Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага - Виктор Пелевин

- Конечно. Это создает причину и повод для их существования. Они находятся в потоке страдающего бытия исключительно ради нас.

- Какое странное устройство мироздания, -сказал я.

- Если ты немного подумаешь над ним, -ответил Смотритель, - оно покажется тебе изящным и совершенным. Благодаря ему мир уже третье столетие находится в равновесии.

- Ангелы создают наш мир вместо медиумов Месмера? - спросила Юка.

- Не совсем так, - ответил Смотритель. -У них другие функции. Им больше не надо наводить галлюцинацию и затягивать в нее людей.

— Почему?

— Потому что в нее уже втянуты все, кто живет в нашем мире. Они в ней родились. Для них это единственная известная им реальность, и они даже при желании не могут перестать ее создавать... Видите ли, если бы во времена Месмера через портьеру, разделявшую Париж и Идиллиум, прошла не сотня-другая аристократов и бонвиванов, а все тогдашнее человечество, или хотя бы критическая масса людей — я не помню сколько, но это уже подсчитано, - то никаких медиумов-каталистов больше не понадобилось бы вообще. Люди поддерживали бы поле новой галлюцинации сами, уточняя и полируя ее своим новым коллективным опытом. Медиумам, наоборот, пришлось бы воображать Землю, чтобы туда можно было вернуться... Но такую эмиграцию в восемнадцатом веке, конечно, никто не хотел устраивать. Зачем в Эдеме сифилитики-санкюлоты? Хотя прежде нечто похожее происходило.

- Когда? - спросил я.

- Очень давно, - сказал Смотритель. -В Атлантиде. А потом - в Америке, еще до Колумба. Через проходы, открытые древними медиумами, в другой мир ушли целые народы, следы которых до сих пор безуспешно ищут земные археологи. Атланты даже взяли с собой свой остров.

- У них тоже был baquet?

- Нет, — сказал Смотритель. - Они пользовались другой технологией. Наркотические настойки, помощь духов и все такое прочее.

Но принцип был тем же самым — коллективная визуализация, строго одинаковая для всех вовлеченных. Она создает новый мир в тени прежнего, и туда уходят беглецы... Я говорил про тень Ветхой Земли, откуда новому творению нельзя выходить, — но и новый мир, в свою очередь, способен отбрасывать тень на Землю. Многое, что происходит на Ветхой Земле, вызвано влиянием этих скрытых пространств.

- А где они находятся?

— Они не где-то, — ответил Смотритель. -Они сами в себе. Как и наш Идиллиум.

— У нас есть с ними контакты?

Смотритель отрицательно покачал головой.

- Мы им не интересны и не нужны, — сказал он. - Даже для жертвоприношений.

От этих слов повеяло чем-то настолько мрачным, что я не стал задавать дальнейших вопросов. Некоторое время мы молчали. Потом Смотритель поднялся из-за стола.

Мы с Юкой встали тоже.

- Мне пора, дети мои. В следующий раз, Алекс, мы встретимся наедине.

Он покосился на Юку. Та присела в придворном поклоне.

— Я утомила вас своей глупой бестактностью, Ваше Безличество. Мне нет прощения, но я уповаю на ваше бесконечное милосердие и прошу меня извинить.

— Отчего же, — ответил Смотритель, — мне очень понравилась наша беседа. Ты, вероятно, еще многое хотела спросить? Вероятно, тебе интересно, снимаю ли я маску, когда занимаюсь любовью? Это зависит от обстоятельств.

Юка покраснела.

— Три ноль, - сказал Никколо Третий.

Юка, к счастью, промолчала.

Помахав нам рукой, Смотритель шагнул в черное пятно на стене. Пятно колыхнулось, пропуская его, разгладилось и исчезло. Я опять увидел деревянную панель, гравюру с морской башней - и вспомнил, что уже давно не делал своих упражнений.

Интересно было, что Смотритель появился в комнате как бы из этой башни. Но это, конечно, могло быть простым совпадением.

— Ты его разозлила, — сказал я Юке.

Она посмотрела на меня с жалостью, как на ребенка.

— Как мало ты понимаешь в мужском сердце, Алекс. Хотя у тебя в груди такое же.

— И чего я, по-твоему, не понимаю?

Юка вынула из складок своей одежды крохотное зеркальце, оглядела себя и провела языком по губам.

- Я его сокрушила. Полностью и целиком. Его Страдальчеству конец.

- Наконец я вижу в тебе что-то человеческое, - сказал я. - Впрочем, этому вас тоже наверняка учили. Третий год, да?

Она засмеялась.

- Ты ревнуешь, и мне это приятно. Такому меня никто никогда не учил, клянусь.

- Тяжело работать красавицей?

- Очень, - вздохнула Юка. — Но все почему-то хотят.

