Девять хвостов бессмертного мастера - Соул Джин

«Какое-то ненормальное дерево!» – сердито подумал Господин-с-горы и оставил попытки.

Ему не удавалось толком заняться культивацией, его всё время что-то отвлекало. Это «что-то», большей частью, было вниманием Лиса-с-горы к его персоне. Господину-с-горы всё ещё приходилось играть с ним в шахматы, но выиграть у Лиса-с-горы он не мог: слишком пристально Лис-с-горы на него смотрел, Господин-с-горы терялся и делал ошибочные ходы, ведущие к поражению.

«Это всё потому, – думал Господин-с-горы, – что я похож на того человека».

И его несколько озадачивало, что он стал думать о себе как о «том человеке». Вероятно, он вживался в лисью личину и отстранялся от человеческой.

«Если я пробуду в этом обличье слишком долго, – рассуждал Господин-с-горы, – то меня переполнит Лисья скверна, а значит, я не смогу вознестись».

И он ловил себя на мысли, что не вполне понимает, что такое Лисья скверна, хоть и страшится её. У лис такого понятия вообще не было. Он пытался расспросить об этом Недопёска, но тот только озадаченно скрёб лапой за ухом и говорил, что слышит такое слово впервые. У Лиса-с-горы спрашивать было бесполезно: он лишь насмешливо фыркал в ответ.

«Быть может, я чего-то не понимаю», – всё чаще думал Господин-с-горы.

Нет, как ни погляди, стоило поспешить с шестым и седьмым хвостами! Чем больше хвостов, тем ближе он к совершенной лисе – девятихвостой лисе, а значит, и к Абсолюту.

Абсолютом даосы называли вознесение и вообще бессмертие. Господин-с-горы Абсолютом называл тот уровень духовных сил, которым владел до перерождения. Он отчего-то решил, что когда достигнет этого уровня, то к нему явится Вечный судия и поможет вознестись. В компетенцию Вечного судии, к слову, вознесение всяких там лисов-оборотней не входило. Одному небу известно, почему Господин-с-горы так решил.

Недопёсок его тоже отвлекал от совершенствования. Он был любопытен и теперь донимал Господина-с-горы расспросами о Скверне. Ему до смерти хотелось знать, что это такое.

– Допустим, испачкал ты лапы в грязи после дождя, – подумав, сказал Господин-с-горы. – Грязь на твоих лапах и есть Скверна.

Недопёсок хорошенько подумал и возразил:

– Грязь на лапах – это всего лишь грязь на лапах. Сунул в бочку с водой – и лапы опять чистые.

– А душу так просто не отмоешь.

– А зачем я буду пачкать душу в грязи после дождя? – не понял Недопёсок.

Ну как объяснить чернобурке философские материи? У Недопёска было конкретное, лисье восприятие вещей.

– Или, скажем, в животе черви завелись, – сделал ещё одну попытку Господин-с-горы. – Черви – это Скверна.

– Червей надо травяным отваром вывести, – авторитетным тоном заявил Недопёсок. – А если блохи, так нужно взять в зубы клочок сена и залезть по самую морду в воду.

– Зачем? – поразился Господин-с-горы, забыв о том, что втолковывал Недопёску философские доктрины.

– Блохи перелезут на сено, потому что они страсть как воду не любят. И утопнут все, когда ты сено из пасти выпустишь.

«Лисье Дао», – сообразил Господин-с-горы.

– Ну, Скверна – это что-то плохое, – сделал последнюю попытку Господин-с-горы. – От чего внутри становится гадко.

– Тухлые потроха! – просиял Недопёсок. – Так бы сразу и сказал!

Господин-с-горы тихонько зарычал. Так ему ничего и не удалось втолковать.

– Просто не донимай меня. Плохие мысли – тоже Скверна. А мне всё больше хочется оттаскать тебя за хвост!

Недопёсок спрятал хвост между лапами и пятился, пока не оказался на улице.

Господин-с-горы вздохнул и продолжил медитировать.

[031] Крушение надежд

Господин-с-горы медитировал-медитировал, медитировал-медитировал, медитировал-медитировал… С него, как говорится, семь шкур сошло, но шестой хвост всё-таки вылез, а седьмой прорезался. Лисье пламя добавило ещё пару языков. Господин-с-горы закрыл глаза, представил его себе и насчитал двенадцать языков.

