Измена. Дракон не стоит моих слёз - Аурика Рейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кеннан
Снова эта белая комната. Снова звуки приглушённые, отдалённые, я с трудом пробиваюсь сквозь эту пелену, пытаясь хоть отдалённо наладить контакт с реальностью.
Бесполезно. Словно смотрю сквозь мутное стекло. Машинально ем. Тело послушно отрезает кусочек, пережёвывает его, глотает. Послушно выпивает воду из бокала.
И эта. Эта рядом. Ничего не понимаю. Где я? Кто она? Что происходит?
— Будешь хорошо себя вести, впущу гостей, – произнесла она ласково, нежно. И провела ладонью по моей ноге.
Приятно.
Но… не оставляет чувство, будто я что-то забыл.
Встав из-за стола, я машинально сделал шаг в сторону своего кабинета, хоть и не понимал, зачем. Надо. Так надо: после завтрака час читать или писать, потом тренировка на свежем воздухе, а после – гости.
Гости. Она обещала, что если я буду хорошо себя вести, то будут гости.
Я хороший мальчик. Послушный.
— Точно будут гости? – спросил я, глядя на неё.
Она улыбнулась, и мои губы тоже невольно расползлись в улыбке. Кривоватой, должно быть. Кажется, я разучился улыбаться. И добавил:
— Мама, мне тебя не хватало.
— Не надо меня так называть, – она погладила меня по щеке, и я прикрыл глаза, наслаждаясь этой нежностью. – Зови меня Леона. Ле-о-на. Хорошо?
— Хорошо, мама.
— Хорошо, Леона.
— Хорошо, Леона, – повторил я. – Кто к нам сегодня придёт?
— Придёт Марек. И его жена. Ты помнишь Санту?
Я кивнул. Лицо этой строгой драконицы предстало перед мысленным взором, но смутно.
— А Даар? – спросил я, нахмурившись. – Даар придёт?
— Нет, он улетел далеко-далеко и больше не вернётся.
— Это хорошо, – кивнул я. – Даар меня обижает.
— Знаю, но больше этого не повторится. Итак, что хорошие мальчики делают после завтрака?
— После завтрака надо идти в кабинет, – проговорил я и с удовольствием отметил её одобрительную улыбку.
— Вот и прекрасно, – она похлопала меня по плечу. – Ступай.
И я пошёл. Через коридор под лестницей в небольшую комнату с большим окном. Распахнул шторы и одну из створок, впуская внутрь солнце и свежий воздух. Сел за стол. Слева лежали три книги с закладками. Справа – желтоватая гербовая бумага для писем. Чуть в стороне – чернильный прибор с заранее подготовленным к работе пером.
Немного подумав, я открыл средний ящик, нащупал на дне верхнего замочек и, щёлкнув им, аккуратно вынул из открывшейся ниши старую потрёпанную тетрадь. Положил перед собой на стол. Провёл по ней кончиками пальцев, ощущая под ними выбитый в кожаной обложке силуэт. Потом открыл первую страницу. Вторую. Пролистнул до конца. Посмотрел на число последней записи и поднял взгляд туда, где рядом с чернильным прибором расположился календарь. Оторвал страницу. Сравнил число с тем, что фигурировало на последней исписанной странице и нахмурился: прошло без малого три года.
Наконец, обмакнул перо в чернила и, стряхнув лишнее, принялся выводить:
“Не понимаю, что со мной происходит, будто нахожусь вне времени и пространства. Вспоминаю события, только читая о них в дневнике или когда близкие рассказывают мне о них. Но каждый раз, когда Леона рассказывает мне о чём-то, я едва вспоминаю, как в детстве, когда представлял себе героев мифов и легенд.
Иногда забываюсь и думаю, что Леона – это мама. Они действительно очень похожи. Должно быть, со мной что-то случилось на последнем задании, отчего мой разум помутился, но Леона не хочет говорить об этом, чтобы не беспокоить меня лишний раз.
Снова бессонница. Этой ночью до самого утра смотрел в потолок, пытаясь вспомнить что-то. Что-то очень важное.
Должно быть, завтра я снова забуду обо всём. Снова проснусь в “белой комнате” и не смогу вспомнить, кто мне эта женщина, которая называет себя моей женой. Но я не помню ни свадьбу, ни её саму.
Наваждение какое-то.
Если бы мне не было известно, что драконы не чувствительны к дурманам, то решил бы, что она опоила меня.
Порой из памяти выпадают часы и даже дни. Не помню, где был и что делал прошлым вечером. Помню, как Леона ругала меня. А я не мог даже ответить.
Сейчас я осознаю себя, но не знаю, что будет через час.”
Отточенным движением положив перо обратно в предназначенный для него резервуар, я промакнул написанное пресс-бюваром и оставил ненадолго подсохнуть. Подошёл к окну и тяжело опёрся о него рукой.
Что же, тьма побери, происходит?
И что я никак не могу вспомнить?..
***
Я думала, что буду валиться с ног. За прошедшие двое суток я спала слишком мало, а ночь верхом на драконе вытянула из меня последние силы. Но как только мы оказались в городе, его позолоченные остроконечные крыши храмов, величественные замки и идеальные мощёные улицы с милыми уютными домиками так впечатлили меня, что сон как рукой сняло.
В этот ранний час город был ещё сонным, но жизнь уже бурлила в нём. Мимо проходили мужчины с тюками, женщины вели ослов и несли на перевязи малышей, которые вовсю клевали носом. Дети купались в корытах перед домами, аромат выпечки стелился по переулкам, вызывая аппетит даже несмотря на то, что мы всего полтора часа назад останавливались в придорожном трактире, и в сумке помимо небольшого количества вещей, покоилась упакованная в бумагу булка хлеба и кулёк с вяленым мясом.
Солнце, недавно только поднявшееся над Намина-Ри, освещало всех косыми бледными лучами, а земля ещё была влажной с ночи и благоухала так, что лёгких не хватало вдохнуть весь этот воздух.
О чём я только думала, согласившись почти безвылазно жить в доме дракона? Как я могла забыть о том, что такое свобода, что такое путешествия, что такое настоящая, наполненная жизнь? Да, здесь так не принято, и за три года жизни в этом мире местные традиции впитались в мою плоть. Но сейчас я словно сбрасывала с себя омертвевшую, не нужную более старую кожу. И, наконец, смогла расправить плечи.
— Нужна ночлежка какая-нибудь, – заметил Даар, натягивая штаны.
