Автографы на картах - Сергей Попов

Это было сказано в год образования Убекосибири. Для гидрографов 1922 год был, пожалуй, самым трудным. Из-за недостатка средств управление, как и вся Карская экспедиция, ограничило свою деятельность в основном Обским районом. Гидрографические работы здесь возглавил Ю. М. Петранди. Флота не хватало. В помощь гидрографическим судам «Орлик» и «Анна», катеру «Чайка» и барже «Пур» с большим трудом удалось зафраховать колесный пароход «Мельник». Можно представить, каково ему пришлось на просторах Обской губы, когда даже морская шхуна «Анна», пытавшаяся доставить на ее берега астронома А. Н. Нефедьева, в шторм едва не погибла, потеряв два якоря. Сорванный с якорей лихтер-мастерскую выбросило в районе Нового Порта на километр от обычного уреза воды, так что его с трудом удалось снять с берега лишь через пять лет.

Начальник Убекосибири К. К. Неупокоев в тот год осуществил перегон гидрографического судна «Метель» из Петрограда на Енисей. Мало того, что это был по тем временам труднейший переход, «Метель» впервые после гражданской войны показала в международных водах советский как торговый, так и военно-морской флаг. Под торговым она в составе Балтийского пароходства в 1921 году совершила первый заграничный рейс в столицу буржуазной Эстонии Таллинн, под военно-морским вышла 5 августа 1922 года из Кронштадта. К сожалению, этот поход до сих пор в литературе подробно не описан. Принято считать, что первыми под военно-морским флагом обогнули Скандинавию крейсер «Аврора» и учебный корабль «Комсомолец» летом 1924 года…

Помощником у Неупокоева шел Г. Д. Красинекий, только что закончивший свою миссию особоуполномоченного по подготовке Карской экспедиции. Трудности возникли в начале похода. Входить на Ревельский рейд и идти Наргенским проливом пришлось без лоцмана, рассчитывая на свои силы. Имевшиеся на борту английские карты не были откорректированы. Судно в силу конструктивных особенностей было не приспособлено к дальним переходам, поэтому расход угля, воды и масла оказался катастрофически высоким. Механикам пришлось ремонтировать машину во время кратковременных стоянок, общее время которых составило всего пятьдесят часов.

21 августа «Метель» ошвартовалась у стенки Архангельского порта. Здесь к ней присоединилось гидрографическое судно «Варшава» с двумя лихтерами. Дальнейшее плавание в арктических водах происходило хоть и по чистой воде, но при непрерывных штормах. Во время разгрузки у радиостанции Марре-Сале на Ямале один из лихтеров выкинуло на берег. К счастью, его удалось скоро снять. У острова Белый суда расстались — «Варшава» пошла на Обь, «Метель» направилась на Диксон.

Забегая вперед, скажу, что «Метели» не повезло на Енисее. Во время весеннего ледохода судно было сильно повреждено и в 1924 году пришлось возвращать его на ремонт в Архангельск. Там в составе Убекосевера, а потом гидрографической службы Краснознаменного Северного флота «Метель» прослужила до 50-х годов, сделав немало добрых дел. В годы Великой Отечественной войны она снова приходила на Диксон, где выполнила промер и ограждение считавшегося несудоходным пролива Минина и провела по нему в густом тумане эсминец «Деятельный», чем спасла его от рыскавших вокруг фашистских субмарин…

В январе 1924 года умер К. К. Неупокоев. Через несколько лет его именем гидрографы назвали остров 96

между Гыданским и Енисейским заливами, точное положение которого Константин Константинович установил в 1921 году, когда возвращался на гидрографическом судне «Анна» из Обской губы на Енисей. Кстати, судно это после смерти первого начальника Убекосибири одно время называлось «Неупокоев».

А вот селение Напалково на восточном берегу Обской губы никто не называл. 9 августа 1925 года топографическая партия Петра Яковлевича Напалкова высадилась с гидрографического судна «Неупокоев» на мысе Трехбугорном. Почти три недели топографы шли на север вдоль берега со съемкой. На мысе Сапожникова (назван в честь ботаника профессора Томского университета в 1919 году) Напалков установил столб, которым отметил место окончания съемки того года. Через два дня здесь для определения астропункта высадился профессор А. Н. Нефедьев и, не мудрствуя лукаво, назвал этот пункт «Столб Напалкова». Во время камеральной обработки полевых материалов лежащий чуть южнее безымянный мыс нарекли мысом Напалкова. В 1929 году на нем возникла фактория, которую стали называть по мысу. В связи с необоснованной репрессией Петра Яковлевича в августе 1937 года мыс получил ненецкое название Хасрё, а селение на месте фактории, как ни странно, так и осталось Напалково.

