Целуй девочек - Джеймс Паттерсон

Но Наоми не хотела ей отвечать. Он вполне мог уже вернуться. Сидит сейчас в доме и слушает их. А может быть, даже наблюдает сквозь стены.

И снова послышался голос Кейт Мактирнан:

— Ладно, я согласна на тридцать секунд. И все. Договорились? Обещаю, что сразу замолчу, а иначе стану кричать, пока он и в самом деле не вернется…

«О Господи, прошу тебя, заставь ее замолчать, — молила в душе Наоми. — Заставь немедленно».

— Он убьет меня, — кричала Кейт. — Но он все равно это сделает! Я видела часть его лица. Откуда ты? Как давно ты здесь?

Наоми казалось, что она сейчас задохнется. Ее душил страх, но она стояла у двери и слышала каждое слово этой женщины. Ей нестерпимо хотелось поговорить с ней.

— Он, наверное, использует препарат под названием форан. Его применяют в больницах. Он, видимо, врач. Пожалуйста. Чего вам бояться… кроме пыток и смерти?

Наоми улыбнулась. Лихая девица эта Кейт Мактирнан. И с чувством юмора. Даже просто слушать голос другого человека было невероятным удовольствием.

— Меня зовут Наоми Кросс, — само собой вырвалось у нее. — Я думаю, что нахожусь здесь дней восемь. Он прячется в доме и все время наблюдает. Наверное, даже не спит. Он изнасиловал меня, — произнесла она отчетливо. Впервые за все время она произнесла эти слова вслух. «Он изнасиловал меня».

Кейт сразу откликнулась:

— Меня тоже, Наоми. Я понимаю, что ты чувствуешь. Ужасно, отвратительно… словно вся измарана. Как приятно слышать твой голос. Мне теперь не так одиноко.

— Мне тоже, Кейт, а теперь все, хватит.

Внизу, в своей комнате, Кейт ощутила страшную усталость. Она устала, но у нее появилась надежда. Она стояла, привалившись к стене, и вдруг услышала голоса, несколько голосов.

— Меня зовут Мария Джейн Капальди. Кажется, я здесь около месяца.

— Меня зовут Кристин Майлз. Привет.

— Я Мелисса Стэнфилд. Учусь на курсах медсестер. Я здесь девять недель.

— Криста Акерс, студентка университета Северной Каролины. Два месяца в этом аду.

Их было как минимум шестеро.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИГРА В ПРЯТКИ

Глава 36

Бет Либерман, журналистка из «Лос-Анджелес Таймс» двадцати одного года от роду, смотрела на маленькие зеленые дрожащие буквы на экране компьютера. Покрасневшими от усталости глазами она следила, как компьютер выдает один из самых сенсационных материалов, когда-либо публиковавшихся в «Таймс». Эта статья должна была стать решающей для ее карьеры, но ее это уже почти не трогало.

— Какое безумие и как от этого тошнит… ступни. Господи! — Бет Либерман тихо застонала. — Ступни!

Шестая глава «дневника» пришла от Джентльмена-Ловеласа в ее квартиру на западе Лос-Анджелеса рано утром. Как и в случае с предыдущими главами, убийца сначала сообщал о точном местонахождении трупа убитой и только затем пускался в подробные психопатические рассуждения.

Бет Либерман немедленно позвонила из дома в ФБР, а затем поехала в редакцию «Таймс» на улицу Саут-Спринг. К тому времени, когда она приехала, ФБР уже подтвердило факт последнего убийства.

Джентльмен оставил свою визитную карточку: свежие цветы.

Тело четырнадцатилетней японки обнаружили в Пасадене. Как и все предыдущие пять женщин, Санни Озава бесследно исчезла двое суток назад. Как будто растворилась в удушливом сыром смоге.

На сегодняшний день Санни Озава была самой юной жертвой Джентльмена. Он возложил ей на живот розовые и белые пионы. «Цветы, конечно, напоминают мне женские нижние губы, — писал он в одной из глав своего дневника. — Изоморфизм очевиден, не так ли?»

Без четверти семь утра редакция «Таймс» удручала своей пустынностью. «Кто может быть здесь в такую рань, кроме каких-нибудь свихнувшихся трудоголиков, но эти еще и не ложились», — думала Либерман. Тихое жужжание центрального кондиционера и отдаленный гул дорожного движения раздражали ее.

— Почему ступни? — бормотала журналистка.

В состоянии прострации она села у компьютера, сожалея о том, что когда-то умудрилась написать статью о калифорнийской тайной службе «Порнография почтой». Именно так, по словам Джентльмена, он на нее вышел, поэтому решил сделать ее «своим агентом по связи с жителями Города ангелов».[15] Он пришел к выводу, что его дневники «созвучны» ее статьям.

