Спаситель - Иван Прохоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Актрисой ты родилась, подумал Завадский, но не в том веке.
Поскольку по обманчиво-нежному взгляду все было понятно, таиться смысла не было.
– Где отец? – спросил у нее Завадский.
Вместо ответа девушка как бы для задумчивости скосила взгляд чудных своих глаз на сторону, а затем вдруг «выстрелила» ими прямо в Завадского и тот на какое-то время понял влюбившегося Леонтия.
– Чудо стало быть?
– А ты не веришь? – с наигранной строгостью спросил Завадский.
Капитошка смотрела на него с любопытством – так завораживает видеть заговорившего которого ты всегда знал молчуном.
Дверь позади открылась. Еще одно знакомое лицо глядело по-новому – с любопытством. Антип – духовный и физический раб Вассиана.
– Владыко зовет тебя, – объявил он.
– Где он? – спросил Завадский.
Антип раздался в рыжебородых щеках, явив нестройные зубы.
– Диво. И впрямь говорит!
***
Перед тем как войти в избу Вассиана, Завадский обернулся и посмотрел на внушительную постройку без окон и крыши, походившую хлев. Длинные «корабельные» бревна в охапку крест-накрест плотно прилегали друг к другу, черные от смолы, образуя увеличенную избу, похожую на ту, в которой он побывал недавно. Странный храм строил себе Вассиан.
В просторной горнице, пропитанной запахом лиственницы и жженого ладана под образами сидел в черном одеянии властный старик с клюкой и недобрым лицом.
Подле – ближайшие сподвижники и доверительные члены общины, среди которых находились и Данила с Антоном.
– Кика-бес. – изрек старик, глядя на Завадского горящим нелаковым взором.
– Что?
– Филька, стало быть?
Завадский кивнул. Настроение старика ему не нравилось. Он не ждал конечно ничего хорошего, но не думал, что реакция будет настолько быстрой и едва скрываемой.
Старик ударил клюкой о дощатый пол.
– Господь все видит! Кто ты и какие подлости делать станешь указано давно мне, – старик обвел приближенных взглядом, не оставляющим надежд, и устремил клюку на Завадского, – для них можа тайна, головы дурманом диавольским кружати, а мне ведома неспроста явился ты, змий и ёкимовский соглядатуй. Отступник веры и враг божий!
Завадский усмехнулся.
– Бес в нем! – вскочил старик. – Али не видите?!
– Вассиан! – не выдержал Данила. – Он же спас нас!
– Молчи, дурень! – озверел старик, стукнув клюкой Данилу в живот. – Спас вас господь бозе наш и Иисусе Христе, ино молился я им за ваши души грешные! Ты видишь да не видишь! Слухаешь да не слышишь! А ево слыхал я егда он немствовал! Всех бесов и врагов божиих вижу я указаниями господа нашего!
Взгляд старика стал лукаво-жестоким.
– Кто ты, откуда, мил человек? Сказывай! – приблизился он к Завадскому.
– Я просто хотел сделать что-то полезное. Разве не этому учит спаситель?
– Во-то! Еже сказывал аз вам?! Поминаете? Еже сказывал?! Приидет час и бес явится лукавый, искусительный, добродетельным братом прикинется, а за пазухой кукиш никониянский!
«Железная» логика, подумал Завадский, поняв в то же время, что секрет популярности этого «пастыря» кроется не в смысле слов, а исключительно в градусе экспрессии. Логика в таких сеансах не то что не важна, она даже противопоказана, поскольку запускает совсем ненужные процессы в головах паствы. Антип и другие приближенные уже кивали и недобро поглядывали на Завадского.
Завадский решил молчать, чтобы не подбрасывать дровишек в этот костер самовозбуждения, но это не помогло. Ни много ни мало, его решили «рассудить» огнем.
– Ежели неправда моя и кандалы на ево руках не воровское ярмо и в чудесах он умелец – стало быть огонь ему нипочем, коли не так – царь небесный защиту явит ему, а мя покарает. Ано токмо батюшки вашего горемычного страху перед божиим повелением нету. Сын бо человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти!
У бывшего преподавателя лицо вытянулось от таких речей.
Тут уж логика была железной – старик явно видел в нем врага.
Ладони Завадского вспотели, когда его схватили Антип и другой богатырь. Подсоблял им и Данила, будучи тоже крепким приближенным, хотя в глаза смотреть избегал.
Решено было Завадского посадить пока в амбар на кобелиную цепь.
Сидя в темноте, среди снующих мышей, Завадский тяжело дышал, пытаясь обуздать ярость. В конце концов ему это удалось. Он закрыл глаза, испытывая себя. Нет, лысый призрак уже похоронен.
Через несколько часов Данила пришел к нему, а с ним – Капитошка. Принесла кутью. Сколько раз кормила она его в немощной болезни. В темноте сверкнули прекрасные глаза. Луч света в бесконечном вселенском мраке.
– Хочим потолковать с Вассианом, – сказал Данила извиняющимся тоном. – Лют он во гневе – вестно, но отходчив. А сегодня в настроении свиреп владыко так то хворь ево в коленях и в печени точит. Назавтречка потолкуем, а ты в ножки упадешь, покаешься, Христом богом молить станешь, ножки целовать.
Завадский помотал в темноте головой, звеня цепью.
– Не в хвори дело.
– Еже тогда, Филипп? – расстроился Данила.
– Пустить бы гонцов в соседние общины и передать их владыкам предложение приказчика Мартемьяна Захаровича.
– Ужели послушали бы?
– Им про чудеса неведомо, а возможность без риска для себя торговать с Причулымским острогом вынудит их накрутить Вассиану хвост.
– Ась?
– Здраво. – Прозвенел голосок.
Завадский улыбнулся в темноте нежным очертаниям и синему блеску.
– Только