Спасибо карте, что она сохранила имя этого заслуженного человека. Что греха таить, много достойных имен подзабыто в стремительной повседневности дел, когда порой просто нет времени оглянуться назад…

Петр Яковлевич, став военным топографом, работал во многих уголках страны. В 1907 году в экспедиции П. К. Козлова в Центральную Азию он определял место найденного тогда мертвого города Харо-Хото, собрал очень ценные коллекции. Революция застала Напалкова в Омске, куда он, полковник Военно-топографического управления, привез эвакуированные из Петрограда архивы. С установлением советской власти его назначили начальником картографического отделения Обь-Енисейского гидрографического отряда — затем Убекосибири.

Много лет он сам выполнял съемки в Обской губе и Енисейском заливе. Случалось, что из-за льда нельзя было высадиться на восточном берегу, тогда Напалков помогал своим ученикам П. Филатову и А. Дееву на западном берегу Обской губы. Напалков — автор первых подробных съемок бухт Новый Порт и Находка, островов Белый и Шокальского и многих навигационных карт Енисейского залива.

Весной 1923 года убековцем стал Всеволод Иванович Воробьев. В мае на Московском вокзале Петрограда его провожал в Омск Неупокоев, намереваясь выехать следом. Три теплушки, набитые гидрографическим добром, прицепили к пассажирскому составу.

От старых полярников известно о знаменитой диксонской летописи, тонкой тетрадочке с каллиграфическим заголовком «Историческая тетрадь отзывов и пожеланий острову Диксон», начатой в августе 1912 года автографами Б. Вилькицкого, Н. Евгенова, Л. Старокадомского, К. Мецайка. В ней в 1923 году появилась запись: «Воробьев — большой (188 см) помощник с маленькой «Шуи», которая забежала так далеко на Север». Казалось бы, обычная шутливая туристическая запись, но оставил ее не турист, а сложившийся гидрограф, который, несмотря на молодость, уже много успел поработать вместе с Иваном Евгеньевичем Бялокозом — сыном начальника Главного гидрографического управления, производя изыскательские работы по плану ГОЭЛРО на реках Северо-Запада. В Убекосибири Воробьев с большим энтузиазмом взялся за освоение новых сложных гидрографических дисциплин. В 1925 году он, например, провел «Иней», где был помощником командира, по радиопеленгам, доказав большую точность этого нового средства определения местонахождения в море. В межнавигационный период в Енисейске овладел навыками девиатора — специалиста по компасам. А еще через год заменил профессора А. Н. Нефедьева на астрономических работах. Оставаясь производителем гидрографических работ и помощником командира гидрографического судна, он за семь последующих лет определил на побережье Карского моря более тридцати классных астропунктов.

Во время многочисленных высадок на берег случалось всякое. 20 сентября 1926 года, перед самым окончанием навигации, выдался теплый солнечный денек. Гидрографическое судно «Прибой» подошло к мысу Халцыянай-Сале на восточном побережье Обской губы. Командир Я. Г. Прохоров разрешил свободным от вахты высадиться на берег и поохотиться, так как решено было стоять до утра, чтобы дать В. И. Воробьеву отнаблюдать астропункт. Поздно вечером, когда вернувшиеся охотники ужинали, неожиданно налетел ураганной силы ветер. Лопнула якорная цепь. Пришлось уходить под противоположный берег для укрытия, оставив Воробьева на берегу.

Намеревались вернуться к утру, однако ветер усилился, упала температура, судно начало обледеневать. К тому же потеряли и второй якорь при заходе в бухту Сапожникова. Три дня держали против ветра и волны. На исходе были запасы угля. Несколько добровольцев на шлюпке-шестерке выбросились на берег и направили на помощь Воробьеву берегом матроса Б. Железовского с продуктами. Но тот не смог преодолеть большую реку и вынужден был вернуться.

Всеволод Иванович же все это время бедствовал на берегу без палатки и продуктов, легко одетый. Костер не разжечь, ибо на песчано-илистом берегу ни щепки. За ночь тундра побелела от снега, на озерах образовался лед. Топором вырыл небольшую яму, чтобы хоть немного укрыться от пронизывающего ледяного ветра. Но долго не пролежишь — закоченеешь, поэтому гидрограф временами бегал для согревания. Так прошел день и еще ночь. Ближайший населенный пункт за полтысячи километров. Оставалось только ждать помощи. На третью ночь ветер стал ослабевать, но усилился мороз. Накатила слабость от голода. Но гидрограф работал — заводил и сверял хронометры.