Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

Вождь племени, в руки которого попал Гарри, по имени Дамо, был, по-видимому, свирепый, кровожадный дикарь, и Гарри чувствовал, что жизнь его не в безопасности. Поэтому он решился бежать к нам, рассчитав, что это легче всего сделать и что дикари, по всем вероятиям, не станут искать его в нашей стороне. В ту же ночь ему удалось добраться до нас.

Пеоуанг и Ухего ускорили приготовления, и воины под предводительством последнего выступили в боевом порядке, взяв с собой Гарри и меня. Мы были очень удивлены, так как у нас не было оружия, да и будь оно, мы вовсе не хотели сражаться; но Ухего настаивал, и мы принуждены были согласиться.

Мы быстро шли, пока не приблизились к широкой реке, отделявшей территорию Пеоуанга от территории Оамы. На противоположной стороне мы увидели войска Оамы. Обе армии, вместо того чтобы пустить в дело убийственные орудия, стали осыпать друг друга бранью. Эта брань возбуждала их мужество и гнев. Гарри сказал, что, насколько он понимает, оба отряда вызывали друг друга перейти через реку и вступить в бой.

Наконец Ухего вызвал Оаму на единоборство. После некоторого колебания вызов был принят, и Оама с двадцатью воинами, перейдя реку вброд, остановился ярдах в пятидесяти от нашего отряда. Чемпионы пошли навстречу друг другу, вооруженные страшными дубинами, одним ударом которых, казалось, должна была решиться битва. Они медленно приближались, пристально смотря друг на друга, поджидая удобного момента, чтобы нанести первый удар. Ухего был молод и ловок, но Оама казался сильнее. Он подвигался осторожно, держа обеими руками опущенную к земле дубину; Ухего держал свою поднятой, как бы готовясь опустить ее на голову врага.

С минуту они стояли друг против друга с горящими глазами. Внезапно, с быстротой молнии, Оама одним прыжком бросился к врагу и нанес удар, сила которого могла повалить быка; но Ухего ловко отскочил и приготовился к ответному удару. В одно мгновение Оама, овладев собой, поднял дубину в ожидании нападения противника. Несколько времени враги стояли друг против друга, не желая рисковать бесцельным ударом.

Наконец Ухего потерял терпение и кинулся внезапно на Оаму. Но тот быстро обернулся и занес удар над его головой. Ухего избег его, упав на колено и приняв удар на тупую сторону дубины. В одно мгновение он снова был на ногах и, сделав другой прыжок, пытался нанести удар по незащищенному плечу Оамы. Последний был слишком опытен для того, чтобы допустить это.

Враги продолжали прыгать вокруг друг друга. Оама, очевидно, намеревался истощить силы противника. Наконец ему удалось нанести Ухего страшную рану в левое плечо; кровь хлынула так сильно, что, казалось, вскоре ее не останется совсем в жилах. Но он как будто не обратил внимания на рану, только ярость его усилилась и заставила его забыть осторожность.

Я начал серьезно тревожиться об исходе поединка. Оама видел свое превосходство и предоставлял Ухего тратить силы.

— Что нам делать, Гарри, если наш друг будет побежден? — спросил я.

— Нужно попробовать бежать, иначе я очень боюсь, что нас отдадут победителям, — ответил он.

— Они убьют нас? — спросил я.

— Не убьют, если Оама не будет ранен, — ответил он, — они будут в таком восторге от своей победы, что оставят нас как трофеи. Но дело плохо.

Наши опасения еще усилились, когда Оаме удалось нанести Ухего удар по бедру. Он отпрыгнул назад с быстротой молнии, чтобы избегнуть ответного удара. Ухего, ослабленный ранами, порывисто бросился и потерял равновесие; прежде чем он успел подняться и занести дубину, Оама со страшной силой опустил оружие на его незащищенную голову, одним ударом расколол ее пополам, и наш чемпион упал на землю мертвым.

Спутники Оамы с громкими победными криками бросились вперед и, прежде чем мы с Гарри успели опомниться от ужаса, окружили нас. Отряд Ухего, увидя поражение своего вождя, убежал с быстротой испуганной серны. Оама удовольствовался победой и не стал преследовать врагов; вероятно, он предвидел, что Пеоуанг с остальными членами своего племени скоро появится, чтобы отомстить за смерть своего сына.

Нас перетащили через реку, и затем отряд пошел обратно к югу с пением победных песен.

Дикари шли не останавливаясь до своего селения. Навстречу им вышли толпы женщин, чтобы приветствовать их и посмотреть на нас. Я ожидал пытки и смерти. Но даже Оама смотрел на нас не свирепо; может быть, он был так рад, что одержал победу, что отнесся к нам добрее, чем сделал бы это в другом случае. Но все-таки мы стали невольниками, и я предполагал, что нам не удастся бежать.

— А я не отчаиваюсь, — сказал Гарри, когда мы обсуждали с ним этот вопрос. — Они не знают, что я понимаю их язык, а таким образом я могу узнать их намерения, и мы можем бежать, дождавшись удобного случая. Из того, что я понял, южная часть острова представляет из себя табу, так как принадлежала вождю, которого считали чем-то вроде святого. Он отправился в какую-то экспедицию, из которой не вернулся, вместе со своими подданными, и перед отъездом угрожал страшным проклятием всякому, кто займет его владения во время отсутствия. Поэтому нас и не трогали все время, так как Оама и его племя боялись занять эту территорию. Я надеюсь, что если нам удастся перебраться через реку, отделяющую эту местность, мы будем в безопасности.

Слова Гарри сильно подняли мой дух и помогли мне легче перенести тяжесть нашего положения.

День проходил за днем. Мы вели ту же жизнь, что у Пеоуанга. Только нас не посылали ловить рыбу, и по очень простой причине: у наших новых хозяев не было лодки. Гарри узнал, что и у Пеоуанга была только одна лодка; так как Ухего умер, то, по всей вероятности, она или лежала на берегу, или стояла в гавани. Сначала это показалось нам неважным, но по размышлении мы увидели, что если нам придется бежать в нашей лодке, то вряд ли нас станут преследовать.

Чем дальше шло время, тем тяжелее становился для нас плен. Одно утешение было, что нам позволяли оставаться вместе. По вечерам, окончив работу, я с удовольствием занимался с Гарри. К счастью, я помнил кое-что из Библии и много отрывков прозы и стихов. Я повторял ему, пока он не выучил все наизусть. Я рассказывал об Англии, о различных производствах; учил истории, географии и даже арифметике, употребляя для этого камешки. Эти занятия приносили пользу и мне, так как заставляли припоминать многое.

Однако эта сравнительно приятная жизнь пришла к концу. Неизвестно, заподозрили ли нас дикари в желании бежать или почему-нибудь еще, только нас разлучили, заставив спать в разных хижинах и работать отдельно. Гарри однажды вечером пробрался ко мне. Я умолял его бежать, если представится случай, одному и не подвергаться опасности, заходя ко мне. Я говорил, что последую его примеру. Может быть, Меджу удастся освободить меня, если он не покинул острова. Мы согласились, что последнее очень вероятно, и Гарри сказал, что он согласен лучше вернуться ко мне, чем жить одному в «земле Табу», как мы прозвали эту местность.