Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде - Андрей Баранов

– На бровях ползут, а наутро с гор сигают – как такое возможно? – удивлялся граф Г. за утренним кофеем.

– Зело прыткие, ваше сиятельство, – пояснял ему гостиничный слуга, – себя вовсе не жалеют.

– А что, братец, погоды нынче нелетные?

– Ни одна птица не летит, все по гнездам расселись, вот ведь какая история.

Граф вздыхал и шел нагуливать по набережной моцион безо всякого желания. В это время погодка разбушевалась окончательно: летом в Северо-Американских соединенных штатах был мороз, и снегами всех завалило, у пруссаков аж Рейн вышел из берегов, у швейцарцев без снегу и месяца не проходило. Неурожай заставлял с голодухи бежать в Новый Свет, а многие из спортсменов, хоть и ругавшие российскую неразбериху на все корки, решили после игр пока что поселиться здесь, переждать смутное европейское время.

К ним все время прибивались какие-то маркитантки, путаны, спутницы жизни и прочие девицы свободных нравов, и все только диву давались как они обходили стражу и строжайшую пропускную систему, когда без пашпорта и шагу ступить было нельзя. Лесистратова подозревала подкуп, граф Г. думал что девицы расплачиваются с жандармами натурой и жалел и тех и тех, Платов только ругался. Таким образом коллектив в деревушке подобрался весьма дружный и следовало ожидать весьма интересной Олимпиады на крымском берегу.

Глава седьмая, контрольно-ревизионная

Мигом время пролетело, лето, осень, вот уже и зима настоящая близко, и тут прошел слух по всей Тавриде что государева инспекция вот-вот прибудет, и может даже с самим государем, а за ним прикатит весь царский двор, графы, бароны, всякие вельможи. Само собой что работы надо было аврально заканчивать да еще и объяснять его величеству как же это так вышло что зимние ай-лимпийские игрища вместо летних пойдут. Тульские мастера, которые удивительное дело делали, в это время как раз только свою работу оканчивали. Свистовые от Платова, что строителей только что не плетками подгоняли, говорят:

– Он вас живьем съест и на помин души не оставит.

Но мастера отвечают:

– Не успеет он нас поглотить, потому вот пока вы тут говорили, у нас уже и последний гвоздь заколочен. Бегите и скажите, что сейчас все сделаем.

Под этот пресловутый последний гвоздь, ставший уже притчей во языцах, подкатил и сам граф Нессельроде, он же «Кисельвроде», он же «Карлик-нос», возглавивший ай-лимпийский комитет согласно высочайшего указа. Карла Васильевича всю дорогу не оставляло мрачное предчувствие что ничего хорошего он в Крыму не увидит, и он не собирался допустить чтоб предчувствие его обмануло, независимо от реальной картины дел. К счастью в натуре также нашлись всякие недостатки, так что его сиятельство с ходу остался весьма недоволен увиденным:

– Встретили нас спонтанно, в губернии везде бардак, почетный караул не выставили! Я этим весьма недоволен и не собираюсь скрывать того. Чем вы тут чуть не год занимались – облака с колокольни разгоняли что ли? – вопросил он с сильнейшим немецким акцентом, поводя орлиным носом в пенсне направо и налево.

Казалось под его взором замерло все живое, замолкли птицы в небесах и спрятались звери во лесах. Будучи противником всяческих революций, он не одобрял и ай-лимпийские игрища, от которых по его мнению за версту несло вольнодумством. В этом году граф был был назначен управляющим иностранной коллегией, но к сожалению конкурирующая фирма в лице другого графа, Каподистрии, тоже получила патент на ведение иностранных дел, так что положение стало каким-то двусмысленным и в этих самых политических иностранных делах воцарилось гибельное двоевластие.

Нессельроде вообще был решительным противником всяких восстаний славян, даже если они предполагались во владениях Габсбургов, и указывал что если дать крепостным сегодня соревноваться, то завтра вилланы уже могут выйти с вилами против своих феодалов-помещиков, а при всей любви императора к свободе это неприемлемо и преждевременно в историческом плане. Сопровождая государя на всякие важные конгрессы он пытался отговорить его от ненужной ай-лимпийской затеи, но в том не преуспел и вынужден был даже над ней надзирать, отчего гневался еще более.

Однако же этот порыв гнева удалось купировать усилиями Лизы Лесистратовой и графа Г., представивших дражайшему Карлу Васильевичу, человеку вовсе тогда нестарому, помимо скучных отчетов еще и роскошную першпективу будущих Игр, с объездом прекрасных и в прохладную погоду видов Таврической губернии, со всеми горами и заливами и разумеется отстроенными стадионами. Платов же взял на себя самую важную миссию – отправился с докладом к государю.

