Одиннадцать случаев…(Повесть) - Кардашова Анна Алексеевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И шофер ушел. А мороз такой, что кажется, он заполнил весь мир, что воздуха нет, вместо него мороз… «Прогрейте машину!» — вспомнил Давлеканов. Они забрались в заиндевевший «козлик». Вдруг не заведется? Нет, мотор заурчал, от него пошло тепло. Давлеканов и Никулин сидели скорчившись, над головой у них была пусть брезентовая, а все-таки крыша.
— Ну что это? Куда он провалился? — пробормотал Никулин. — Давай посигналим.
— Постой, слышишь?
Они прислушались. Где-то рядом, приглушенные туманом, мирно разговаривали два голоса, слышалось хлюпанье весел и стук уключин. Давлеканов и Никулин выскочили из машины. У берега покачивалась большая плоскодонка, из нее вылезал Федя.
— Машину прогрели? Молодцы! Ну, ребяты, счастливой вам переправы, а я в обратный путь!
— Федя, куда же ты? — закричал Никулин. — Мы же к тебе привыкли, как к родной бабушке!
— Ничего, теперь к другой бабушке привыкайте, вот к нему, — Федя показал на перевозчика, еле видного в тумане. — Хорошо, что я по берегу пошел искать переправу, он ведь мне далеко попался, мог бы и не заметить.
Ничего не поделаешь, надо было лезть в черную лодку на черной воде и блуждать по ней в белом облаке.
Федя стоял на берегу и командовал:
— Боком, боком ставьте ноги, поскользнетесь! Крепче вбивайте каблуки в снег! Ну, влезли? Счастливо!
На воде не так давил мороз, зато облепляло сырым туманом. Давлеканов и Никулин словно ослепли и оглохли в нем. Заблудиться тут было очень просто.
— Так куда мы плывем? — спросил Давлеканов.
— В некоторое царство. Точнее не могу определить, туман не позволяет.
— А если не доплывем?
— Попадем туда, где раки зимуют.
С полчаса плыли где по чистой воде, где врезаясь в тонкий лед, который шуршал по бортам. Давлеканов и Никулин даже начали дремать, вдруг послышалось — кто-то кричит. Далеко-далеко.
Перевозчик оживился, стал сильнее шлепать веслами. «Ого-го-о!» — раздавалось все ближе. Облако пара чуть засветилось. Свет становился все сильнее, облако радужно сияло, словно проткнутое в нескольких местах светом, потом оно стало редеть, и сквозь него Давлеканов и Никулин увидали темные очертания зданий. Свет бил из нескольких широких освещенных окон и, расплываясь, доходил к ним сквозь туман.
Весла шлепали все энергичнее, пар совсем отнесло, и на высоком берегу на фоне звездного неба стала ясно видна громадная фигура в расширяющемся книзу тулупе до земли.
— Держи-и-ись! — крикнул перевозчик.
Лодка, шурша льдом, въехала на берег. Толчок — переправились!
— Сюда, сюда! — кричал им высокий человек в тулупе, спускаясь к лодке. — Васильев, — представился он. Из-под его распахнутого тулупа, от широкого красного лица, от огромной горячей руки, которую он протянул Давлеканову и Никулину, пахнуло жаром, как из печки. — Промерзли? Сейчас погреетесь.
Так вот он, знаменитый Васильев, который так здорово наладил свой завод! У такого, наверное, энергии, как у хорошей динамо-машины. Вон какой громила! Директор в своих твердых валенках шел быстро, развалисто, и хромоты почти незаметно. Лицо у директора было мясистое, с крупными продольными морщинами вдоль щек, с коротким выдвинутым вперед носом, с большими выпуклыми глазами, удивительно голубыми на красном лице.
Давлеканову сразу стало тепло и весело. Васильев, его богатырская наружность, его звучный, уверенный бас, вид отчетливых светлых корпусов — все это нравилось Давлеканову. «Посмотрим, посмотрим, что там у них!»
Ужин был накрыт в маленькой комнате за директорским кабинетом. Огромный, широкий Васильев неуклюже, но ловко поворачивался, наливая чай из электрического чайника, подвигая гостям бутерброды.
— Ну, — сказал директор, вставая и показывая на диван и раскладушку, — сейчас, я думаю, на покой, а завтра с утра приступим.
