Бегство из гетто: Заметки по поводу рукописи, оставленной в ОВИРе - Борис Кравцов

Выше уже рассказывалось о заявлениях ленинградцев, гневно протестовавших против попыток выманить их в Израиль. Здесь подшиты десятки таких заявлений. В этой главе хотелось бы рассказать о других — о тех, кто уехал, кто покинул Родину.

Разные это люди, разного возраста, разных профессий, разные мотивы побудили их выехать в Израиль. Но судьба у всех оказалась общей: они задыхаются там — и в Израиле, и в других странах «свободного мира», они поняли, слишком поздно поняли, что совершили непоправимую ошибку.

С некоторыми из этих людей мне довелось встречаться, о некоторых — писать. К их судьбам я и обращусь.

Гойхман Вольф Анатольевич, кандидат медицинских наук, бывший доцент Ленинградской больницы имени В. И. Ленина.

«Мне 69 лет. Я хирург и нейрохирург с полувековым стажем, старший научный сотрудник, жизнь которого складывалась так: школа, революция, в годы гражданской войны — красноармеец-доброволец. Закончив в 1926 году медицинский институт, работал в различных медицинских учреждениях, преимущественно в Ленинграде.

Незадолго перед революцией умерла моя мать. Нас осталось двое сирот — я и сестра. Приехавшая на похороны тетя увезла ее к себе в Бессарабию, я остался с отцом. После революции, когда Бессарабия отошла к буржуазной Румынии, сестра осталась там. В дальнейшем связь с ней утратилась, а после Отечественной войны восстановилась. Оказалось, что она бежала от фашистов в Палестину, а теперь проживает в Израиле, куда приглашала и меня.

Встреча была волнующей, но жизнь меняет людей. Мы оказались совершенно разными людьми с сестрой, и особенно со всем ее окружением. Довольно скоро начались горькие будни. Что же меня разочаровало в Израиле?

Неприкрытое стремление к безудержному стяжательству, поганя за „золотым тельцом“, неистовая борьба друг с другом за тепленькое и доходное местечко в жизни по принципу „Человек человеку волк“. Расцвет самого страшного недуга человечества — циничного эгоизма: каждый живет только для себя, а не для коллектива. Нажива, „гешефтмахерство“, бизнесменство — почти только на этом сосредоточен у большинства интерес к жизни. Этот торгашеский дух с жадным стремлением к личному материальному благополучию и обогащению пронизывает все области жизни и даже медицину. Особенно неприятно было наблюдать отчетливые проявления классовых и даже кастовых противоречий, а в ряде случаев и национального шовинизма.

Приходилось сталкиваться с проявлениями недружелюбного и даже враждебного отношения со стороны коренного населения к евреям из Советского Союза. Протекционизм и бюрократия процветают вовсю.

И на фоне этого — безудержная продажа порнографической литературы, в том числе и на „священном“ древнееврейском языке. В Тель-Авиве и Иерусалиме — специализированные „эротические“ магазины, торгующие разнообразной похабщиной. Демонстрируются фильмы, большей частью лишенные всякого смысла, поверхностные, гнусные, смакующие похабщину, развращающие, растлевающие молодежь и вызывающие отвращение у нормального человека. Изобразительное искусство в основном сводится к нелепой абстракционистской мазне и абсурдным скульптурным трюкачествам. Бандитизм, воровство, проституция.

Вот что мне приходилось наблюдать в Израиле, этой несомненно капиталистической стране с явным „американским стилем“ жизни.

Я буквально задыхался в этой обстановке, повседневно встречаясь с чванливыми, самодовольными и самовлюбленными, заносчивыми хвастунами, лишенными настоящей культуры, не терпящими никакой критики.

…Я начал долгий, трудный путь подготовки к отъезду. Вое это было нелегко, не так просто и не так быстро. Только спустя полгода, проживая с большими лишениями, впроголодь и невероятно экономя, накопив необходимые средства, получив документы и достав билет, я смог, наконец, тронуться в обратный путь, вырвался из „израильского рая“…

Долгими бессонными ночами, перелистывая свой жизненный путь, я не раз задумывался над тем, что же в действительности является родиной каждого человека? Пройденная жизнь безошибочно ответила на этот вопрос. Это та земля, где человек родился.

Это та земля и страна, на чьем языке прозвучал первый невнятный лепет ребенка, где рос, мужал и сам вместе со всеми строил страну, где сам стал частицей этой земли.

На обратном пути мне пришлось проехать через некоторые страны западного мира. И всюду одна картина — процветание цинично неприкрытой, самой страшной болезни капитализма — эгоизма. Каждый строит свою жизнь на костях другого. Явная „культура“ брюха вместо культуры духа. Этот американский образ жизни не может импонировать нормальному человеку. Никакой свободы и демократии я в этом мире не нахожу, Демократия сводится тут только к межпартийным дрязгам, борьбе за власть и выгодное место, а свобода — к разнузданной волчьей борьбе за личное преуспеяние. Так какую же свободу ищут на Западе некоторые заблудшие наши души?

