Подступы к «Неприступному» - Николай Томан

Начальник полиции посвящается в планы Вейцзеккера

В тот же день вечером майор Вейцзеккер примчался в Овражков и потребовал у начальника полиции подробного доклада обо всем, что тут произошло. Общее представление о событиях минувшего дня он уже имел. Дыбин лично позвонил ему, как только получил сообщение о взорванном мосте через Змейку и обнаруженной на дне реки машине штурмбанфюрера Мюллера.

Выслушав подробный доклад Дыбина, Вейцзеккер вот уже несколько минут молча, подперев голову руками, сидит за письменным столом в служебном кабинете начальника полиции. Затаив дыхание, Дыбин ждет его вопросов, боясь неосторожным движением или скрипом своего стула нарушить раздумье майора.

— А штурмбанфюрер Мюллер каков из себя? — спрашивает наконец Вейцзеккер. — Вы хорошо его рассмотрели?

— Да, господин майор, — уверенно отвечает Дыбин, хотя от страха за свою судьбу вообще старался не смотреть на штурмбанфюрера. К тому же начальник полиции в тот день был не вполне трезв. Да и разглядеть Мюллера было нелегко. Страшная фуражка с черепом была надвинута на самые глаза штурмбанфюрера. Кроме этого белого черепа на черном фоне околыша его фуражки, Дыбин вообще ничего не видел.

— Он что, высокий такой, худощавый брюнет, да? — продолжает расспрашивать его Вейцзеккер, хотя и сам видел личного представителя гаулейтера Заукеля, высокомерного штурмбанфюрера СС, всего один раз в жизни и взирал на него с не меньшим, пожалуй, страхом, чем Дыбин. Штурмбанфюрер Мюллер обладал слишком большими полномочиями, чтобы не бояться заглянуть ему в глаза.

— Так точно, господин майор! — не задумываясь, отвечает на вопрос Вейцзеккера начальник полиции.

— А как он разговаривал? На каком языке?

— Больше по-немецки. Русские слова коверкал ужасно. Я даже не все понимал…

«Да, действительно Мюллер в русском был не силен», — вспоминает Вейцзеккер. А как штурмбанфюрер в Овражков попал, его даже не удивило. Он мог поехать куда угодно. Генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы всемогущий гаулейтер Заукель дал ему такие права. Отчета о своих поездках Мюллер не находил нужным никому давать. И нет ничего удивительного, что он заехал даже в Овражков. С отправкой русской рабочей силы в Германию у них, кажется, большие затруднения. Видно, придрались к чему-то у Куличева. А этот болван со страху мог еще и замысел наш выболтать, так что, может быть, и хорошо, что вовремя отдал он богу душу?…

— В том, что у вас был именно штурмбанфюрер Мюллер, нет, значит, никаких сомнений? — снова спрашивает Вейцзеккер Дыбина.

— Никаких, господин майор. Я же лично видел его документы…

— Ну, а куда же они поехали? Не сообщили вам разве?

— Никак нет, господин майор. Но думаю, что к вам.

— Только думаете или есть более веские основания для такой догадки?

— Видите ли… — смущенно мнется Дыбин. — Я случайно слышал часть их разговора…

— Подслушали, — уточняет Вейцзеккер.

— Да, но совершенно случайно. Выл в другой комнате, а дверь…

— Ну ладно, Дыбин, без подробностей. И что же вы услышали?

— О какой-то школе диверсантов. Но может быть, я и ослышался…

— В общем-то, это и не имеет теперь значения, — прерывает его Вейцзеккер.

— Ну, а тела Мюллера и Куличева, подорвавшихся на партизанских минах, так и не удалось, значит, найти? — помолчав немного, спрашивает Вейцзеккер, хотя Дыбин уже докладывал ему об этом.

— Обшарили все дно в районе того места, господин майор, но никаких следов. Выудили только пилотку шофера да автомат его. А фуражку господина штурмбанфюрера нашли на берегу. Течение там бешеное, так что трупы их унесло, конечно. Через несколько дней всплывут где-нибудь в нижнем течении.

— А разве могли они из машины выскочить?

— Дверцы не были заклинены, хотя машину изрядно покорежило. Да и лежала она на боку, так что вполне могли вывалиться из нее.

— А может быть, увели или унесли их с собой партизаны?

— Да разве можно было кому-нибудь из них остаться в живых при таком взрыве? Посмотрели бы вы на машину штурмбанфюрера. Но мы их трупы еще поищем. А может быть, и еще какие-нибудь вещички их обнаружим. Но в том, что это именно господин штурмбанфюрер и наш бургомистр Куличев на партизанской мине подорвались, у меня никаких сомнений…

Вейцзеккер снова надолго умолкает, потом решает посвятить начальника полиции в свой план подготовки железнодорожных диверсантов в Овражкове. Рано или поздно все равно пришлось бы это сделать, если бы даже Куличев и не погиб.

