Пойнт-Блан - Энтони Горовиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочу.
– Мы улетаем только завтра днём. У тебя будет время побывать в Лувре, если хочешь.
Алекс покачал головой.
– Не, не хочу. От картин мне скучно.
– Правда? Как жаль!
Алекс встал. Его рука ни с того ни с сего наткнулась на бокал, и остатки «Кока-Колы» разлились по чистой белой скатерти. Да что с ним такое? Он вдруг почувствовал, что очень устал.
– Хочешь, я тебя провожу, Алекс? – спросила миссис Стелленбосх. Она внимательно посмотрела на него, и в мёртвых глазах зажёгся огонёк интереса.
– Нет. Я сам дойду. – Алекс отошёл от стола. – Спокойной ночи.
Подняться по лестнице оказалось целым испытанием. Он подумал, не стоит ли подняться на лифте, но потом понял, что очень не хочет оказаться в маленькой коробочке без окон. Он там задохнётся. Он поднялся по лестнице, опираясь плечом о стену, шатаясь, прошёл по коридору и как-то сумел вставить ключ в замок. Когда он вошёл внутрь, комната кружилась перед глазами. Что происходит? Он что, выпил больше джина, чем собирался, или…
Алекс сглотнул. Ему что-то подмешали в «Кока-колу». Он чувствовал на языке какую-то горечь. До кровати оставалось всего три шага, но ощущение было такое, что на самом деле до неё целая миля. Ноги уже не слушались. Даже чтобы оторвать ступню от пола, ему пришлось приложить все силы. Он пошатнулся и упал, выставив перед собой руки. Каким-то образом ему всё же удалось оттолкнуться достаточно сильно. Его грудь и плечи ударились о кровать и погрузились в мягкий матрас. Комната всё быстрее и быстрее кружилась перед глазами. Он попытался встать, заговорить – но ничего не получилось. Его глаза закрылись. Он с благодарностью позволил тьме принять себя.
Через полчаса послышался тихий щелчок, и комната начала меняться.
Если бы Алекс мог открыть глаза, то увидел бы, как письменный стол, мини-бар и фотографии Парижа в рамках уезжают вверх по стене. По крайней мере, ему бы так показалось. Но на самом деле стены оставались неподвижными, а вот пол опускался на спрятанном гидравлическом моторе. Кровать – с лежащим на ней Алексом – уезжала вниз, в чрево гостиницы. Вся комната была огромным лифтом, и сейчас этот лифт уносил его, сантиметр за сантиметром, в подвал, а потом и ещё ниже. Здесь стены уже были из листового металла. Обои, светильники и фотографии остались высоко вверху. Он опускался по шахте, удерживаемый четырьмя стальными штырями. Затем кровать вдруг залило ярким светом. Он прибыл на место.
Кровать остановилась в самом центре подземной клиники. Со всех сторон стояли сложные научные приборы. Сверху висели камеры – цифровая, видео, инфракрасная, рентгеновская. Повсюду лежали инструменты всех возможных форм и размеров, назначение некоторых из них показалось бы Алексу совершенно непонятным.
Пучки проводов отходили от каждой машины к ряду компьютеров, которые гудели и мерцали на длинном столе вдоль одной из стен. С другой стороны в стене было вырезано окно. В комнате работал кондиционер. Если бы Алекс не спал, то задрожал бы от холода. Когда он дышал, над его лицом появлялось маленькое белое облачко.
Его уже ждал пухлый врач лет сорока в белом халате. Его жёлтые волосы были зачёсаны назад, а лицо постепенно теряло прежнюю молодость – пухлые щёки, толстая, жирная шея. Ещё у него были очки и тонкие усики. Рядом с ним стояли два ассистента – тоже одетые в белые халаты, с непроницаемыми лицами.
Все трое тут же принялись за дело. Подхватив Алекса, словно мешок картошки – или труп, – они его раздели. А потом начали фотографировать, сначала – с помощью обычной камеры. Начав со ступней, они постепенно продвигались всё выше, сделав по крайней мере сто кадров. Щёлкала вспышка, и плёнка тут же прокручивалась дальше. Они не упустили ни дюйма. Потом они отрезали локон его волос и убрали в пластиковый конверт. С помощью офтальмоскопа они получили идеальный снимок глазного дна. Потом они сделали слепок его зубов, сунув в рот специальную мастику и надавив на нижнюю челюсть. Особенно они отметили родинку на левом плече, шрам на руке и даже отпечатки пальцев. Алекс грыз ногти – и это они тоже записали.
Наконец они взвесили его на больших плоских весах и измерили – рост, объём груди, талии, бёдер, размер руки и так далее. Все результаты они тщательно записали в блокноты.
Всё это время из-за стекла за ними наблюдала миссис Стелленбосх. Она не двигалась с места. Единственным признаком жизни на её лице была сигара, которую она крепко держала губами. Виднелся красноватый огонёк, а вверх шёл дымок.
Трое врачей закончили работу. Тот, что с жёлтыми волосами, сказал в микрофон:
– Всё готово.
– Ваше мнение, мистер Бакстер? – послышался её голос из спрятанной где-то колонки.
– Всё замечательно.
Бакстер был англичанином и говорил с аристократическим акцентом. Он был явно доволен собой.
– Хорошая структура костей. В отличной форме. Интересное лицо. Заметили пирсинг в ухе? Он его недавно проколол. Больше сказать нечего.
– Когда сделаете операцию?
– Когда скажете, дорогая. Просто сообщите.
Миссис Стелленбосх повернулась к другим двоим.
– Рабийе-ле![1] – рявкнула она.
Ассистенты снова одели Алекса. Этот процесс длился дольше, чем раздевание. Работая, они тщательно записывали все бренды. Рубашка «Леви», носки «Пол Смит». К моменту, когда Алекс был снова одет, они знали о нём столько же, сколько врач – о новорождённом младенце. Всё было тщательно записано. И эту информацию передадут дальше.
Мистер Бакстер прошёл к рабочему столу и нажал кнопку. Ковёр, кровать и гостиничная мебель поехали вверх. Вскоре они исчезли в потолке и продолжили движение. Алекс спал, пока его поднимали обратно по шахте, в комнату, известную ему как номер тринадцать.
От того, что с ним произошло, не осталось никаких следов. Всё исчезло, словно сон.
«Меня зовут гриф»
Академия «Пойнт-Блан» была построена помешанным. Какое-то время она использовалась в качестве сумасшедшего дома. Алекс вспомнил, что рассказывал ему Алан Блант, когда вертолёт начал снижаться, целясь в красно-белую вертолётную площадку. Фотографию в брошюре сделали очень искусно. Теперь же, когда он и сам видел здание, то мог подобрать для его описания лишь одно слово: безумство.
То была жуткая мешанина из башен и зубчатых стен, зелёных покатых крыш и окон всех форм и размеров. Нормально друг с другом не сходилось вообще ничего. Общая конструкция казалась довольно простой: круглая центральная область и два крыла. Только вот одно крыло оказалось длиннее другого. Две стороны не были
