Охота светской львицы - Анна Ольховская

– Гражданка Лапченко, подойдите, пожалуйста, к справочному бюро.

Автоматически отметив знакомую фамилию, я тут же забыла об этом. Минут через пять радионяня опять воззвала к гражданке Лапченко. Я как раз направлялась к одной из кафешек перекусить. На этот раз фамилия Лапченко прицепилась ко мне основательно. Лешка рассказывал, что ему в моих поисках очень помогла президентша его фан-клуба Шурочка Лапченко, к тому же оказавшаяся кузиной Анжелы, моей новой приятельницы. Пока я раздумывала над тем, Шурочка это или просто ее однофамилица, радио снова ожило и раздраженно пролаяло:

– Гражданка Лапченко, отойдите от справочного бюро, не мешайте работать!

Поперхнувшись от смеха соком, я решила посмотреть, что же это за гражданка такая.

Проблем с определением местонахождения радиоточки не было, возмущенные вопли гражданки Лапченко слышались издалека. Идя на звук, я скоро обнаружила двух охранников, пытающихся угомонить разъяренную медведицу-гризли. Прямо скажем, получалось это у парней плохо, несмотря на несомненную спортивную подготовку. Наконец, исчерпав весь запас пожеланий в адрес полудурков, которые вначале позовут приличную женщину, а потом сами не знают зачем, медведица стряхнула повисших на ее шубе сторожевых, еще раз рявкнула, чтобы знали свое место, и повернулась лицом в мою сторону. Сердце мое тренькнуло, и я, забыв обо всем на свете, радостно заулыбалась. Это, без сомнения, была Шурочка – кто другой в разгар скандала с Майоровым нацепил бы на грудь значок (больше похожий на розетку с собачьей выставки, картонный кружок, обрамленный ленточкой в сборочку), с которого улыбался Лешка.

Обратив внимание на сияющую физиономию незнакомой мадам, Шурочка мрачно спросила:

– Интересно, да?

– Очень! – радостно закивала я.

– На самом деле блаженная или прикидываешься? – Тон еще не до конца вышедшей из амока гражданки Лапченко не предвещал ничего хорошего.

– Скажите, вы ведь Шурочка? – Я все же рискнула подойти поближе.

– Для кого Шурочка, а для кого Александра Семеновна, – удивленно протянула медведица. – А ты… А вы откуда меня знаете, мы разве знакомы?

– Заочно – да, – кивнула я, – мне Алексей, – показала я глазами на значок, – очень много о вас рассказывал. Я давно хотела поблагодарить вас, вы ведь так помогли Алексею в моих поисках.

– Так вы – Анна Лощинина?

– Она самая, – едва успела ответить я и в следующую секунду ощутила, как тяжело приходилось несколько минут назад охранникам.

Господа, мой вам совет: если вы когда-нибудь окажетесь в эпицентре торнадо, не дергайтесь, расслабьтесь и отдайтесь стихии. Есть шанс уцелеть.

Я поступила именно так, поэтому после того как восторги Шурочки слегка поутихли, обнаружила, что еще способна держаться вертикально, и некоторые (в основном внутренние органы) части моего тела даже не пострадали. Затем меня понесло бурным течением, словно лодчонку за крейсером, к какому-то из выходов. Радостная Шурочка жаждала пообщаться со мной поплотнее, расспросить, как там Алексей, не нужна ли ему помощь, поделиться со мной переживаниями, в общем, меня вели в гости. Добровольно-принудительно.

А почему бы и нет, в конце-то концов! Когда мы вышли через боковые двери на узкую улочку, Шурочка устроила меня в малолюдном тупичке и, попросив подождать буквально пять минут, пока она сбегает за чем-нибудь вкусненьким, с шумом унеслась. А я решила позвонить Алине и предупредить, что задержусь в гостях у Шуры Лапченко.

Прижав бобра Германа к груди, я копошилась в сумочке в поисках мобильника. Краем глаза заметила, что в закоулок въехал какой-то фургончик, похожий на маршрутку. Водитель вышел и направился в сторону киоска с сигаретами. Наконец, телефон был найден, и я набрала номер Алины.

– Слушаю, – ответила она.

– Алина, это Аня, тут… – начала было я, но внезапно внимание мое привлек странный стук, словно бабочка билась в стекло. – Подожди минуточку, – бросила я в трубку и повернулась на звук.

В стекло билась не бабочка. В окно подъехавшего фургона изнутри изо всех сил стучала кулачками бледная, испуганная, горько плачущая Инга.

– Господи, Кузнечик! – вскрикнула я и, отбросив кричащий голосом Алины телефон и сумку, но почему-то прижав к груди бобра Германа, кинулась к фургону.

Я судорожно дергала одной рукой дверцу, изнутри билась рыдающая малышка и, захлебываясь, твердила:

– Улечка, миленькая, не уходи, не бросай меня!

– Нет, солнышко, никогда, потерпи минуточку. – Я наклонилась, чтобы поднять валявшийся обломок кирпича: сейчас разобью к чертовой матери стекло и вытащу Кузнечика.

Когда я разогнулась, передо мной стоял ухмыляющийся шофер фургона.

– Ну что, рыбка, клюнула? – удовлетворенно хмыкнул он и прижал к моему лицу какую-то мерзко воняющую тряпку. Свою портянку, извращенец чертов?..

Сознание меркло, последнее, что я увидела, была появившаяся из-за угла Шурочка с двумя пакетами, набитыми, очевидно, разнообразной снедью.

«Все хотят меня уморить, но получилось у этого парня», – вяло подумала я и отключилась.

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 14

Мысли с грохотом ворочались в голове. Если честно, от них хотелось избавиться вообще, ну их к черту, мысли эти. Мешают, бередят, заставляют хотеть чего-то. А кстати – чего?

Алексей лениво приоткрыл глаза. Так, похоже, скоро завтрак. «Это хорошо, – оживился желудок, – вот это как раз и есть главное в твоей жизни – хорошо покушать». Алексей радостно заулыбался и, поднявшись с кровати, пополз в ванную. Из зеркала на него смотрела сияющая счастливой улыбкой кретина физиономия. «А это что за урод? – слегка удивился Майоров. – Какой-то мятый, побитый молью мужичонка. Ишь, глазки мутненькие, тупенькие, щетинка неопрятная, улыбка очаровательная – дебил просто. Сейчас, видать, слюни пустит от полноты чувств. Стоп, так ведь это же я!» – открытие, прорвавшееся с боем откуда-то изнутри, сработало, словно выстрел в горах, вызвав лавину. Тонны холодного, обжигающего снега пронеслись в голове, кроша и ломая заросший паутиной мертвый лес, где давно выгорели эмоции, чувства, желания. Было больно, так больно, что Алексей упал на колени возле умывальника и обхватил руками голову. Казалось, ледяной смерч сейчас разнесет его на куски.

Но когда через десять минут Майоров смог открыть глаза, оказалось, что глаза по-прежнему находятся в голове, голова на плечах, руки вроде на месте, ноги, да и все остальное, в целости и сохранности. Только вот слабость жуткая. Что это было? Черт, хреново как. Ухватившись руками за умывальник, Алексей с трудом поднялся. Теперь на свое отражение он смотрел с ужасом. Господи, что за истоптанный ботинок? В голове звенело, но звон уже не причинял боли, это, скорее, было похоже на ясное зимнее утро, когда прихваченные ночным морозом деревья чуть слышно позванивают. Вернулась четкость мышления, словно морозный узор на стекле, проступили воспоминания, снежинками на ладони заискрились чувства.