— А как же с партизанами быть? — с тревогой в голосе спрашивает Дыбин, внимательно выслушав Вейцзеккера. — Пока они у нас под боком, никакая школа такого рода работать нормально не сможет. Это уж я точно знаю…

— Партизан отсюда мы уведем. Это я беру на себя. Заинтересуем их другим районом. Покойный Куличев кое-что уже сделал для этого. А сам бы он очень нам пригодился как железнодорожник. Вся надежда теперь на его племянника Тимофея Стецюка. Куличев ничего вам не говорил о нем?

— О том, что у вас такие планы на него, не говорил, конечно. Но что скоро приехать должен из-под Полтавы, об этом уведомил.

— А вы видели его когда-нибудь?

— Нет, господин майор, не видел. В Овражкове он ни до войны, ни после не был ни разу. А мать этого Тимофея, сестру Куличева, помню. Когда она еще девушкой была, подолгу гостила у своего брата.

— Надо полагать, Тимофей Стецюк прибудет скоро и явится в дом Куличева, — помолчав немного, говорит Вейцзеккер. — У покойного бургомистра кто еще из родных остался?

— Да никого. Вдовцом ведь был. А в хоромах его теперь одна только домоуправительница Марфа. С хитрецой бабенка. Видать, большие планы на него имела…

— Ну так вот, — нетерпеливо прерывает разглагольствование Дыбина Вейцзеккер, — за этого Тимофея Стецюка отвечаете теперь вы. Примите его и устройте где-нибудь в укромном месте.

— А дом Куличева не подойдет разве?…

— Я же сказал: в укромном месте. Русского языка не понимаете? И никому ни слова, кто он, откуда и с какой целью. Понятно вам это?

— Так точно, господин майор!

— Как только он появится, сразу же дайте мне знать.

— Слушаюсь, господин майор!

И уже в машине, возвращаясь в свою резиденцию, Вейцзеккер невесело думает о Дыбине: «Не такой человек мне сейчас нужен. Этот, конечно, слепо исполнит любой мой приказ, но уж очень недалек… А мне бы таких молодцов, как партизанские подрывники, оседлавшие наши железные дороги… С выдумкой, с блеском работают! И никаких для них преград… Вот бы кого к нам завербовать. Может быть, Стецюку это и удастся… А тактикой их непременно нужно воспользоваться…»

Дерзкий замысел Азарова

Они идут следом друг за другом. Впереди Азаров, потом Куличев со связанными за спиной руками, за ним майор Огинский. Дорога к партизанскому отряду лежит густым, труднопроходимым лесом через балки и овраги.

— Развязали бы, — хнычет Куличев, — не сбегу ведь…

— А мы и не потому вовсе, — усмехается Азаров. — Предоставляем тебе возможность побывать в шкуре тех, кого сам не только вязал, но и порол.

— А со мной-то вы что же теперь?…

— Полагалось бы на ближайшем суку вздернуть, — спокойно говорит Огинскнй, — да не хотим уподобляться тем, кому вы так верно служили, господин бывший бургомистр.

— Петлю, однако, он давно уже заслужил, — зло замечает Азаров.

— Ох, виноват я, что уж тут говорить, страшно виноват… — стонет Куличев. — Только по советским законам нельзя ведь без суда…

— Вот же негодяй! — возмущается Азаров. — Советские законы вдруг вспомнил!..

— Да, у нас без суда не полагается, — соглашается Огинский. — И судить вас будут, в этом можете не сомневаться. А получите за свои грехи лишь то, что заслужили, не более того.

— Ибо более и не бывает, — смеется Азаров. — На всю катушку заработал.

— Но ведь советский суд справедлив…

— Ишь подлец, о справедливости заговорил! — плюется Азаров.

— Не зачтется разве мое чистосердечное признание и покаяние?

— А ты какой, думаешь, суд тебя будет судить? Специально, что ли, из Москвы прилетит сюда с прокурорами и адвокатами? Сами мы судить тебя будем. Я, майор Огинский, партизаны нашего отряда. А мы все твои грехи и без твоего чистосердечного признания знаем.

— А ты помолчал бы, — неожиданно строго говорит Азарову Куличев. — Молод еще меня учить. И потом, тут постарше тебя начальство есть. Вон товарищ майор, например…

— Не смейте называть меня товарищем! — с яростью, удивившей даже Азарова, кричит Огинский.

— Виноват, гражданин майор, — смиренно поправляется Куличев. — Они, гражданин майор то есть, знают, конечно, что за чистосердечное признание полагается смягчение кары…