Царевич - Сергей Арсеньев

Сколько всего дивизий и откуда кайзер решил перевести на восточный фронт Ганс, конечно, не знал. Но сам факт того, что какие-то части сняли с позиций и отправили куда-то на восток, говорит о многом. Вероятно, генералы решили рискнуть. И не может того быть, чтобы это никак не было связано со смутой в России. Конечно, если у них там начались беспорядки, то можно надеяться быстрым решительным ударом опрокинуть фронт и вывести Россию из войны. А затем уже всеми силами атаковать англичан и французов. Если те не нападут первыми, пока западный фронт временно ослаблен. Впрочем, у кайзера есть на то генералы. Уж наверное они это предусмотрели. Либо… либо положение настолько отчаянное, что приходится хвататься за любую, самую призрачную возможность в надежде на удачу и стойкость немецкой армии.

Наконец, солдат закончил со своим рукоделием и встал. Подойдя к кровати, он наклонился, открыл тумбочку и вытащил оттуда жестяную коробку со своим сокровищем. Сахар. Самый настоящий сахар. Целых четыре куска!

В очередной раз солдат порадовался тому, что несколько лет назад бросил курить. Ведь настоящий сахар купить сейчас невозможно. Вернее, возможно, но по совершенно запредельной цене. Столько денег у солдата нет. А вот выменять сахар на папиросы можно. Через неделю в лазарете будет очередная раздача курева и тогда солдат снова попросит свою знакомую медсестру сходить поменять папиросы на сахар.

Солдат бросил кусок сахара в жестяную кружку, ещё раз пожалел о том, что чай у него закончился вчера, вздохнул, повесил на вешалку свою шинель и, хромая, вышел из палаты.

А пока он ходит за кипятком, в мерцающем свете свечи мы можем посмотреть, что этот мужчина вышил на своей шинели. Тем более, повесил он её так, что нам хорошо видна изнаночная сторона.

Неумелые стежки складываются в корявые, но всё равно легко читаемые буквы. Раненый немецкий солдат вышил на шинели своё имя: "ADOLF HITLER"…

Глава 16

(Пётр)

"Состояние стабильное, признаков ухудшения здоровья не наблюдается". Зашибись. Куда уж дальше-то ухудшаться? По-моему, ещё более здоровье ухудшиться не может. Хуже, чем у него, здоровье разве что только у трупа.

Хотя… А когда меня золотой чушкой располовинило, у меня что ли лучше было здоровье? Тут как посмотреть. С одной стороны, мозг мой не пострадал. Я пришёл в себя и всё осознавал. А с другой стороны, у меня не было ни малейшей надежды на выздоровление. А вот у Николая она всё-таки есть. Хоть он и в коме лежит уже больше двух месяцев. Когда придёт в себя и придёт ли туда вообще — непонятно. А светила медицинские лишь разводят руками. Голова, мол, предмет тёмный и обследованию не подлежит.

Вот и печатаются уже два месяца одинаковые бюллетени о здоровье государя: "Состояние стабильное, признаков ухудшения здоровья не наблюдается". И так каждый день, ежедневно.

Покушение не удалось. Вернее, удалось частично. Броня вагона выдержала, но когда сам вагон весь целиком перевернулся, Николай неудачно ударился затылком о медную ручку. И с тех пор в себя не приходил. Он может самостоятельно есть жидкую пищу, но ничего не говорит, никого не узнаёт и не пытается вставать. И сколько он в таком состоянии пробудет — никто не смеет даже предположить.

Лёшка весь извёлся, издёргался. Хочет в Лавру ехать, к отцу. Он там лежит, в Москву его решили пока не перевозить. Но в Лавру меня не пускают. Меня вообще никуда не пускают. Даже в церковь. Даже погулять. Ну, положим, церковь мне не особо-то и нужна. Да и во дворце есть церковь, пусть и небольшая. Но погулять-то! Только ночью.

И кто не пускает? Думаете, ЧК? А вот и фигушки! Борис Владимирович меня не пускает. Опекун мой ненаглядный. А Тихон с ним согласен полностью. Тебе, говорит, Алёша нельзя сейчас так рисковать. Случись, мол, что ещё и с тобой — всё окончательно рухнет. На тебе лишь сейчас вся российская государственность и держится. Ибо ты — символ. Знамя.

Ну, я, в принципе, согласен с ними. Мне на людях лучше поменьше светиться сейчас. А то мало ли в Москве больных на всю голову. Опять выстрелят. И второй раз может и не повезти так. Нда. Грудь почесал. Синяк сошёл там уже почти, но я всё помню. Да и Кремль в Москве-1917, это совсем не то, что Кремль в Москве-2028. У нас туда так просто не пройти. А тут это — проходной двор какой-то. И лавки тут, в Кремле, есть. И церквей много. И просто москвичи гулять приходят. Конечно, охрана на воротах стоит. В башнях и пулемёты установлены. Но револьвер в кармане вполне может кто-нибудь пронести.

