со сломанной ногой, был тише воды, ниже травы и не выказывал неуважения. Мало того, он принес им еды – горшок вареной картошки в мундире и каравай хлеба.

– Скажем, что там грязно, скот везли. А то черт их знает, чего им в голову взбредет.

– Ладно, – согласился Костя, хотя мысль о том, что они доверятся незнакомым людям, ох как претила ему. Но деваться было некуда.

Они спустились с другой стороны горки и за шли с хвоста состава. Последней была прицеплена обычная теплушка, обшарпанная, с заплатами на стенах. Видно было, что ее давно и нещадно эксплуатировали. От теплушки тонко, как духами, несло навозом.

– Сидите тихо, как мышки, – наставлял их Семен. – А на станции Оленья, где мы будем доливать воды, я дверь-то и открою.

– А дальше что? – спросил Костя.

– А дальше по обстоятельствам. Батя на перевале Мокрая Сыча затормозит или вообще остановится. В общем, сообразите.

Чеботу такой оборот дела тоже не понравился. Он скорчил недоверчивую рожу и пробурчал, когда Семен с грохотом запер за ними дверь:

– Опасно все это… Ты им доверяешь?

Вдоль стен были сделаны нары, на полу валялись клочья прелого сена. Два оконца давали немного света и свежего воздуха.

– А что делать? – спросил Костя, усаживаясь на нары. – Если что, двери «плазматроном» вырежем.

– Ну разве что… – нехотя согласился Чебот и тяжело вздохнул, словно они уже попали в западню.

– А пока отдыхать, – сказал Костя. – Дежурный Телепень.

– А почему я?

– Потому! – грубо ответил Чебот.

Костя решил, что Чебот наказал его в знак того, что тот жег дневник старшего лейтенанта Брагина. Солидарность, однако, с удовлетворением подумал он.

– А что делать-то?

– Следить за обстановкой и помалкивать. – Костя посмотрел на Дрюнделя, который уже нацелился на горшок с картошкой и хлеб.

Чеботу идея понравилась, он приказал:

– Картошку съесть, горшок вымыть! Хлеб оставить про запас!

– Как же его мыть, если воды нет? – удивился Дрюндель и спрятал за спину руки, которые уже протянул было к горшку.

– Не знаю, я спать буду. – И Чебот завалился на нары.

Костя тоже завалился и попробовал было читать дневник, но было слишком темно. Солнце нагрело теплушку, и внутри становилось жарковато.

Внезапно он услышал голоса, которые приближались со стороны деревни. Потом под ногами захрустел гравий. Люди шли уверенно и спокойно. Костя насчитал не менее пяти человек. Он схватил «плазматрон» и, проверив индикацию, прицелился. Чебот стал в трех шагах, широко расставив ноги из-за привычки стрелять из огнестрельного оружия. Дрюндель щелкнул курками «тулки», а Телепень от испуга уронил горшок, и картошка рассыпалась по полу. Но это уже была сущая ерунда. Если нас пришли убивать, подумал Костя, то для убийц они слишком беспечны и неосторожны, потому что кайманы наверняка знают, что мы вооружены «плазматронами».

Костя сделал знак, чтобы все молчали, поднял картошину почище и засунул в рот. Обстановка внутри вагона сразу разрядилась. Дрюндель сделал дурашливое лицо и заулыбался во весь рот. А рот у него был огромным, аж до ушей.

– Куда господ кайманов посадишь? – услышали они вопрос.

– В первый или во второй. На выбор, – ответил дядя Илья.

Костя узнал его голос.

– А почему не в последний? – спросил кто-то другой властным и непререкаемым тоном, словно только он один имел силу авторитета и пользовался ею.

Костя понял, что это и есть кайман со шрамом на лице. Здоровый был кайман, и у него должен быть соответствующий голос.

– В нем давеча мы коров и свиней везли, – ответил дядя Илья. – Да и мотает в нем, как говно в бочке, прости господи.

Костя удивился, как он это мастерски ввернул, без единой фальшивой нотки. Он даже мысленно похвалил его, потому что дядя Илья был спокоен, как валун у дороги. Если бы захотели убить, думал он, начали бы стрелять сразу, а не разыгрывали спектакль. Теперь он окончательно поверил дяде Илье и его сыну Семену.

– Давай во второй, – сказал еще кто-то, должно быть тот, кого Чебот треснул прикладом по башке.

– А почему не в третий? – подозрительно спросил человек с очень знакомым голосом.

Костя готов был руку отдать на отсечение, что это Косой. Только у Косого был такой писклявый фальцет. Не может быть, подумал он, показалось. – И посмотрел на Чебота, но тот никак не среагировал. – Значит, мне почудилось решил Костя.

– В третьем деревенские поедут, – объяснил дядя Илья.

– Фу, кажется, пронесло, – сказал Чебот, вытирая мокрый лоб.

Костя почувствовал, что тоже взмок от нервного пота и ворот рубахи прилип к шее. Пятеро человек прошли мимо. Кто же пятый? – подумал он. Семен что ли? Должно быть, Семен, решил он, больше некому. А откуда взялся Косой?

* * *

Паровоз зашипел, как сто тысяч гадюк, дал прощальный гудок. Чебот испуганно выругался:

– Святые угодники!

И они поехали. Вагон стал нещадно скрипеть и раскачиваться, и все решили, что он вот-вот опрокинется набок, поэтому схватились за все, что казалось прочным. Однако прошла минута, вторая, а вагон все не опрокидывался и не опрокидывался, только разгонялся все стремительнее и стремительнее. Костя глянул в щель. Мимо проносились сосны и горы. Езда в поезде напоминала спуск на санках с горы, только быстрее и страшнее.

– Мне дед рассказывал, – прокричал ему в ухо Чебот, – что поезд как ветер, но я не знал, что он такой быстрый.