Княжья Русь - Александр Мазин

Славка был босиком. Но и Скегги был без кольчуги и боевого пояса. Знатно пришлось. Нурману враз дух перекрыло. Глаза выпучились, тело закаменело… На миг всего, но Славке хватило. Будто оттолкнувшись от нурманова бока, Славка развернулся на опорной ноге, красиво, как танцующий скоморох, метнулся змеей вперед-снизу и полоснул ножом по нурманову горлу.

Все же славный воин – Скегги-Шепелявый. Окоченевший от жуткой боли, почти ослепший, не видел, но почуял смертельный удар… А может, просто ноги подогнулись. Но вместо мягкого горла цепанул Славкин нож твердую челюстную кость. Да и вошел под нее. Пробил снизу мякоть, язык и увяз в верхнем своде нёба.

– Повезло ему, – сказал лекарь, обтирая вымытые руки поданным рушником. – Мимо кровяных жил прошло железо. Да и рану прижгли вовремя – ржой не истек. Так что жить будет. А вот говорить внятно – не знаю. Язык у него теперь раздвоенный, как у змеи.

– Он и раньше не особо внятно болтал. Да и то глупости всякие. – Лунд поглядел на забинтованного по глаза нурмана. Скегги пребывал в счастливом беспамятстве. Лекарь влил в него довольно макового настоя, чтоб раненый проспал до следующего утра.

– Огневицы быть не должно, – заверил лекарь. – Рана чистая. Есть ему не давать. Водой поить сам буду. Даст Бог (лекарь был христианином из чешского города Кракова), через месяц в строй встать сможет.

Лекарь собрал сумку, поклонился наместнику, дружески кивнул Славке, с матерью которого был знаком, и вышел.

– Тебе тоже повезло, – сообщил наместник Славке. – Не пожалел бы его – я б с тебя полную виру взял. А раз живой твой супротивник, то обойдемся малым – оплатишь лекаря и бабку, что ходить за раненым будет.

– Не по Правде это, – не согласился Славка. – Поединок был честный. Никто никому не должен. А коли по вашему закону брать – так это ему еще от меня и откупаться. Не буду я платить!

Упирался Славка просто так, из гордости. Плата за лекаря и сиделку – мелочь. А получилось хорошо. Верно, Бог направил Славкину руку: и не убил, и языка лишил. Но Славка – не полочанин, а такой же княжий человек, как и наместник полоцкий. Лунд ему не указ. Да и не хотелось Славке за Скегги платить. Чай не нищий, нурман-то.

Лунд нахмурился, но Славка нашел чем его утешить.

– Не держи обиды, – быстро сказал он. – Вот тебе дар от меня, – и протянул Лунду кинжал, которым порезал Скегги.

Лунд мгновенно помягчел, принял оружие, оглядел клинок, попробовал остроту, спросил:

– Тот самый? А если помрет Скегги? – Лунд испытующе поглядел на Славку.

– Тогда уж сам и решай[12],– усмехнулся Славка.

Знал, что наместник шутит.

– А стоит небось не менее марки серебром. Подороже, однако, чем работа лекаря.

– Да это же дар, – пожал плечами Славка. – Дар и должен быть щедрым, иначе это не дар, а подачка.

Глава 10

Бык и лебедь

К волоку подошли вечером. Деревенька, чьи жители кормились от волока (их оброк и заработок – предоставлять тягловых быков и держать волок в исправности), была невелика: десяток изб. Две, почище, освободили. Одну – для Рогнеды с челядью, другую – для Славки. Хривла предпочел ночевать со своими на кнорре.

В сумерках Рогнеда и Славка вышли прогуляться по бережку. Пешком. Лошадок, в том числе и Славкиного Ворона, пришлось оставить в Полоцке. В лодье с ними было бы тесновато. Лунд обещал отправить коней в Киев с первым же большим обозом.

За Славкой и Рогнедой, чуть поодаль, следовали верный Антиф на пару с княгининой челядинкой Мывкой, которая несла в платке маленького Изяслава. Антифу Славка открылся еще в Полоцке. Друг не выдаст. Мывка же доводилась княгине молочной сестрой и готова была для хозяйки на всё. Это она легла под Владимира той страшной ночью.

Дожди прекратились. Погода стояла сухая и сравнительно теплая. К радости Славки и княгини. Потому что влюбленные могли побыть наедине только во время таких вот коротких прогулок.

Путешествие их протекало мирно, но – тесно.

На лодье уединиться было можно (Рогнеде поставили на корме отдельный шатер), но делать это часто и у всех на глазах – опрометчиво. Донесут Владимиру – мало не будет. Зато беседовать можно было и у всех на виду. Вот и беседовали. Княгиня – на подушках, повыше, Славка – на скамье, пониже. Как и подобает верному княжьему сотнику. Всё благочинно. Рогнеда спрашивала – Славка отвечал.

Княгиня хотела побольше узнать о Киеве: о народе, о лучших людях, о врагах-друзьях.

Славка о родном городе знал всё. О его окрестностях – тоже. Каждый овраг, каждый дуб – на двадцать поприщ от любых ворот. Да и дальше. Рассказывал о пограничных городках вдоль Дикого Поля. О днепровских порогах. О далеком острове Березань и более близком острове Хорса, где степняки погубили великого князя Святослава и лишь чудо спасло от смерти Славкиного отца. Рассказывал о диких печенегах, о хитрых и богатых ромеях. О Тмуторокани, где бывал сам, о Булгарии и Угрии, где не был, но о коих много слышал от отца и брата. Рассказывал о византийских императорах. О могучем Никифоре, который искал союза с князем Святославом. И об Иоанне Цимисхии, который отнял у русов Булгарию, но не честь. Рассказывал и о другом императоре, Западном, – Оттоне. К Оттону ходил с посольством брат Артём. Еще при Ярополке. Прежний князь киевский весьма почитал Царьград и его силу. И потому искал сильных союзников на стороне. Умен был Ярополк. Но – слаб и доверчив. Владимир лучше. Так говорил Славка и говорил искренне. Что, впрочем, не мешало ему любить жену своего князя. А почему, собственно, нет? Разве Владимир не брал чужих жен? А с кого брать пример гридням, как не со своего князя?

Славка знал многое о мире. Намного больше, чем молодая княгиня, которая никогда не покидала полоцких земель. Рассказывал Славка интересно. Научился у отца, который считался отменным рассказчиком и сыновей тому учил. Слушали его все: челядь, гребцы, даже кормчий Кведульв, ходивший в вики, и на фризов, и на франков, и к туманным берегам Британии.

В общем, беседовали много. А чем еще заниматься в пути? То есть Славка с Рогнедой знали – чем. Но не в лодье.

Лишь по вечерам, когда их люди ставили лагерь, Славка и княгиня уходили подальше от лишних глаз (Антиф и Мывка присматривали, чтоб глаз этих не было) и любились прямо под деревьями, быстро и жадно.

Так же и в этот вечер.

Раскинул Славка шерстяной плащ с шелковой подбивкой у старой березы, побросал поверх зброю и одежду. Аккуратно положил саблю, вынутую из ножен (воин – всегда воин), выпрямился во весь немаленький рост, раскинул руки и принял в объятия голенькую, дрожащую от прохладного воздуха (или от страсти?) Рогнеду. Поцеловал жадно, поднял. Княгиня тут же обвила его руками и ногами – будто лазун на ярмарке – смазанный салом столб.