Сезон нежных чувств - Сергей Данилов

Однако на студента-второкурсника сердитость первокурсницы не произвела должного впечатления. Он мягко похлопал в ладоши, улыбнулся:

– Чем ругаться, расскажи-ка лучше новости, жонщина с веником…

– Помнишь Анастаса? – уже обычным голосом спросила хозяйка-блондинка, в последний раз виденная летом брюнеткой в бальном платье для школьного выпускного вечера. – Он нас покинул навсегда.

– Как-то встречались.

– Ушёл от мамы в вышестоящую организацию на повышение.

– Ужасный человек. Циничный, лживый, абсолютно беспринципный и отвратительный. Да?

– Очевидно. Впрочем, не для всех. Для мамы – нет. Не вздумай при ней брякнуть что-нибудь подобное. Она переживает и надеется, что они встретятся ещё на конференции партактива и будут, как прежде, сидеть рядом и разговаривать на свободную тему. Мечта одинокой тридцативосьмилетней женщины.

В комнату вошла тетя Тамара и, поглядев на Юрика, сказала то, что говорила ему всегда, и то, что он не желал слышать.

– Как ты стал похож на папу!

– Ма, он знает. Я ему уже напомнила сегодня. Мы сейчас сходим в университетскую библиотеку, надо сдать книги и взять новые читать. Юрик поможет донести. Нам за неделю знаешь сколько прочитывать надо? Книг по тридцать, ослепнуть можно, зато интересно учиться, не то что на математика. Кстати, ты читал Апулея «Золотой осел»? Нет? Ну как же так, Юрочка? Тебе это просто необходимо… Я обязательно дам почитать, это мой естественный человеческий долг…

На улице падал пушистый снег, хотя и более редкий, нежели утром. Мороз усилился. Каринка вырядилась в песцовую шапку, дубленку с воротником-чернобуркой, по которому скользили её белокурые локоны с завитушками на концах. Длинные сапоги и стройная фигурка делали окончательно похожей на взрослую модницу, вслед которой оборачиваются мужчины. Новое зимнее пальто Юрика и длинный белый шарф под стать. Каринка оглядела недоверчиво, но вдруг взяла под руку, подвела к зеркалу, прищурила глаза:

– Высший класс, да?

На улице они смотрелись еще лучше. По крайней мере, встречные граждане, рискуя поскользнуться, разглядывали их, а не лёд под ногами, раскатанный за неделю беспечной молодёжью. В левой руке Бармин нёс тяжеленную сумку с книгами, правой с удовольствием поддерживал красотку. Не все же знают, что сестра по папочке родимому, иные явно завидуют. Возле магазина «Букинист» обычно толклись «жучки», перехватывая самые интересные книги у тех, кто приносил сдавать на комиссию. Сейчас на широком подоконнике магазинного окна тоже сидели два таких завсегдатая, от нечего делать болтая меж собой о последнем издании Кафки.

– Ставь сумку на окно, – распорядилась Каринка. – Подожди здесь, у меня в магазине дела кой-какие имеются. Кстати, о Кафке. Одна третьекурсница решила писать о нём курсовую, на что научный руководитель сказал ей приблизительно так: «Кафка… Кафка… П-шла прочь, мерзавка!» Я быстро.

Один из тех, что разговаривали об издании Кафки, в потрёпанной шапке пирожком и допотопном полупальто с мутоновым воротником, наклонился к Бармину:

– Что принесли?

– Ничего.

– Ясненько. А вам, по-моему, словарь Брокгауза-Ефрона требовался? Есть экземплярчик. Состояние неважнецкое, зато страницы все наперечёт. Сотня. Берёте?

– Нет, словарь мне не нужен.

– Ну как же, батенька мой, а разве не вы подходили недели этак три назад? У меня – память!

– Не подходил.

– Очень жаль. А вас лично что интересует? Есть последний Мопассан семитомный, широкий выбор Сименона, Агаты Кристи меньше… Может, фантастику предпочитаете, тогда рекомендую Стругацких. Цены самые приемлемые…

– Спасибо. Мне ничего не надо. Просто жду здесь человека.

– Уважаю, прошу извинить. Но если что, обращайтесь, – он приподнял серенький пирожок, кивнул как старому знакомому и возвратился к разговору о Кафке, тираж которого заставлял его собеседника страдальчески чмокать потрескавшимися губами.

Из магазина вышла Каринка с низеньким плотным молодым человеком в искусственной шубейке, лохматой шапчонке, на темечке обшитой кожей, с кожаным же козырьком, при очках. Пухлые щёки розовели крепким сибирским здоровьем, мороз им не страшен.

– Это одногруппник Витя Судаков, – представила Каринка, открывая сумку, – а это мой братец Юрик.

– Список есть? – спросил Витя, деловито заглянув в сумку.

– Конечно, есть, цену я обозначила желаемую, до рубля можешь опускать на те книги, которые подчёркнуты, на остальные держи, как написано.