Однажды днем, когда Юка, по своему обыкновению, куда-то исчезла, а я выполнял свою рутинную медитацию над гравюрой Павла (теперь монах-наставник заставлял меня воображать постепенное строительство башни, затем - ее медленное разрушение силами природы, и так много раз подряд), в Красный Дом ворвался Галилео.

С первого взгляда я понял: случилось что-то жуткое. Галилео был небрит, непричесан и бледен, а его глаза были окружены темными кругами - таким я не видел его никогда.

-Алекс, мы едем к Смотрителю. У тебя минута, чтобы одеться.

Мне этой минуты хватило — сказалась привычка к фаланстерской дисциплине. Я быстро натянул черный мундир без знаков различия — в таком наряде можно было ехать куда угодно. Мы вышли во двор, и я увидел колонну из нескольких бронированных экипажей.

— Что случилось? — спросил я.

Галилео отрицательно покачал головой, давая понять, что говорить не надо.

Мы молчали всю дорогу. Галилео сверлил взглядом обшивку переднего сиденья. Мне было тревожно - и, чтобы развеяться, я разглядывал сонный счастливый мир за окном.

Ландшафт был чуден и немного грустен, как часто случается ранней осенью.

Обтекаемые гондолы ветряков, транслирующих Ангельскую благодать, казались не человеческой присоской к силе ветра, а, наоборот, могучими моторами, удерживающими разбухший монгольфьер нашего мира в небе.

В кукурузном поле бродило жирафопугало камуфляжной масти - их, я слышал, ввели весельчаки из Железной Бездны, убедив бюрократов из департамента Земли, что такая окраска пугает сильнее, ибо мнительные вороны решают, что к ним хотят приблизиться незаметно.

Возвращающиеся из школы мальчишки и девчонки катили по пешеходным дорожкам на велосипедах и роликовых коньках, скапливаясь на игрушечных светофорах - и там начинались короткие потасовки, завершавшиеся, как только загорался зеленый.

Бабочки кокетничали друг с другом в придорожных кустах. Кружевные облака прятали в себе солнце.

Почему-то я остро чувствовал полную беззащитность привычного миропорядка. Словно вокруг был милый и наивный рисунок на занавесе - а с другой стороны уже стояли актеры, готовые появиться на сцене. Что-то подсказало мне: спектакль будет мрачным.

— Алекс! — позвал Галилео, и я поднял на него глаза.

Вместо его лица я увидел черную маску, почти такую же, как на Никколо Третьем во время нашего последнего разговора. Галилео протянул другую складную маску мне, и я безропотно надел ее. Маска была легкой и удобной, совсем не мешала дышать, и через минуту я про нее забыл.

Мы приехали на базу службы безопасности, окруженную стеной колючих кустов. Сначала мы долго петляли среди пакгаузов с двузначными номерами, а потом кортеж затормозил возле круглой башенки со шпилем, похожей на ступу вроде тех, что Железная Бездна ставит на городских окраинах. Вокруг стояла охрана.

Внутрь вошли только мы с Галилео.

Внутри ступы оказалась ведущая вниз лестница. Мы спустились довольно глубоко под землю, вышли на узкий перрон и сели в маленький стальной вагончик, чем-то напоминавший блестящую деталь огромной швейной машины. Он помчал нас по длинному туннелю.

— Куда мы едем? - спросил я.

- В Михайловский замок, - ответил Галилео.

— А почему нельзя было доехать туда в экипаже?

- Сегодня это может быть опасно. А так нас не увидит никто.

Прошло несколько минут, и наш вагончик остановился. За его дверью начинался серый бетонный коридор. Галилео тут же побежал по нему.

Мне стало по-настоящему страшно. Я побежал следом, стараясь не отставать от него на поворотах - иначе я просто потерял бы его из виду в этом подземном лабиринте. Помню, что стражники, стоявшие в коридорах, щелкали каблуками, когда мы проносились мимо, и мне успело прийти в голову идиотское сравнение: Галилео - движущийся по стене палец, нажимающий один выключатель за другим.

Наконец мы выбрались из подвала, поднялись по мраморной лестнице на третий этаж, прошли по коридору и оказались у позолоченных дверей, где стояла группа офицеров. Здесь же были несколько монахов Желтого Флага и врачи с громоздкой медицинской машиной. Все молчали. Мы прошли в дверь, и я увидел Никколо Третьего.

Он был еще жив. Но жить ему оставалось совсем недолго, это делалось ясно с первого взгляда.

Он лежал на столе, на огромной карте Идиллиума, куда стекала его кровь (если б я увидел такое на картине, то решил бы, что это пафосная пошлость). Рукава его кителя были разрезаны до плеч, и на локтевых сгибах блестели маленькие металлические диски — наверно, медицинские амулеты. Но толку от них было мало: из груди Смотрителя торчали две короткие белые стрелы.