Алая Вуаль - Шелби Махёрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Селия? — Мои ноги инстинктивно следуют за ним, пока я не оказываюсь перед ним, а тишина между нами нарастает, отдаваясь в моей груди, как колокол предупреждения. Как предвестник. Он прикасается рукой к моей щеке. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Моя няня всегда говорила, что семь — это магическое число: для гномов, для грехов, для дней недели и для морских приливов. Возможно, оно удачно и для слов. Хотя по всему телу бегут мурашки, я поднимаюсь на ноги и в последний раз целую щеку своего жениха, шепча:
— Я докажу, что ты ошибаешься.
Он отстраняется.
— Селия…
Но я уже пронеслась мимо него в коридор, где сняла с пальца его кольцо и сунула в карман. Я не могу больше смотреть на него. Возможно, я больше никогда на него не посмотрю. Так или иначе, я не оборачиваюсь, направляясь в Парк Бриндель.
Глава 9
Парк Бриндель
Вскоре дом моего детства возвышается надо мной в Вест-Энде — самом богатом районе Цезарина, а сразу за ним раскинулся Парк Бриндель. Его деревья слегка шелестят на вечернем ветерке, скрывая большую часть Долера за его пределами. До того как мы с Пиппой стали достаточно взрослыми, чтобы осознать опасность, мы пробирались сквозь неземные светящиеся деревья к берегу реки и окунали пальцы ног в ее серую воду. Теперь я изучаю знакомую сцену, крепко держась за кованую ограду, окружающую участок моих родителей.
Потому что деревья больше не светятся.
Нахмурившись, я подкрадываюсь ближе, не сводя глаз с бывшей входной двери.
Хоть это и злобно, но я не хочу видеть своих родителей. Они… не одобряют мою связь с Шассерами, но их неодобрение похоже не просто на разницу во мнениях, а на отчаяние, как кандалы, зажатые на запястьях, кирпичи, привязанные к моим ногам, когда я с головой погружаюсь в море. Всякий раз, когда я думаю о них — последних живых членах моей семьи, — мне вдруг становится трудно дышать, а в эти дни я и так с трудом держу голову над водой. Нет. Сегодня я не могу позволить себе утонуть в своем стыде, обиде или гневе. Я должна сосредоточиться на поставленной задаче.
Если Жан-Люк и остальные подозревают правильно, по улицам Цезарина бродит убийца.
Медленно вдыхая, я позволяю прохладному ночному воздуху окутать меня, пройти сквозь меня и заморозить прилив эмоций в моей груди. Затем я прикладываю ладонь к стволу ближайшего Бриндельского дерева.
Хотя я ожидала холода, кора почти замерзла, а ее цвет — когда-то светящийся серебристый — потемнел до черноты. Нет. Она засохла. Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть в луки дерева. Словно почувствовав мой взгляд, ветер услужливо подхватывает ветку, и одна из веток трещит от его прикосновения, рассыпаясь в мелкий порошок. При очередном порыве ветра порошок взвивается к моей вытянутой руке и покрывает пальцы. Его частицы слегка поблескивают в лучах умирающего солнца.
Я хмурюсь еще сильнее. Моя мать много раз обращалась к королевской семье с просьбой уничтожить Парк Бриндель на протяжении всего моего детства. Однажды Король Огюст даже согласился. Однако деревья выросли за одну ночь, стали выше и сильнее, чем прежде, и ярче, вынудив аристократов Западной Стороны смириться со своими тощими соседями. Бриндельские деревья стали упрямым присутствием в Западной Стороне. В самом королевстве.
Что могло стать причиной их… смерти?
Еще одна ветка ломается, и мои мысли возвращаются к розам на кладбище, к тому, как они поникли на земле. Может ли убийца быть ответственным и за них? И за деревья? Хотя раньше я не чувствовала запаха колдовства, дождь мог смыть его аромат. Жан-Люк считал, что здесь может быть замешана магия крови, а все жертвы действительно принадлежали к магическим видам…
Когда позади меня затрещала третья ветка, я с визгом обернулась.
— Спокойно. — Лу поднимает руки с непривычно серьезным выражением лица. — Это всего лишь я.
— Луиза. — Я быстро вытираю черный порошок с лифа, притворяясь, что у меня не защемило сердце. Притворяюсь, что не притворялась мышью. — Ты следовала за мной сюда?
Одетая в блестящий белый плащ, она подходит ближе, протягивая в мою сторону полосу пунцовой шерсти. Еще один плащ, понимаю я ровно в ту же секунду, когда по моим конечностям пробегают мурашки. Свой собственный плащ я оставила на кладбище вместе с Бабеттой.
— Это прислала Коко, — говорит Лу, вместо того чтобы ответить на мой вопрос. — Она бы пошла со мной, но… она зашла в морг. Ей нужно было попрощаться. — В ее глазах вспыхивает острая боль, когда она пытается взять себя в руки. — С Бабеттой, — уточняет она через мгновение. — Они любили друг друга когда-то, очень давно. До того, как Коко встретила Бо. — Она снова делает паузу, ожидая, что я скажу, и молчание затягивается еще дольше и напряженнее, чем прежде. Я не делаю никаких движений, чтобы принять плащ. Наконец она со вздохом опускает его на бок. — Мы подумали, что тебе может быть холодно.
Принюхиваясь, я сопротивляюсь желанию вздрогнуть.
— Вы ошиблись.
— Твои губы посинели, Селия.
— Не делай вид, что тебе это небезразлично, Луиза.
— Ты действительно хочешь этого? — Ее бирюзовые глаза сужаются, и она идет к моему дереву Бриндель, прислоняясь к его стволу, чтобы посмотреть на меня сверху. Четвертая ветка осыпается. — Ты выглядишь так, будто вот-вот рухнешь, а в эту самую секунду нас может подстерегать садист-убийца. Если ты хочешь обсудить это здесь и сейчас, пока мы оба отмораживаем свои аппетитные попки, то давай обсудим.
Насмехаясь, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на реку.
— Ты — Госпожа Ведьм. Я очень сомневаюсь, что кто-нибудь, кто нападет на тебя, выживет, чтобы рассказать об этом, будь то убийца-садист или нет.
— Ты злишься на меня.
В ответ я обхватываю себя руками. Когда ветер гладит меня по волосам, словно желая успокоить, я подавляю очередную дрожь.
— Не только на тебя, — бормочу я, протягивая руку за плащом. Багровая шерсть тут же ложится на мою раскрытую ладонь. Обмотав его вокруг плеч, я вдыхаю землисто-сладкий аромат Коко. — Я злюсь на всех.
— Но на меня ты злишься больше, — проницательно замечает Лу.
— Нет, — лгу я.
Она скрещивает руки.
— Ты всегда была дерьмовой лгуньей, Селия.
— Как ты меня нашла?
— Ты пытаешься отмахнуться от мастера отмазок? — Когда я ничего не говорю, ее губы дергаются, и я, вероятно, представляю себе тонкий блеск одобрения в ее глазах. — Ну… хорошо. Я позволю себе это временное отвлечение от текущей
