Коснись зари - Челли Кицмиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала он решил осмотреть второй этаж. Все комнаты выходили в главный зал, освещенный переливчатым светом, и Хоакин открыл ближнюю из них; он не сомневался, что это и есть спальня Мейджера. На него пахнуло сожженным опиумом. Болезненный аромат наполнял комнату. У окна стояла кровать красного дерева, стены были затянуты красной парчой. Китайская мебель и винно-красные коврики напоминали Хоакину бордель, который ему как-то довелось посетить в Лос-Анджелесе.
Осмотревшись внимательнее, Хоакин заметил, что все личные вещи Мейджера аккуратно сложены. Слишком аккуратно, подумал он, открывая ящики бюро и изучая их содержимое. Все бывшее там содержалось также в совершенном порядке, выглядело новым и дорогим.
Подозвав его к столику у кровати, Хоу Фан указал на разбросанные по нему листы бумаги.
Хотя почерк выглядел не слишком разборчивым, Хоакину нетрудно было догадаться, что письмо адресовано Хеллер Пейтон.
Он со злостью швырнул письмо обратно на столик, и только тут обратил внимание на курительные принадлежности, сделанные из золота и слоновой кости. В коробке из рога буйвола находилось несколько унций опиума.
Вот, значит, как. У Лютера Мейджера появились дорогие привычки. Смертельные привычки. Это тоже надо будет принять в расчет.
Хоакин кивнул Хоу Фану, и они спустились на первый этаж, также обставленный в китайском стиле, но не производил того угнетающего впечатления, которое исходило от спальни.
Быстро обойдя все комнаты, Хоакин толкнул дверь в библиотеку, оказавшуюся не слишком большой.
На дубовых полках стояло около ста книг, содержание которых касалось китайских обычаев, американской политики, добычи золота, бухгалтерского учета и згикета. Хоакин удовлетворенно улыбнулся — теперь он начал лучше понимать своего врага.
Отвернувшись от полок, он сел за большое бюро. В его ящиках все также было разложено в строжайшем порядке, и прежде всего толстые бухгалтерские книги; на обложке одной из них отчетливо читалась надпись: «Сан-Франциско». В графу «доход» были внесены фейерверки, складные веера, нюхательные пузырьки, рисовые шарики, водяные трубы, шелк и другие самые ходовые китайские товары. Прибыль за первый год составляла не более пяти тысяч долларов. Не богато, подумал Хоакин, и, уж конечно, недостаточно, чтобы возместить статьи расхода, суммарно превышавшие двадцать тысяч долларов и состоявшие из многочисленных долгов.
Взяв со стола Мейджера карандаш, Хоакин тщательно переписал все в свою записную книжку, затем продолжил осматривать ящики, в которых лежали неоплаченные счета — за пару лошадей, фаэтон, алмазную булавку для галстука, одежду… Другие ящики содержали квитанции на покупку земли в рассрочку на пять лет, почтовую бумагу и корреспонденцию, однако то, что находилось в последнем из них, заставило Хоакина вздрогнуть.
Кнут. Он лежал, свернувшись подобно змее, на дне ящика. Хоакин узнал его в ту же секунду, как только увидел. На кованой золотой ручке ясно виднелись инициалы «Л.М.».
— Босс, что с вами?
Слова Хоу Фана заставили Хоакина поднять голову.
— Ничего. Просто я задумался.
— Хоу Фан очень довольный, что он мальчик, а не девочка. Кантон Чарли — негодяй, он всегда продать мать и сестру.
Хоакин взял из ящика кнут и обмотал его вокруг стула.
— Что ты сказал?
— Плохой человек, Кантон Чарли. Он покупать женщина сорок долларов, продать четыреста. Делать большие деньги. Плохой человек.
Хоакин высадил Хоу Фана у Китайского квартала. Он понял значение всех записей, кроме одного расхода Мейджера, но после слов маленького китайца все встало на место. Кантон Чарли был торговец рабами, чей бизнес заключался в продаже китайских детей, девушек и молодых женщин в сексуальное рабство. Рынок рабов, о котором Хоакин узнал от мальчика, стал большим бизнесом в Сан-Франциско и повсюду в Калифорнии. Большинству из таких рабов было от двенадцати до четырнадцати лет; они умирали, не дожив до двадцати. Высокая смертность требовала больше товара, что вызывало рост импорта. Дрейк, как пояснил Хоу Фан, специализировался на «хранении» рабов.
Когда Хоакин вошел в гостиницу, лицо его было мрачно. Подойдя к стойке, он взял протянутое клерком письмо и, узнав почерк Елены, сунул конверт в карман.
Войдя в свою комнату, Хоакин бросил кнут Мейджера на пол, затем расстегнул ворот рубашки и только после этого позволил себе немного расслабиться. Воспоминания об описанном Хоу Фаном механизме работорговли в Китайском квартале переполняли его гневом. Он взял стул, крутанул его на ножке и сел, обхватив руками спинку.
Хеллер.
Он должен предупредить эту милую барышню об истинной природе ее спутника. Но поверит ли она ему? И почему она должна верить? В ее представлении Мейджер был истинным джентльменом и уж никак не бандитом.
В дверь постучали: на пороге стоял Лино.
— Ты выглядишь, будто только что попал в ад. Что случилось?
Хоакин неохотно рассказал о своем посещении дома Мейджера, подробно описывая все, что ему довелось там увидеть. Записи из бухгалтерской книги он оставил на конец рассказа.
— Если верить Хоу Фану, продажа китайских женщин и девочек в сексуальное рабство — обычная практика. Разумеется, власти все знают, но не делают ничего, чтобы прекратить эту мерзость.
Лино сел и облокотился о стол.
— Сколько записей стояло против имени Кантона Чарли?
— Я насчитал по крайней мере дюжину с начала года и столько же против Дрейка. Кроме того, у меня есть еще кое-что. Я принес с собой небольшой сувенир. — Он обернулся и взял кнут.
Лино чуть не подпрыгнул на стуле.
— Кажется, это то, о чем я подумал! — Он взял кнут из рук Хоакина и осмотрел золотую ручку. — Красивая вещица и одновременно незабываемый опыт как для него, так и для тебя. — Кнут вернулся к Хоакину, а тот бросил его под кровать.
— Теперь говори, что ты выяснил.
Лино кивнул, затем не спеша, начал:
— Мейджер не богат, но все же довольно твердо стоит на ногах. Некоторые жены политиков полагают, что он является вполне приемлемым кандидатом для их дочерей, и упорно присылают ему приглашения на все званые вечера, но пока он не проявил интереса ни к одной из девушек. Друзья моего банкира сказали мне, что Мейджер редко бывает в местных мужских клубах; он также не имеет репутации чрезмерного пьяницы или азартного игрока. Кажется, этот человек нравится всем и все его уважают. — Лино сделал паузу и достал из кармана свои записи. — Я был в его банке, самом большом в Сан-Франциско, и обнаружил там закладную на дом на Ринкон-Хилл. В общем-то в этом нет ничего особенного, за исключением того, что он просрочил платежи и затем просил значительную ссуду. При подобных обстоятельствах я не могу представить, чтобы банк был заинтересован в выдаче ему денег. Тем не менее они удовлетворили его просьбу.