На перепутье: Воительница (СИ) - Вин Милена

Но это вовсе не так. Не встречал женщины чудаковатее и… загадочнее.

Она вдруг вздрагивает, отчего думы ненадолго оставляют меня. Дыхание ее становится тяжелым, брови сдвигаются на переносице, но глаза по-прежнему плотно закрыты. Не выдерживаю — пододвигаюсь ближе и беру ее за руку, глупо надеясь, что это поможет ей вырваться из кошмара.

Но, к моему удивлению, это срабатывает. Наари успокаивается, я чувствую, как расслабляется ее кисть, а пальцы, напротив, крепче сжимают мою ладонь. Странное волнение охватывает против воли, лицо и уши начинают гореть. От макушки до самых кончиков пальцев ног пробегает волна мягкого и тягучего тепла, и я понимаю, что не просто не могу, а не хочу отпускать ее руку. Это откровение приходит извне, вопреки моим попыткам сопротивляться теплому, нежному чувству, приходит неожиданно и застает врасплох.

Глубоко вздохнув, достаю второй рукой из кармана брюк телефон и, слыша, как сильно, толчками бьется мое сердце, печатаю Валери сообщение, при этом упорно подавляя в себе некое невольное чувство.

«Не теряй. Остаюсь на ночь».

Глава 17. Необыкновенная

В палате никого нет, кроме него и молодой женщины с короткими пепельными волосами. Она спит, видя не очень приятные сны; грудь ее нервно вздымается. Он приоткрывает дверь, выглядывает, удостоверяясь, что поблизости нет врачей, плотно закрывает и подходит к койке. 

Болезненный цвет ее лица словно бы кричит, что ей пришлось пережить за эти дни. Но внутри него нет ни капли жалости. Поправив черную кепку, он достает из кармана склянку и не спеша вливает ее содержимое в капельный резервуар.

Женщина просыпается, будто почувствовав чье-то присутствие. Взгляд замылен, она плохо видит его лицо, но зато замечает знакомую серую толстовку. Тянется, касается пальцами краешка... С сухих губ срывается шепот:

— Ты еще не ушел?.. Иди домой, любимый. Тебе нужно отдохнуть...

Он молчит, только кивает. Берет ее руку и кладет ей на живот. Сон забирает ее вновь, так же незаметно, как и в последние два дня. Убедившись, что препарат поступает в вену, он быстро, не оборачиваясь, выходит из палаты, оставляя ее одну против кошмарных сновидений.

***

Джон

Обычно мне ничего не снится. Во время службы меня терзали лишь кошмары, но сейчас, будучи полицейским и вообще умудряясь когда-то дремать, я редко вижу даже плохие сны.

Но этой ночью все изменилось. Мне снится удивительный сон. Я стою посреди широкого посевного поля, впереди раскинулось поселение: деревянные дома и каменные здания со шпилями. И я знаю наверняка, что это сон, вовсе не реальность, ведь красота этого места поражает воображение и захватывает дух. Аж мурашки бегут по спине, и я чувствую их так явственно, будто в самом деле нахожусь здесь... Собственно, даже не зная где.

За широкой рекой возвышаются над всем живым и неживым горы; склоны устланы травой, толстыми коврами из полевых цветов. С вершин берут начало серебристые воды и ниспадают по камням тонкими искрящимися ниточками. По небу — такому широкому, просторному — безмятежно плывут облака, касаясь верхушек гор. Птицы с легкостью достают до них, целая стая теряется в белоснежном покрове.

— Красиво, не так ли?..

Тихий голос Наари отвлекает меня от любования этой живописной картиной. Я не заметил ее раньше — кажется, она появилась в моем сне совсем недавно, однако сейчас стоит рядом и сжимает мою ладонь. Очень крепко.

— Не отпускай... — шепчет она, и я перевожу взгляд с наших переплетенных пальцев на ее спокойное лицо. — Иначе сразу проснешься. А я еще не все показала тебе.

— О чем ты говоришь?

— Я же обещала показать... Помнишь? — в ее взгляде чувствуется какой-то надлом, отчаяние. Словно ей тяжело находиться здесь. Не потому ли она почти не смотрит по сторонам, в основном только на меня?.. — Это мой мир, Джон. Планета Норфия, хранившая в себе когда-то красоту лета, свежесть морей и целебную энергию. 