Давлеканов проснулся и сразу вскочил — свежий, легкий. Неужели проспал? В углу стояла уже сложенная раскладушка, из директорского кабинета доносились голоса Васильева и Никулина. Давлеканов скорее оделся. В дверь постучали, вошла уборщица. У нее были удивительно красные, твердые щеки, туго стянутые платком жаркого желтого цвета. Из-под синего застиранного халата виднелось ситцевое платье в крупных малиновых цветах, под ним — большие валенки. «Ух ты! Сама широкая масленица явилась ко мне с подносом!» — подумал Давлеканов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Умывшись и поев, Давлеканов толкнул дверь в кабинет. Вчера они проходили тут в темноте, Давлеканов ничего не успел разглядеть. До чего же этот кабинет не был похож на обычные директорские кабинеты! Как тут светло! Как просторно! Стены еще не беленные, только покрытые сероватой известкой, которая кое-где просыхала пятнами. Оконные рамы, тоже еще не покрашенные, янтарные от олифы. Стекла нарядно разрисованы морозом и вспыхивают оранжевыми солнечными искрами.
Кроме запаха олифы и просыхающей известки, тут еще какой-то запах, приятный, чуть-чуть пряный. Вот это что! На низких некрашеных скамейках у окон расставлено множество растений, свежих, вымытых, ухоженных — целый сад. Бруснично-красными шапками цвела сильная герань, теснили друг друга густые крупные цветы лиловых примул, свободно размахнулись пушистые игольчатые ветки аспарагуса.
Давлеканов поискал глазами письменный стол. Его не было. Но зато посреди комнаты, как в избе, стоял крепкий, некрашеный, отлично выструганный простой стол, а кругом него расположились тоже некрашеные, устойчивые стулья с каким-то особым наклоном спинки.
Давлеканов поздоровался и прежде, чем сесть, взялся за спинку стула и стал ее рассматривать. Огромный Васильев легко вскочил и, чуть кренясь на левую ногу, не подбежал, а как-то ловко подъехал к Давлеканову.
— Сами сделали! И спроектировали сами! У нас своя столярка. Когда совещание какое-нибудь, не устает спина. Правда, длинных совещаний у нас не бывает. Сейчас мы вам это докажем, — сказал Васильев. — Можно! — прогремел он, отвечая на стук в дверь. — Вот, знакомьтесь — наш главный технолог Илья Петрович.
«Хитрый мужичонка, — подумал Давлеканов, пожимая руку Илье Петровичу. — Этот и начальство обведет. А ведь совсем деревенский!» Илья Петрович был маленький, сухонький, но, видимо, прочный. Смуглое обветренное лицо в резких морщинах, крепкие седоватые волосы. Сухие, с кривизной ноги засунуты в большие растоптанные валенки.
— А вот и главный инженер!
Четко стукая по полу сапогами, вошел бравый, невысокого роста мужчина с квадратными плечами, квадратным подбородком, в очках. На его верхней чуть выступающей губе топорщились светлые усики. «Какой внушительный», — подумал Давлеканов.
— Ну вот, и никого нам больше не нужно. Через сорок — сорок пять минут, — Васильев посмотрел на часы, — закончим совещание и пойдем смотреть наше хозяйство.
В ходе разговора Давлеканов наблюдал за главным технологом и главным инженером.
Илья Петрович все подносил ко рту сжатую руку. Он словно сперва выговаривался в кулак, а вслух произносил только отобранное — кратко и точно. Начинал он каждую фразу: «Я так считаю, Егор Васильевич…» — и наклонял голову, и смотрел на Васильева одним глазом, как петух. Это значило, что он считает по-своему, не так, как начальство. А главный инженер высказывался сразу категорически.
Только наблюдение наблюдением, а заводские крепко выдали приезжим. Беспощадно указали на просчеты, допущенные при лабораторной обработке. От этого и процесс на заводе шел не так, как бы следовало.
Давлеканов с Никулиным только покряхтывали. Но тут же предложили устранить недочеты. Все это вполне можно было сделать в условиях завода.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ну вот! — сказал Васильев. — Заседали сорок три минуты и все решили. Мы ведь фронтовые братья, с полслова друг друга понимаем, да и с вами нашли общий язык.
Пошли осматривать завод. Здесь тоже все было ярко и ново. Окна в двухсветном цехе незапыленные, только чуть забрызганные известкой. Поверх подтаявших, с блестящей каймой морозных узоров в цех широкими полосами входило солнце. Даже обычная для заводских реакторов серая, скучная краска здесь была светлой, нарядной. Среди труб, покрашенных в разные цвета, задавала тон красная, свежего, праздничного цвета.