Никарагуа. Hora cero - Михаил Колесов

Сергей не привык никогда ни перед кем «прогибаться», и не собирался делать это впредь. Он знал, что одним это нравится, другим — нет. Ну, что ж, значит, так тому и быть…

Февраль. Никоноомо

Дни Кольцова были заполнены обычной суетой. С Абелем решался вопрос о перебоях с транспортом. Собственно для него лично это было уже не столь важно, так как теперь в случае необходимости за ним заезжали никарагуанские коллеги. В группе с большой апатией была проведена «кампания» по подписке на советскую печать. Виктор ввёл новое правило работать по субботам, хотя это было глупо, так как в этот день студентов в университете нет. Эта глупость с ежедневным выездом на работу и пребыванием там по восемь часов при изнуряющей жаре, иногда в полном безделье, объяснялась только упрямством Рябова, стремившегося таким образом сохранить «советский» режим рабочего дня, который, однако, совершенно не соблюдался в экономической миссии, да и в других учреждениях, за исключением посольства.

В среду вечером к Кольцову домой нагрянули Хуан Гаэтано и ребята из Департамента: чилийцы Луис и его жена Изабелла и итальянец Ренсо. До сих пор с этими коллегами у Сергея были лишь «рабочие» отношения. В тот вечер они просидели долго в «патио», пили и говорили о «политике». Сергей пожаловался Хуану на постоянный шум на крыше по ночам.

На следующее утро Хуан приехал и, забравшись по ограждающей стене на крышу, пытался выяснить, кто же там обитает. Но крыша не выдержала грузное тело никарагуанца и он, проломив потолок, рухнул на кровать в комнате. К счастью ничего себе не повредил, лишь слегка подвернул ногу. Но теперь в потолке комнаты зияла огромная дыра, через которую было видно по ночам звёздное небо и разила страшная вонь.

В субботу вечером Кольцов повёз свою «футбольную команду» на матч в частный колледж INCAE, работавший под патронатом Гарвардского университета. Колледж располагался в просторном одноэтажном здании с верандой, выходившей к бассейну, и окружённом небольшим парком со спортивными площадками. Сергея встретил в своём роскошном кабинете ректор колледжа, типичный «гринго» — чопорный североамериканец. Беседа была на английском, официальной и короткой. Обе команды играли старательно, но студенты выиграли. Потом было купание в бассейне, угощение пивом с «закуской». Все остались довольны. Вечером отправились в кино и посмотрели итальянский фильм «Насилие в итальянском поезде».

В воскресенье неожиданно приехали чилийцы Луис и Изабелла и забрали Кольцовых на прогулку по городу. Сначала заехали на «Восточный рынок» («Oriente»), а потом посетили краеведческий музей. Музей выглядел скромно, но его экспозиция оказалась интересной. Особое впечатление оставил отпечаток ноги ребёнка на куске вулканической лавы. Потом посетили дом чилийцев, и Кольцовы познакомились с их очаровательными детьми маленькими Луисом и Изабеллой, лет пяти и шести.

Дома вечер закончился визитом никарагуанских друзей Бека, с которыми Сергей просидел до поздней ночи, выпивая за здоровье Сандино и… Сомосы(!). Он уже давно заметил, что в определённых «интеллигентских» кругах в отношении к «диктатору» Анастасио Сомосе–младшему присутствовали ностальгические нотки. Ведь при нём в стране был «порядок» и многие жили «хорошо», а некоторые — «очень хорошо». Сейчас эти люди живут «хуже», а некоторые — «совсем плохо». Революция им, по сути, ничего не дала, но несла в себе опасность потерять всё. Таких людей в Манагуа было немало…

В понедельник утром Кольцов встретил Колтуна в аэропорту. С ним прилетели трое новых преподавателя, один из них — специалист по «научному коммунизму», который будет работать в Леоне. Теперь полная «троица»: философ, политэконом и «коммунист». Он доставил всех в ГКЭС, где Колтун сразу же получил «холодный душ» от Рябова. Но своей спеси не сбавил. Затем в доме на «Болоньи», куда поселили «новеньких», Векслер их проинструктировал. Однако они не «выставились», как было принято, поэтому угощали «хозяева». Виктор произнёс тост за «людей с плохим характером, но всё–таки делающих дело». Сергей понял намёк…

В доме уже несколько дней не работал телефон, и до сих пор не привезли холодильник. Народу стало больше и шумнее. Большая коммунальная квартира с фанерными дверями, которые, кстати, по никарагуанскому обычаю, не имели ни замков, ни задвижек.