Ее слова медленно, очень медленно доходят до сознания. И дело вовсе не в том, что я сплю и туго соображаю, а в том, что я не могу поверить в то, что она говорит.

Я не забыл, что она чудесным образом исцелила меня, избавила от шрама, спасла Мэй с помощью того, что не поддается объяснению... Но невзирая на все это, мне до сих пор сложно поверить в ее исключительность. 

— Это моя родная деревня, — она кивает в сторону поселения, которое назвать деревней просто язык не поворачивается. Не так я себе крестьянские селения представлял... — По крайней мере, такой я ее помню до войны.

— И в твоем мире царят распри и войны? — спрашиваю, не сводя с девушки глаз. Глупо, должно быть... Но это место выглядит таким волшебным и особенным — кажется, что его ничто не способно омрачить.

— В любом мире живет алчность и жестокость. Просто где-то ее много, где-то меньше... Мы были вынуждены ввязаться в войну, чтобы бороться за свой дом и защищать близких от захватчиков. Посмотри, — Наари окидывает тоскливым взором все вокруг, — таким он был раньше. Спокойным, удивительным... Посмотри и запомни. Ведь есть и обратная сторона — то, что осталось после разрушений. 

Она вдруг утягивает меня за собой, устремляется вдоль поля. Я стараюсь поспевать за ней, не отпуская ее руки, и вскоре замечаю, как мир тускнеет, теряет свои насыщенные краски. Он становится мрачным, как и тучи, расстелившиеся над головой: деревья без листвы, одни обугленные ветви, нет никакой растительности — ни травы, ни цветов, в небе мерцают молнии — но не те, что привычны глазу, а огненные, тонкими нитями разрезающие черноту. 

Мы останавливаемся на краю обрыва. К этому моменту вся красота исчезла без следа. Мир Наари объят огнем и смертью. Слышен рев пламени и завывания ветра, болезненные стоны, от которых кровь стынет в жилах, и крики людей — они где-то внизу, под мрачным покровом. Запах крови. Я чувствую его, будто меня и это место не разделяет полоса междумирья. Страшное зрелище, от которого безумно хочется избавиться. Хочу отвернуться, зажмуриться, но не могу. Считаю себя не вправе избегать представшего передо мной мира. 

— Так теперь выглядит Норфия, — шепчет Наари, смотря на темное небо. — Она умирает. И следом за собой тянет все живое.

— Что здесь случилось? — осознанно пододвигаюсь к девушке, желая, чтобы она почувствовала незримую поддержку. — Почему все так изменилось?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К моему удивлению, Наари пожимает плечами.

— Не знаю, что именно привело к точке невозврата. Все началось с огненных дождей, обрушившихся на нас шесть лет назад. Погибло невероятное множество людей и зверей... Раскаленная лава укрыла многие земли, нетронутых осталось очень мало. Из-за них между кланами уже долгое время идет борьба. Мы тоже воюем. Мой отец воевал и отдал на одной из битв свою жизнь, — голос девушки становится слабее, но она сохраняет невозмутимое выражение лица. — Тогда мой народ остался без лидера, я стала вождем, повела людей за собой, дав обещание защищать их во что бы то ни стало, даря им веру в светлое будущее. А сейчас они вновь остались без защиты... Поэтому я и боюсь опоздать. Боюсь, что, если вернусь, застану лишь смерть.

— Что значит "если"? — от собственного вопроса все холодеет внутри. Меж лопаток дерет мороз, да так сильно, что я уже начинаю сомневаться — действительно ли это сон или все в один момент стало явью.

С какой-то невообразимой, непонятной для меня грустью девушка опускает глаза и мгновение молчит, то сильнее сжимая мою ладонь, то ослабляя хватку. Кажется, решившись, она глубоко вздыхает, но не спешит взглянуть на меня.

— Ваш мир отличен от моего. В нем нет энергии, нет силы, способной восполнить мой источник. Нет самого главного — магии. Я почти все растратила, всю свою энергию.

— Получается, ты стала... эм-м... обычной?

Это слово до последнего не срывалось с языка. Как ни погляди — а обычной ее не назовешь. Скорее, необыкновенной.