Перевал - Кир Булычев

- Глупости, глупости, глупости! - закричала Марьяна. - Нас послал поселок. Нас все ждут и все надеются.

- Мы принесем больше пользы живыми, - сказал Дик.

- Пошли, - сказал Олег и протянул руку к одеялу, чтобы взять у Томаса карту и счетчик. И он медленно сказал: - прости, Томас, что ты не дошел и я беру у тебя такие ценные вещи. - Он откинул край одеяла, Томас лежал, закрыв глаза, лицо его побелело, и губы стали тонкими. И Олег не смог заставить себя дотронуться до холодного тела Томаса.

- Погоди, я сама, - сказала Марьяшка, - погоди.

Дик поднялся, подошел к скале, поднял со снега флягу, поболтал ею там плеснул коньяк. Дик отвинтил крышку и вылил коньяк на снег. Острый незнакомый запах повис в воздухе. Дик завинтил крышку и повесил флягу через плечо. Никто ничего не сказал. Марьяна передала Олегу сложенную карту, счетчик радиации и нож Томаса.

- Нам его не закопать, - сказал Дик. - Надо отнести его под обрыв и засыпать камнями.

- Нет! - сказал Олег.

Дик удивленно поднял брови.

- А что ты предлагаешь?

И глупо было отвечать, что нельзя на Томаса класть камни. Ведь Томас мертв, и ему все равно.

Все сделал Дик. Олег и Марьяна только помогали ему. Больше они ни о чем не говорили. Олег и Марьяна молча собрались, взяли совсем легкие мешки - даже дров осталось на один-два костра, разделили на три части последние ломтики вяленого мяса, и Марьяна отнесла Дику его порцию. Тот положил ломтики в карман и ничего не сказал. Потом Олег и Марьяна поднялись и пошли не оглядываясь наверх, к перевалу.

Дик догнал их метров через сто. Догнал, потом обогнал и пошел впереди. Олег шел с трудом - еще не прошли последствия припадка. Марьяна хромала - ушибла ногу, когда лазила с обрыва, и потому Дик не спешил, чтобы остальные не отставали. Они прошли всего километров десять, может, меньше, и пришлось остановиться на ночлег.

Олег свалился на снег и сразу заснул. Его не смогли разбудить, чтобы напился кипятку со сладкими корешками. И он не увидел того, что увидели Дик и Марьяшка, когда совсем стемнело. Облака вдруг разошлись, и на небе появились звезды - звезды, которых никто из них никогда не видел. Потом небо затянуло вновь, Марьянка тоже заснула, а Дик еще долго сидел у погасшего, теплого костра, положив в него ноги, смотрел на небо и ждал может, облака разойдутся вновь? Он слышал о звездах, старшие всегда говорили о звездах, но никогда раньше не догадывался, какое величие и простор открываются человеку, который видит звезды. Дик понимал, что им никогда не вернуться в поселок, но был гордым человеком.

Они поднялись рано, выпили много кипятку, растопив снег, и доели сладкие корешки, от которых голод лишь усилился. Тащились в тот день медленнее, чем обычно, еле тащились, даже Дик выбился из сил.

Беда была в том, что они не знали, правильно ли идут. Люди шли здесь в прошлый раз зимой, когда много снега, когда сильные морозы и мгла, и потому сейчас все вокруг выглядело иначе, чем на карте.

Наступило отчаяние, потому что перевал был абстракцией, в которую невозможно поверить, как невозможно представить себе звездное небо, если его не видел и знаешь лишь по рассказам. Олег жалел, что заснул и пропустил звезды, но, может быть, это повторится следующей ночью. Ведь облака на небе стали тоньше, сквозь них иногда проглядывала голубизна, и вокруг было куда светлее, чем внизу, в лесу.

Днем, когда все выбились из сил, Дик приказал остановиться и начал растирать снегом Марьяшке отмороженные щеки. Тогда Олег увидел в стороне на снегу синее пятно. Он сказал о нем остальным не сразу, потому что до него надо идти - еще сто шагов. А сделать их не было сил.

Когда наконец Дик сказал, что пора идти, Олег показал на синее пятно. Они подошли к нему. С каждым шагом быстрее - самое трудное встать и сделать первые шаги, особенно, если знаешь, что нечего есть и даже кончились дрова.

Это была синяя короткая куртка из прочного и тонкого материала. Дик окопал снег вокруг, чтобы вытащить куртку из снега, а Олегом вдруг овладело странное болезненное нетерпение.

- Не надо, - сказал он хрипло, - зачем? Мы скоро придем, ты понимаешь, мы правильно идем!

- Она крепкая, - сказал Дик. - Она нам нужна. Марьяшка совсем замерзла.

- Мне не нужно, - сказала Марьяна. - Лучше пойдем дальше.

- Идите, я вас догоню, - сказал Дик упрямо. - Идите.

Они пошли дальше, а Дик догнал их через пятнадцать минут, неся куртку в руке, но Марьяна надевать ее не стала, сказала, что куртка мокрая и холодная. Но главное было, что куртка чужая и ее кто-то носил. И если снял и бросил, то, может быть, человек этот погиб, потому что тогда погибло много людей. Всем известно, что с перевала вышло семьдесят шесть человек, а до леса дошло чуть больше тридцати. И тех, кто не дошел, Марьяна боялась увидеть.

Они не добрались в тот день до перевала, хотя Олегу все казалось, что перевал будет вот-вот - сейчас обойдем этот язык ледника, и будет перевал, сейчас минуем осыпь, и будет перевал... И подъем становится все круче, а воздуха все меньше.

Они ночевали, вернее, пережидали, пока кончится темнота, сжавшись в клубок, закутавшись всеми одеялами и накрывшись палаткой. Все равно спать было почти невозможно от холода, они только проваливались в забытье и снова просыпались, чтобы поменяться местами. От Марьяны, которая лежала в середине, почти не было тепла, она стала какой-то бестелесной и острой птичьи кости. Они поднялись с рассветом, над ними было синее звездное небо, но они не смотрели на небо.

Потом постепенно рассвело, облака были прозрачные, как легкий туман, и сквозь них светило солнце, холодное, яркое, которого они тоже никогда не видели, но они не смотрели на солнце. Они брели, обходя трещины во льду, осыпи и карнизы. Дик упрямо шагал впереди, выбирая дорогу, падая и срываясь чаще других, но ни разу не уступив первенства. И он первым вышел на перевал, не сообразив, что вышел на перевал, потому что склон, по которому они карабкались, незаметно для глаза выровнялся и превратился в плоскогорье, а потом они увидели впереди зубцы хребтов. Хребет за хребтом, цепи снежных гор, сверкающие под солнцем, а еще через час внизу открылась долина, посреди которой, громадный даже отсюда, с километровой высоты, лежал диск темного металлического цвета. Диск лежал, накренившись и вдавившись в снег, точно посреди этой котловины. До этой котловины капитан смог дотянуть корабль, когда после взрыва в двигательном отсеке отказали приборы. Он посадил корабль в этой котловине, в метель, ночь и туман злой здешней весны.

Они стояли в ряд. Три изможденных дикаря - арбалеты на плечах, мешки из звериных шкур за спинами, оборванные, обожженные морозом и снегом, черные от голода и усталости, - три микроскопические фигурки в громадном и пустом, безмолвном чужом мире, смотрели на мертвый корабль, который шестнадцать лет назад рухнул на эту планету. И никогда уже не поднимется вновь.