Через день Кольцов провёл впервые партсобрание всей группы, которая стала большой. В своём выступлении он подробно рассказал об итогах «зубного дела» и роли в нём Колтуна. Векслер ограничился короткой напутственной речью. Остальные промолчали. «Новых» это не касалось, «старики», оставшиеся в меньшинстве, уже получили «своё». Но Колтун испугался и заявил, что у него «сердечный приступ». Однако уже на следующее утро он был «в порядке» и было объявлено, что он возвращается к своим обязанностям «старшего группы». Сергей понял, что Виктор его «сдал»…

В четверг после обеда в CNES Кольцов вместе с Евгением Орловым имели беседу с прибывшим с кратким визитом в Манагуа В. Вольским из Московского института Латинской Америки. Забавно было слушать, как московский «чиновник от науки» снисходительно рассуждал об «ошибках» сандинистского руководства. С такими «латинистами», с трудом изъяснявшимися на испанском языке, но с большим апломбом, Сергей был знаком в Москве. В заключение разговора он, к величайшему удивлению гостя, передал «привет» директору института Серго Микояну.

В университете Владимир Кордеро провёл совещание с участием советских преподавателей. После этого в Департаменте Хуго Мехийа сделал реорганизацию, сняв Франсиско — Серхио с заведования секцией философии. Кольцов понимал, что его друг не в состоянии руководить интернациональным коллективом, у него нет авторитета и характера. Но объяснить ему это он не мог. У него состоялся долгий разговор с Луисом Салазаром о программе чилийских «левых»: «Con razon y fuerza venceremos!» («Победим разумом и силой!»). Похоже, что они не извлекли уроков из трагедии 73‑го года и жаждут реванша. Луис не считал сандинистов «настоящими революционерами», но и к кубинским «коммунистам» относился без пиетета. Такая явно меньшевистская позиция. Здесь в Никарагуа Сергей имел возможность изучать революционную ситуацию в России после «февральской революции» 1917 году!

В субботу утром приехал Франсиско — Серхио и забрал Кольцовых к себе. Позже к нему подъехали Хуго Мехийа и Вероника с некоторыми ребятами–философами. За обедом разговор шёл тяжёлый в виду произошедших перемен. Видно было, что Норма очень переживала. На что они надеялись, собрав гостей? Заехавший за Кольцовыми Хуан Гаэтано отвёз их в резиденцию АПН, где познакомил с её хозяином Иваном Петуховым и его гостем — никарагуанским журналистом Густавом Тальма, членом Сандинистского Фронта, социалистом, психиатром по образованию. Их ждали и на мангале доходили шашлыки. Петухов продемонстрировал дорогую систему «Sony» и отличную подборку музыкальных дискет, которой сразу же занялась Лида. Мужчины, как и положено, углубились в политические споры, которые становились тем более жаркими, чем больше было выпито.

Со стороны их разговор выглядел странным. Два никарагуанца «нападали» с вопросами на советских журналиста и философа, которые пытались объяснить им своё понимание феномена Сандинистской революции. Гаэтано учился, а Тальма неоднократно бывал в Советском Союзе, и они, как «социалисты», пытались проводить параллели с «Октябрьской революцией» и её последствиями в России. Кольцову пришлось с большим трудом убеждать своих оппонентов в том, что между этими двумя революциями — «большая разница».

На следующий день Луис забрал Кольцовых на просмотр чилийского документального фильма. И хотя просмотр не состоялся, Сергей познакомился с чилийской колонией. Многие учились в Москве и хорошо говорили по–русски. После этого Луис со своей семьёй и Кольцовыми (в маленький старенький «додж» поместились 6‑ть человек) отправились на «Crucero» («Перекрёсток»). Это высокая гора в 25 километрах от Манагуа, с которой открывался великолепный вид на город и окрестности. Но ветер здесь продувал до костей, и не верилось, что «внизу» — 40 градусов жары.

Вечером нагрянули Франсиско — Серхио и Норма, вместе поужинали, поговорили о делах «церковных», так как Норма — католичка, а её супруг от религии «отрёкся», а теперь «сомневался».

Таким образом, с переездом Кольцовых в город их «светская» жизнь стала более интенсивной. Это позволяло не только расширять контакты, но и сократить до необходимого минимума общение с соотечественниками, которые предпочитали коллективный отдых «по–советски». Теперь часто Луис заезжал за ним утром и отвозил в университет, или Хуан забрасывал после работы домой. Лида, постепенно овладевая азами испанского, умела находить общий язык с друзьями Сергея, быстро превращая их в «своих». Они её обожали и не догадывались об их семейной драме…