Вот и сижу я, как сыч, в Большом кремлёвском дворце безвылазно. Ночью лишь выхожу, когда ворота в Кремль закрыты. И то с конвоем. Ладно, я не жалуюсь. Время появилось, так я пока считалку тут изобрести пытаюсь. А то скучно мне.

Думаете, не осилю? Ну, посмотрим-посмотрим. Конечно, я не пытаюсь создать ничего похожего на мою Соньку или Наташкину Белку, нет. Всё проще. Я когда расшифровку телеграммы Циммермана публиковал, то как-то головой не подумал, а как это, собственно, царевич сумел шифр вскрыть? Не могу же я говорить, что в собственных руках держал незашифрованный оригинал телеграммы. Вот и пришлось выкручиваться. Считалку, мол, я новую изобрёл. Ей и вскрывал.

Поначалу думал муляж какой сделать. Для журналистов. А потом подумал, подумал и решил — а чего муляж-то? Ну-ка настоящую сделаю! Вместе с Лёшкой, конечно. Один-то не осилю. Я же по вычислительной технике много чего читал. Подзабыл, конечно. Так Лёшка поможет. Он совсем хорошо в моей памяти ползать научился. Иногда такое находит, чего я и сам забыть хотел бы. Недавно эпизод обнаружил, где мы с Лёхой Кирилловым во втором классе запечатанную пачку сигарет нашли и на двоих выкурили её за гаражами. Мы — большие! Как я тогда домой пришёл — не помню. Совсем. Даже Лёшка этого найти не смог. Мне в тот раз скорую вызывали, тошнило меня сильно. А мама даже и не ругалась. Только плакала. Неприятно вспоминать.

Я отвлёкся. Так вот, считалка. Самое близкое, что есть сейчас — это арифмометр Однера. Они, кстати, в Петрограде выпускаются. Мне купили одну штуку, и я стал издеваться над ней. Разобрал, а теперь пытаюсь её сделать не чисто механической, а электромеханической. А то лениво всё время шпеньки руками передвигать. После, возможно, и слегка программируемой смогу её сделать. А чего? Не смейтесь. По нынешним временам программируемый арифмометр — это тоже прорыв. И Лёшка помогает, как может. Достаёт из моей памяти всё, что я хоть краем глаза видел по истории вычислительной техники. Всякие схемы музейных образцов. Он даже схему первой считалки герра Цузе, Z1, нашёл. Только она слишком сложная. Такое мы пока повторить не сможем.

А ещё у меня мысль есть "изобрести" шифровальную машинку "Энигму". Устройство-то я помню. И Лешка поможет. Причём можно сразу одну из поздних моделей изобретать, какие у нас лишь к концу войны появились. Наташка эти "Энигмы" часто в штабах встречала, вот я и залез из любопытства в Интернет, посмотреть, как они устроены внутри.

Зачем нам "Энигма" нужна? Эээ… Не знаю. Пригодится на что-нибудь. Честно говоря, мне просто скучно. Лёшка хоть кино может смотреть из моей памяти или книги читать. А я не могу так, я только вспоминать могу, а это совсем не то. Вот и сидит в кремлёвском дворце император всероссийский Алексей II в рабочем халате и с паяльником в руке.

Да, совсем сказать забыл! Я же теперь ещё и император. Правда, ущербный. С добавлением к должности слова "младший". Ну, да это не столь важно. Пётр I тоже некоторое время младшим царём был.

У нас тут что произошло-то? После ранения Николая страна в правовой тупик попала. Если бы он умер, то тут всё понятно. Гражданин Цесаревич, вот Ваша корона, пройдите к своему рабочему трону. Но Николай не умер. Однако работать царём явно не может. И не ясно, сможет ли когда-либо в будущем. И что делать? Такого в России ещё не случалось, прецедентов нет.

Николаю нужен регент. Но кто? Идеально подходил бы я, только я слишком молод. Значит, либо его мать, либо жена, либо брат. Бабушка Мария от регентства сразу и наотрез отказалась. Не хочет она в политику лезть, так и сидит себе тихонечко в Киеве. А вот Лёшкина мама не отказалась.

Больше того, когда эти идиоты в думе провозгласили себя временным верховным органом государственной власти в стране и издали декрет о созыве Учредительного собрания, мама сразу же ответила им своим указом о роспуске государственной думы. Причём указ она издала как регент своего мужа. А затем попыталась приехать из Царского Села в Петроград. Что было, по-моему, не слишком мудро, хотя и смело.

До Питера императрица не доехала. Да и что она стала бы там делать, я не представляю. И то, что мама по дороге в Петроград встретила отряд, который был послан думой, чтобы арестовать её, это, возможно, спасло маме жизнь. Сейчас она в Царском Селе, под домашним арестом, вместе с дочерьми. А девчонки, кстати, заболели корью. Все четверо. Жалко мне их.