Месть Бела - Джеффри Арчер

Не принадлежащий никому из «богов» голос. Тоже заключенный?

– Эй, дружок, – в тон говорившему откликнулся Конан, – я расскажу тебе, кто я и еще много интересного. Только, дружок, сними с моих глаз эту тряпочку.

Молчание. Потом:

– С чего снять?

«Ах, дурень, – обругал себя Конан, – он же слепой, откуда ему знать, что такое глаза».

– Подойди ко мне пощупай голову, нащупаешь тряпку, снимешь ее.

– И что я с этого получу? Конан рассмеялся.

– Я гляжу… то есть слышу, ты не промах. Своей выгоды не упустишь. Я отдам тебе полпайки ужина.

– А самому-то хватит? Я слышал, ты крупный парень… Ладно, уговорил. Только зачем тебе напялили на голову тряпку?

Киммериец расслышал приближающиеся кряхтение и шарканье, а потом почувствовал, как его голову ощупывают пальцы незнакомца. Вот они дотронулись до глаз, вот торопливо сорвали повязку, прошлись по лицу, еще раз дотронулись до глазных яблок.

– Ты больной?! – слепец отшатнулся от Конана.

– Не очень. Можно сказать, здоров. Не пугайся. – Северянин быстро скинул с рук ослабленные Адонисом путы, протер освобожденные глаза, стал осматриваться. Лицезрение сокамерника он отложил на потом. В первую очередь его интересовало место, в которое он попал.

– Представь себе, Симур: клетка, большая клетка, навроде той, в которой львов показывают в саду Ста и одного фонтана. А рядом еще с десяток таких клеток, пустых. Весь этот клеточный городок под открытым небом огорожен стеной, высотой где-то в два моих роста. В стене всего одна дверь, тогда она была закрыта. Никаких стражников поблизости не видать. Под ногами песок. В углу нашей клетки жалкая кучка прелой соломы.

– Тебе не показалось странным, что вас обоих посадили в одну клетку при таком-то выборе? – спросил Симур.

– Показалось. Прямо вот тогда и показалось. А причина выяснилась позже. У них никогда больше трех человек зараз не сидело в тюрьме. И они годами запирали всех всегда в одной и той же клетке. Полагаю, так им удобнее было сторожить. По привычке поступили и на этот раз.

– Косность мышления.

– Что?

– Ну, это когда делают что-то, как делали всегда, по заведенному обычаю, даже не задумываясь, что можно, в общем-то, сделать и иначе, – объяснил собеседник киммерийца.

– Выла и еще одна причина. Эти «всезнающие боги» не собирались оставлять в живых тех из своих, как они называли, причащенных, которые ей… тьфу ты, слышали меня, и уж подавно тех, которые хоть словом перекинулись со мной. Так что подсадили меня, по мнению «богов», к мертвецу…

Из-за стены, что окружала клетки, не было видно ничего, кроме безоблачного в тот день неба. Что там, за оградой?

– Эй, дружок, ты взаправду здоров? Это.. не заразный, правда? А что у тебя тогда с гнилогноями?

Варвар перекинул взгляд на своего собрата по тюремному унынию. Перед ним стоял среднего роста человек, худощавый, сутулый, с клочковатой бородой. Волосы его представляли такое же печальное зрелище, как и у других незрячих обитателей здешних краев: проплешины чередовались с пропущенными ножницами рыжеватыми островками короткого жесткого волоса.

– С чем? Ах, да… – Конан догадался, о чем спрашивает слепец. И это, понятное дело, начало нового расспроса. Сейчас последует непременное «кто, откуда и как очутился здесь». Ну, чем этого-то успокоить?..

– Гнилогнои, гнилогнои… – задумчиво проговорил Симур. – Хм, хорошо придумано. Само слово вызывает отвращение не только к себе, но и к предмету, который обозначает. А сами «боги» свои глаза тоже именовали гнилогноями?

– Нет, «боги» глаза называли глазами. Услышав ненароком это слово, их подданные, разумеется, не могли догадаться, о чем идет речь…

– Чего молчишь? – в голосе сокамерника послышалась угроза. – Я – Везунчик, и если я спрашиваю, надо отвечать. Понял?

Правой рукой назвавшийся Везунчиком провел по животу, словно поглаживая его после сытного обеда и – в его ладони появился гвоздь. Не сказать что очень длинный, но, конечно же, остро отточенный.

– От этого гвоздя ты не погиб, раз сидишь напротив меня, – надумал пошутить Симур.

– Да, – кивнул варвар, – точно так. Кром, наверное, свалился бы с неба от удивления, если бы я отправился на Серые Равнины после удара гвоздем. Будешь слушать дальше?

Конану пришла вдруг в голову идея. Он понял, почему та статуя, виденная им ночью на площади, лишена постамента и такая невысокая. Конечно, для того, чтобы эти безглазые могли ощупывать ее, когда вздумается. И через это можно… Ладно, додумаю на ходу, решил он.

– Слышь, Везунчик, у меня с гнилогноями все в порядке. Ты уже встречал такие, разве не припоминаешь?

Слепец-сокамерник наморщил лоб. Через какое-то время задумчивость на его лице уступила место злости.

– Ты над кем издеваешься, наглец? Надо мной?!

Везунчик сделал шаг к Конану, рука с гвоздем угрожающе приподнялась, ладонь до белизны костяшек сжала «оружие». Позорный испуг шевельнулся в сердце варвара, хотя бояться ему, зрячему, совершенно нечего: увернуться сумеет, отбежать сумеет, перехватить руку сумеет.

Киммерийцу стало стыдно за самого себя, когда он услышал, как торопливо говорит голосом, утратившим твердость:

– Нет, твои пальцы уже ощупывали такие же! Изваяние на площади. Ну, голова на туловище паука. Лицо с бородой. Четыре одинаковых лица и на всех гл… м-м… гнилогнои, как у меня. Слушай, да спрячь ты свою железку!

Железка выпала из разжавшейся ладони слепца и воткнулась острием в песок. Колени его подкосились, он опустился на песок, выговорил: «Ты – Всезнающий Бог! Ты – Кром!» и лишился чувств.

«Получается, они образину на паучьих ножках почитают за Крома», – неприятно поразило киммерийца это открытие.

– Зря я про Крома ляпнул. Ох, и намучился я тогда с моим новым знакомым! Когда он пришел в себя, мне пришлось долго успокаивать его, уговаривать обойтись без битья головой о песок и выкрикивания славословий. «Не Кром я, не Кром, и не бог», – устал повторять я, но, наконец-таки, достучался до него. «Не Кром? А кто тогда?» – спросил он, когда его рассудок вернулся на привычное место. А я еще тогда сам не решил, кто я такой для него, и потому начал издали.

– Вот посуди сам, – сказал Конан, – как я могу быть Кромом? Где живет Кром?

– Известно, где! – фыркнул Везунчик, сидя на корточках у противоположной решетки. – Он спит в Обители Богов, но знает о каждом человеке все, что тот делает и о чем думает. А когда настанет Последний Час, Кром проснется, победит всех и начнет вершить суд: кого из жителей отправить на Серые Равнины, а кого взять с собой в Обитель…