Дорога в Гарвард и обратно - Лана Барсукова

Как всегда, все испортил Влад. Он прочитал первый вариант эссе и подверг его жесткой критике. Это мягко сказано. Судя по выражениям, на которые не скупился Влад, если бы он был рядом, то порвал бы Гошины страницы в мелкие клочья, а потом швырнул бы эту бумажную кашу ему в лицо.

– Что не так? – возмущался Гоша.

– Все! Все не так! – горячился Влад. – Из твоего текста ясно одно: парень любит программировать. Этого мало! Таких в мире тысячи, сотни тысяч. Какого черта тебя должны предпочесть остальным любителям точить коды? Что в тебе такого особенного?

– Во мне нет ничего особенного!

– Тогда тебе нечего делать в Гарварде! – заорал Влад. – А я говорю, что есть! Но это надо показать! Эссе должно быть как маленькое произведение искусства, где каждое слово несет нагрузку. Чтобы, почитав твое эссе, члену комиссии захотелось крикнуть: «Берем! Без этого парня Гарвард осиротеет!» Вот что надо!

– Вы, видать, забыли, что я не писатель, я программист, – защищался Гоша.

– Я тоже программист и никогда не работал воспитателем в колонии с трудными подростками. Однако же вожусь с тобой.

Гоша хотел сказать, что не просил его об этом, но вовремя остановился. Слишком большой путь они прошли, поздно сворачивать. Да и благодарность к Владу, хоть Гоша и скрывал это, прочно проросла в его сердце.

– Ладно, извини, – сбавил обороты Влад. – Эссе – незнакомый тебе жанр. Тут я сам виноват, многого от тебя захотел. Я сейчас срочной почтой отправлю пару книг, прочитай их внимательно, возьми за образец – и вперед. Пойми, в эссе нужно рассказать о себе, но не в лоб, а через маленькую историю. Может, мама поможет. Она читает на английском?

– Моя мама прочитает и на японском, если очень надо, – пошутил Гоша.

Влад почему-то даже не сомневался в этом.

Буквально через несколько дней курьер принес пакет, в котором лежали две книги с оригинальными названиями. Первая книга называлась «500 лучших эссе Гарварда». Вторая книга: «500 лучших эссе Стэнфорда». Тысяча сказок о прекрасных молодых людях. Гоше предстояло написать еще одну. Все это напоминало «Тысячу и одну ночь» в исполнении Шахерезады.

Гоша начал читать. Эссе были короткие, страницы две-три, не больше. После каждого шел подробный разбор на предмет того, что здесь является особенно сильным местом, а что недотянуто до сияющих высот. Разбор занимал пять-шесть страниц. У Гоши это вызвало глухое раздражение. Людям делать нечего? В размазывании манной каши по тарелке он видел куда больше смысла.

А уж сами эссе приводили Гошу в открытое недоумение. Кто-то писал, как организовал в школе гей-клуб, правда, там был только один участник, собственно автор эссе. Случилось это не где-нибудь, а в самом центре африканского материка. Неудивительно, что организатора гей-клуба побили его же одноклассники. Но отважный гей не сдался. Тогда соседи подожгли лачугу его родителей. Она горела очень хорошо, потому что крыша была сделана из сухих пальмовых листьев. Словом, сплошное хождение по мукам. Парня было жаль, даже у Гоши подступил ком к горлу. Но он не мог понять: почему на этом основании парня нужно брать в Гарвард? Можно же просто приехать в Штаты в качестве трудового мигранта, работать в каком-нибудь «Макдоналдсе» и жить себе преспокойно. Видимо, об этом пути парень не знал.

Мама подключилась к чтению эссе в качестве добровольца. Пустоту, образовавшуюся при увольнении, надо было чем-то заполнять. В процессе чтения ее глаза округлялись. Проще говоря, она немного офигела. Единственное эссе, которое мама назвала шедевром, было написано чернокожим парнем, который увлекался барабанной дробью. Он стучал в барабаны так усердно, что иногда ломал палочки. Но ломается обычно только одна палочка, вторая остается целой. Парень не выбрасывал, а складывал в коробку эти целые палочки, оставшиеся без пары. Его эссе представляло собой рассказ про то, как он открыл эту коробку и, разглядывая палочки, начал вспоминать, где и при каких обстоятельствах он сломал их вторые половинки. Получился калейдоскоп событий, где были его друзья, путешествия, музыкальные фестивали, купания в фонтанах и ночевки под отрытым небом. Гоша впечатлился насыщенностью жизни парня, его добрым юмором и влюбленностью в музыку. «Такого надо брать!» – подумал Гоша и понял, о чем ему говорил Влад.

Отпущенная на чтение неделя кончилась, и они созвонились с Владом.

Слово взяла мама.

– Простите, Влад, за мою тупость, но я не понимаю, что нам делать. Гоша не гей, не узник совести, не инвалид, ему не на что пожаловаться. И он совсем не страдает от диктаторского режима. Хоть плачь, ей-богу, – сказала мама так задорно, что о плаче не могло быть и речи.

Влад непроизвольно расплылся в улыбке. Взглянул на себя в зеркало и тут же отвернулся. Седые виски и юношеский блеск в глазах, совсем как в мелодрамах.

– Надежда, я открою вам небольшой секрет. Впрочем, об этом знают почти все. Поступление в университеты в Америке давно превращено в бизнес. Куча людей, покрутившись в администрации и хотя бы издали наблюдая за отбором студентов, пытаются коммерциализировать свое знание. Эти так называемые консультанты по поступлению – бич и беда американской образовательной системы. Недавно вскрылся курьезный, но показательный случай. Женщина работала уборщицей в Стэнфорде. И везде честно говорила, где она работала, но не говорила кем. За немалые деньги раздавала советы, как надо писать эссе. Есть целые артели, которые пишут вступительные эссе вместо соискателей. Увы, это так. Но нам надо написать лучше них. Вы меня понимаете?

– Вы сейчас как та уборщица, – доброжелательно сказала мама. – Ваш совет хоть и бесплатный, но бесполезный. Я прочитала эти так называемые лучшие эссе, и я бы в шею гнала некоторых авторов.

– Например?

– Например, одна девица пишет, как она поехала волонтером в Африку.

– Прекрасная тема!

– И там она увидела голодающих детей и, как она пишет, рано постаревших женщин. И как люди пили прямо из лужи, потому что нет водопровода. И как потом, вернувшись домой, в Америку, она стала экономить воду.

– Да, да, это вызывает эмоции, это хороший заход! – отреагировал Влад. – Это то, что нужно!

Мама помолчала. Потом довольно жестко сказала:

– А вам не кажется, Влад, что только полная дебилка в свои семнадцать лет может не знать о голодающих? И только абсолютный социальный аутист может не понимать, что планета не прошита водопроводами? Она вообще не высовывала нос за пределы своего мирка? Не знала, что не везде живут вечно молодые женщины? Это эссе инфантильной дуры, которая впервые увидела жизнь, изумилась, расчувствовалась и написала эту, прости господи, хрень. А другие такие же, как она, только постарше, прочитали, впечатлились и дали этой дуре «зеленый свет». Мне жаль Гарвард, если он ведется на такое.

Повисла тишина.

Наконец Влад начал говорить:

– Надежда, в чем-то вы правы. Но