После многочисленных заседаний и совещаний на высшем уровне редколлегия «Лос-Анджелес Таймс» решила начать публикацию дневника убийцы. Никто не сомневался, что написан он был действительно Джентльменом-Ловеласом.

Ему прежде полиции было известно, где находятся тела убитых. Он даже грозил «спецубийствами» в случае, если его дневник не будет опубликован и если любой и каждый в Лос-Анджелесе не сможет за завтраком им насладиться. «Я последний и пока самый выдающийся», — писал он в одной из глав. «Кто станет с этим спорить?» — думала Бет.

Обязанности Бет Либерман состояли в том, чтобы находиться с ним на связи, а также редактировать его излияния. Не было никакой возможности оставлять неправлеными красочно-натуралистические строки дневника. Они были переполнены самой низкопробной порнографией и подробными описаниями зверских убийств, совершенных автором.

В ушах у Либерман как будто живьем звучал голос безумца, когда она печатала на компьютере его последнее послание. Джентльмен-Ловелас снова разговаривал с ней или посредством ее.

«Позвольте рассказать о Санни то, что мне о ней известно. Слушай меня, любезный читатель. Побудь там вместе со мной. У нее были маленькие, трогательные, выразительные ступни. Это больше всего врезалось мне в память, из той прекрасной ночи, проведенной с Санни, я навсегда запомню именно это».

Бет Либерман закрыла глаза. Она не желала слушать все эти гадости. Ясно одно: Джентльмен принес Бет Либерман первую удачу в «Таймс». Она стала автором самых сенсационных материалов на первой полосе газеты. Убийца и ее вывел в «звезды».

«Послушай меня. Побудь там со мной.

Подумай, какие удивительные возможности для освобождения духа предоставляет нам фетишизм. Умерь гордыню. Распахни свой разум, сделай это теперь же! Фетишизм способен таить в себе поразительное многообразие наслаждений, о которых ты даже не подозреваешь.

Давай не будем чересчур убиваться по юной Санни. Санни Озава была участницей ночных игр. Она рассказала мне об этом, по секрету, конечно. Я подобрал ее у бара „Обезьянка“. Мы отправились с ней ко мне домой, в мое убежище, и там экспериментировали, играли, гнали прочь ночную скуку.

Она спросила меня, встречался ли я когда-нибудь с японками. Я ответил, что никогда, но всегда страстно желал этого. Санни сказала мне, что я „истинный джентльмен“. Я был польщен.

Той ночью мне казалось самой большой вольностью, распутством сосредоточиться на женских ступнях и, занимаясь любовью с Санни, гладить и ласкать их. Это были смуглые ступни, обтянутые восхитительным нейлоном и обутые в неподражаемые туфельки на высоком каблучке от Сакса. Маленькие, изящные, они способны передать самые утонченные чувства.

Следует заметить, что для того, чтобы полностью насладиться эротической пантомимой, разыгрываемой прекрасными женскими ступнями, нужно, чтобы женщина лежала на спине, а мужчина стоял. Так и поступили мы с Санни той ночью. Я поднял ее стройные ноги и принялся внимательно разглядывать то место, где эти ножки сходились, и где из-под ягодиц виднелась вспухшая от возбуждения вульва. Я покрывал бесконечными поцелуями ее чулочки. Я любовался безупречной формой лодыжки, прекрасными очертаниями подъема, ведущего к черной лакированной туфельке.

Я сосредоточил все внимание на этой кокетливой туфельке, в то время как наш горячечный акт привел ее ступню в стремительное движение. Маленькая ножка разговаривала со мной. Безумное волнение рождалось в моей груди, мне казалось, будто там порхают и щебечут птицы».

Бет Либерман прекратила печатать и снова закрыла глаза. Спокойно. Надо разогнать образы, накинувшиеся на нее. Он убил девочку, которую с таким восторгом живописал.

Скоро сюда, в сравнительно тихую и безмятежную редакцию «Таймс», ворвется шумная толпа агентов ФБР и полицейских лос-анджелесского управления. Из них как из рога изобилия посыпятся обычные в таких случаях вопросы, на которые они и сами пока не в состоянии ответить, не переставая твердить, что Джентльмен совершает «безупречные убийства».

Фэбээровцы заведут бесконечные разговоры о жутких подробностях, обнаруженных на месте преступления. Ступни! Джентльмен отрезал ступни Санни Озавы острым как лезвие бритвы ножом. Обе ступни исчезли с места преступления в Пасадене.

Жестокость была его фирменным знаком, и на этом пока кончались все улики. Единственная отличительная черта. В некоторых прежних случаях он вырезал гениталии. Одну жертву изнасиловал в задний проход, а затем выжег на ней клеймо. У другой женщины, сотрудницы банка, вспорол грудь и вырвал сердце. Экспериментировал. Отобрав жертву, он переставал быть джентльменом. Он становился Джекилом и Хайдом 1990-х годов.