Правда перед этим он вспомнил и о суперкубке, которым они собирались наградить державу-победительницу, то есть о творчески переработанной туляками волшебной ай-Лимпиаде, что так и осталась лежать у Левши в избушке. Тут же послали свистовых за мастерами, а обратно уже мастера за свистовыми шли и так очень скоро поспешали, что даже не вполне как следует для явления важному лицу оделись, а на ходу крючки в кафтанах застегивали. У двух у них в руках ничего не содержалось, а у третьего, у Левши, в зеленом чехле была царская шкатулка с аглицкой стальной ай-Лимпиадой.

А экипаж уже запряжен, конечно, и ямщик и форейтор на месте. Казаки сейчас же рядом с ямщиком уселись и нагайки над ним подняли и так замахнувши и держат. Платов ждать не стал – немедля сорвал зеленый чехол, открыл шкатулку, вынул оттуда модель города Олимпии, – видит: вся ай-Лимпиада лежит там какая была, а кроме ее ничего больше нет.

Платов плечами вздвигнул и закричал:

– Где тут щель, куда монеты кидать дабы атлеты своим делом занялись?

– А тут же, – отвечают, – где ай-Лимпиада, там и денежные вложения, в одном флаконе.

Хотел Платов взять монетки и закинуть их в щель, но пальцы у него были куцапые: ловил, ловил, – никак не мог ухватить ни мелких монет, ни самую щель отыскать и вдруг рассердился и начал ругаться словами на казацкий манер.

А туляки ему в ответ:

– Напрасно так нас обижаете, – мы от вас, как от государева посла, все обиды должны стерпеть, но только за то, что вы в нас усумнились и подумали, будто мы даже государево имя обмануть сходственны, – мы вам секрета нашей работы теперь не скажем, а извольте к государю отвезти – он увидит, каковы мы у него люди и есть ли ему за нас постыждение.

Платов молвил:

– И отлично, и за всю стройку, и за англицкую шкатулку – за все сразу ответите, что вы тут понаделали.

Так Левшу и подкатили к губернаторскому дворцу и даже, расскакавшись как следует, мимо колонн проехали. Платов встал, подцепил на себя ордена и пошел к государю, а косого Левшу велел свистовым казакам при подъезде караулить.

Государь посетил прежде Херсон, в котором он никак не мог заснуть, потому что пришлось осмотреть все местные достопримечательности – канатный завод да тюрьму с больницей, а кроме того распорядиться чтобы инженер-генерал Бетанкур для херсонцев новую набережную с пристанью выстроил, потому как старую еще при матушке Екатерине отгрохали и она в негодность пришла, большие торговые корабли приставать не могут. Да еще днепровские берега заботы требуют – шибко заболочены и через то многие жители тяжко болеют, а ведь это непорядок потому как половина на военной службе состоит и болеть прав не имеет.

Император приехал затем в Тавриду, где остановился в губернаторском доме, с восторгом встреченный и духовенством и дворянством, и даже от купечества с еврейством получивший хлеб-соль. Как отгремели пушечные залпы да колокольные звоны, как жители откричали «ура», так и пришло время чтения губернаторского отчета об ай-лимпийской стройке, а также об общем состоянии Таврической губернии. Ну а перед ужином пришло время и Платова.

Платов боялся к государю на глаза показаться, потому что император был ужасно какой замечательный и памятный – ничего не забывал. Платов знал, что он непременно его об малой ай-Лимпиаде спросит. И вот он хоть никакого в свете неприятеля не пугался, а тут струсил: вошел в губернаторский дом со шкатулочкою да потихонечку ее в зале за печкой и поставил.

Спрятавши шкатулку, Платов предстал к государю в кабинет и начал поскорее докладывать, какие у казаков на тихом Дону междоусобные разговоры, а у тульских мастеров в деле строительства стадионов да гипподромов огромные достижения. Думал он так: чтобы этим государя занять, и тогда, если государь сам вспомнит и заговорит про ай-Лимпиаду в шкатулке, надо подать и ответствовать, а если не заговорит, то промолчать; шкатулку кабинетному камердинеру велеть спрятать, а тульского Левшу на гауптвахту полевую без сроку посадить, чтобы посидел там до времени, если понадобится.

Государь и спрашивает:

– А что же, как мои тульские мастера против аглицкой ай-Лимпиады себя оправдали?

Платов отвечал в том роде, как ему дело казалось.