«Так, выходит, языки пламени и хвосты друг от друга не зависят», – сообразил он. Лисье пламя развивалось само по себе, а хвосты росли сами по себе.

Осталось отрастить всего-то два хвоста! Господин-с-горы едва удержался, чтобы не заплясать от радости. Вместо этого он сжал кулак и вскинул его вверх, на его лице при этом появилась широченная ухмылка.

Он тут же почувствовал неладное и сунул пальцы в рот. Выяснилось, что вместе с хвостами отросли и верхние клыки. Они были не слишком длинные, изо рта не высовывались, лица ему не портили, но заострились, если сравнивать их с человеческими клыками.

«Я всё больше становлюсь похож на лиса», – подумал он с некоторой тревогой и одновременно гордостью. Он не знал, как назвать или воспринимать это чувство.

– Нужно поскорее завершить совершенствование, – пробормотал он и так рьяно принялся за дело, что Недопёсок побежал жаловаться Лису-с-горы.

Недопёсок не признавал голодовок. Как и все лисы, он наедался впрок, причём делал это каждый день, несмотря на то что Великого Голода не предвиделось. Это были лисьи инстинкты: нагулять жирок, запасти впрок.

Господин-с-горы этих инстинктов был лишён начисто. К тому же ему еда или вода теперь не требовалась. Он преспокойно мог медитировать хоть целый год. Инедию[19] он и прежде практиковал, но до недавнего времени не решался опробовать эту технику на себе, как на лисе. Выяснилось, что лисы-оборотни отлично усваивают солнечный свет, нисколько не хуже даосов. Вероятно, не практиковали они её всего лишь потому, что любили полакомиться потрохами. Открытие это Господина-с-горы порадовало: теперь он мог не отвлекаться по пустякам.

Лис-с-горы очень недовольно выслушал тявканье Недопёска, который твёрдо уверился, что Фэйцинь решил уморить себя голодом, и пошёл проверить, так ли это.

– Инедия? – фыркнул он, окинув Господина-с-горы быстрым, но цепким взглядом.

Господин-с-горы вздрогнул, открыл глаза и буркнул:

– В Дао Лисы ничего не сказано о том, чтобы лисам нельзя практиковать инедию.

– Откуда ты вообще знаешь об инедии? – сощурился Лис-с-горы. – Лисы ничего не знают об этом. В Дао Лисы об этом ни слова нет.

– Но ты-то сам откуда-то знаешь, – улиснул от ответа Господин-с-горы.

– Я много чего знаю, – небрежно отозвался Лис-с-горы. – Чего я не знаю, так это почему ты так одержим отращиванием хвостов. Куда ты торопишься, Фэйцинь? Чего ты этим добиваешься?

Быть может, Лис-с-горы решил, что он хочет нарушить принятую на Хулишань иерархию? Господин-с-горы поспешно сказал:

– У меня и в мыслях нет занять твоё место!

– Что-что? – переспросил Лис-с-горы и так захохотал, что стены дома заходили ходуном. – Да тебе и через тысячу лет и тысячу хвостов не видать даже кончика моего хвоста!

Господин-с-горы мог бы поспорить, но благоразумно не стал. Вместо этого он добавил:

– Я имею в виду, что не собираюсь культивацией оспаривать чей-то авторитет. У меня есть цель, к которой я стремлюсь, но с иерархией на Хулишань эта цель никак не связана.

– Слишком глубокая мысль для глупого лесного лиса, пытающегося прыгнуть выше своего хвоста, – фыркнул Лис-с-горы. – Ну и что это за цель? Побить рекорд по количеству седалищных мозолей на одном заду?

– Я стану девятихвостой лисой. – Господин-с-горы успешно проигнорировал насмешку.

– Разумеется, станешь, но для этого необязательно с себя три шкуры спускать. Что за бредовая идея – культивировать хвосты в таком бешеном темпе? У лисы уходит по пятьдесят лисьих лет минимум на каждый, иногда даже по нескольку столетий. Ты же за пятьдесят человечьих умудрился отрастить семь…

– Пятьдесят?! – похолодев, крикнул Господин-с-горы. – Как это пятьдесят?! Я здесь всего лишь третий год!

– Время в мире людей и на Хулишань течёт по-разному, – объяснил Лис-с-горы, несколько удивлённый его реакции. – Три года здесь – пятьдесят или шестьдесят в мире смертных.