Мне, человеку, воспитанному Советской властью, нет места в этом капиталистическом мире. До сих пор он был мне известен только в теории, теперь я познал его на горькой практике. В нем я задыхаюсь и погибаю…»

Найда Леон Борисович, 53 лет, доктор медицинских наук. Выехал в Израиль 23 марта 1973 года. 14 мая этого же года, распродав все пожитки, чтобы расплатиться с долгами и приобрести обратный билет, буквально бежал из «страны обетованной». После длительных мытарств по Европе смог вернуться в СССР.

«Я проклинаю тот день и час, когда обратился с просьбой о выезде в Израиль. Проклинаю легкомыслие и слепую доверчивость, с которыми относился к сионистской пропаганде, слушая радиопередачи из Израиля, принимая на веру сплетни и вымыслы, распространяемые сионистами…

Никогда за всю мою сознательную жизнь в Советском Союзе я не чувствовал себя евреем в том смысле, о котором твердят сионисты, то есть человеком второго сорта, которого в чем-то ущемляют. В школе я учился на Украине, медицинский институт окончил в Казахстане, докторскую диссертацию защищал в Эстонии, работал в городах Грузии и Российской Федерации. И везде, в любой из этих республик, пользовался общими и равными для всех советских граждан правами. Теперь с большим, к сожалению, опозданием я понимаю, как мало думал в то время об обязанностях, о чести советского человека. Ее я уронил и готов на все, чтобы искупить свою вину…»

Л. Найда протягивает нам, журналистам, продолговатую тоненькую книжечку, которую привез из Израиля. Заголовок на русском языке: «Руководство для оле». Провокация всегда цинична. Здесь цинизм поставлен на поток, тиражирован в тысячах экземпляров. Обращаясь к «олим» (иммигрантам. — Б. К.), авторы-провокаторы лицемерно приветствуют «радостный шаг, который приведет вас в ваш настоящий дом — Израиль… У вас часто будет такое чувство, будто вы родились заново-Поэтому государство Израиль вкладывает такие большие усилия, чтобы облегчить вам ваше „второе рождение“».

С горечью и негодованием говорит Найда о том, что полтора месяца, проведенные им в Израиле, были для него отнюдь не «рождением», а похоронами всех и всяческих иллюзий об этой стране, сионизме, о капиталистическом обществе вообще.

В аэропорту Лод, под Тель-Авивом, куда самолет прибыл на рассвете, люди «с усталыми, злыми физиономиями» (я цитирую Найду) распределяли вновь прибывших по местам поселения — большинство в пустыню Негев. Никакие просьбы, жалобы, возражения не принимались во внимание.

Здесь же всем вручили по «долговой книжке» и, еще не выйдя из здания аэропорта. Найда оказался должником израильских властей — деньги за перелет Вена-Лод, за полученные «на расходы». Вскоре к ним прибавилась немалая сумма — месячная плата за комнату и вексель-гарантия за сохранность имущества этой комнаты. Затем месячная плата за уроки иврита, а учиться надо шесть месяцев…

«Позже я понял, какое это страшное оружие закабаления иммигрантов — „долговая книжка“. Израильским властям нет никакого дела до несчастных людей, которых они обманом вынудили покинуть свою настоящую родину. Для них нет ни работы, ни жилья, они обречены на полунищенское существование. Я встретил человека, который в Ленинграде занимал пост коммерческого директора крупного завода, здесь он с трудом устроился сторожем в банке. Его жена — уборщица в отеле, в одной смене с ней работают еще пять женщин, бывшие советские гражданки, все с высшим и средним специальным образованием…

Это не „обетованная“, а проклятая богом земля — так называют ее не только несчастные и разуверившиеся иммигранты, но и многие местные жители. Это — ложь о „единой еврейской нации“, о том, что Израиль якобы „родина всех евреев“. Люди, прибывшие из Марокко, Ирака, из европейских стран или из Советского Союза, ничего общего не имеют друг с другом — ни языка, ни общих интересов, ни общей цели. Вряд ли еще где-нибудь можно найти такое разделение людей, как в Израиле, — социальное, религиозное, расовое: бедные и богатые, черные и белые, верующие и неверующие. Местные уроженцы — сабры враждуют с выходцами из афро-азиатских стран — сефардами, те, в свою очередь, о ашкенази, приехавшими из Европы. Власти эту вражду всячески поощряют, спекулируя на противоречиях. И все это в мрачной обстановке безудержного шовинизма, милитаризма, религиозной нетерпимости. Даже находясь в тылу, далеко от выстрелов, люди чувствуют себя как на фронте: каждый должен бороться за себя и против всех. Бороться каждый день и каждый час. Иначе не выживешь.