– Ясно, – Судаков закрыл сумку и, подняв её не так легко, как Бармин, унёс в магазин.

– Сдавать будете букинистам?

– Нет, Витя сам топчется в предбаннике, сам продает и покупает. Это, конечно, опаснее, чем здесь стоять. – Она снисходительно посмотрела на зябнущих кафкианцев, взглядом утирая им сопли. – Зато и результаты не сравнить.

– В библиотеку, значит, не идём?

– Нет, – засмеялась Каринка, – это я «Букинист» называю библиотекой для мамы. Она же умрет со стыда, если узнает, что любимая дочь книгами спекулирует. Нам кучу литературы задают читать, а в библиотеке список очередников на нужные издания на два года вперёд расписан. В читальном зале три экземпляра на пятьдесят человек. Кто успел с утра схватить – сидит, читает, остальные ходят вокруг и ноют хором: «Можно мы рядом посидим? Сморкаться не будем, гриппом не болеем, вот справка от врача». Идиоты, Достоевского на них нет. Мы книги скупаем, читаем и сразу продаём. Ещё и навар остаётся небольшой. А вон, к примеру, наши девушки из группы топают по улице, дуры дурами. Хочешь, познакомлю?

– Зачем?

– Ну, мало ли? Вдруг понравятся, влюбишься, письма будешь писать и одеколоном листки опрыскивать. Привет, девчонки! Позвольте представить моего брата с юга, приехал на каникулы, на втором курсе учится университета, отличник, математик, комсомолец, спортсмен. Зовут Юра. А это наши самые красивые девчонки на курсе: Мария, Анна, Галина.

– Света, – поправила её Галина.

– Точно, – согласилась, ни капли не расстроившись, Каринка. – Представляете, девчонки, вышли мы сейчас из магазина, а Юрик мне говорит: смотри, какие красивые девчонки идут, вот бы с ними познакомиться! Нет, вру, он не так сказал, он сказал, если честно: смотри какая красивая девчонка, вот бы с ней познакомиться! А кто из вас красивая, не успел назвать. Так кто, Юрик? Говори, говори, признавайся, деваться тебе некуда. Маша, Аня или эта… которая Света?

Девчонки засмущались, покраснели, но стояли, потупившись, и ждали его решения. Бармин тоже растерялся, эта сестрица вечно подведёт под монастырь для собственной забавы.

– Смотрите, девчонки, застеснялся молодой человек. Ну извини, Юрик. Чего ты так-то уж? Свои люди, в конце концов. Скажи мне на ушко, а я им передам, – и она повисла у него на плече, приблизив пышную песцовую шапку.

– Дура, – прошептал Юрик, раздвинув белокурые локоны, прямо в розовое ухо.

– Света, – торжественно объявила Каринка, – нравишься ты ему, Светлана, прямо не знает, что делать с собой. У них военка скоро начнётся, пистолеты начнут выдавать на дежурство по столовой. Если телефона своего не скажешь, может застрелиться. Так какой твой телефон?

– Я в общежитии живу, – скромно сказала Света, недоверчиво посмотрев на Бармина.

– Вот видишь, Юрик, а ты говоришь: телефона не даст – застрелюсь. Он у нас южный человек, вспыльчивый ужасно. Номер комнаты какой, родная моя? Говори скорей! Ещё спасибо мне потом скажешь, когда свадьбу играть будем, в Сочи жить поедешь, в солнечные края! Ах, как я тебе завидую! Обещай, что в гости потом пригласишь?

– Четыре – двадцать шесть.

– Всё, жди в гости. Вы не подумайте, девчонки, что он немой какой-нибудь. Просто Светку увидел и обомлел. Кавказский человек при виде красивой девушки полностью соображение теряет. Я его отведу домой, хорошо? Как в себя придёт, обязательно ждите в гости, – и, схватив Юрика под руку, потащила дальше. – Представляешь, Юрик, как они теперь будут готовиться к встрече, полы мыть, пыль протирать, наряды готовить? У них жизнь наполнится смыслом недели на две. Потом не выдержат и спросят, где, мол, тот черноглазенький комсомолец-спортсмен, чего не зашел? А я им обстоятельно разрисую всё в подробностях, так, мол, и так, беда приключилась – в горячке парнишка две недели пролежал, всё бился, метался, звал: Света, Света, родная! И родственники увезли его срочно домой, к морю здоровье восстанавливать. Заодно и женить хотят, потому что без жены взрослому мужчине жить – одно умопомешательство, – Каринка прикрыла перчаткой рот и широко зевнула. – Тогда она тебя спасать поедет. Я, может, адресок какой устрою, но это уже другая серия фильма. Идём домой.

– Мне надо пластинки купить.

– Хорошо, купим пластинок и поедем к нам обедать.

Снег опять усилился. Они стояли на последней площадке троллейбуса, глядя, как белая круговерть обвивает стеклянные окна салона, будто натягивается огромная сеть, в которую медленно, но верно погружается весь рогатый троллейбус целиком.