Система экономических противоречий, или философия нищеты. Том 1 - Пьер Жозеф Прудон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между прочим, экономические реформы в Китае привели в итоге к вполне мирному сосуществованию коммунистического государства и частного капитала. Но как то, к чему вел дело в советской России Ленин, так и тот факт, что Китаю удалось в первой четверти XXI в. достичь уровня второй, после США, экономики мира, не может служить примером удачного развития: весь «успех» Китая зиждется на громадном резерве чрезвычайно дешевой рабочей силы, особенно в сельской местности, где люди за отсутствием выбора вынуждены трудиться за гроши, обеспечивая низкую себестоимость любой (как сельскохозяйственной, так и промышленной) продукции, ее высокую конкурентоспособность на внутреннем и внешних рынках. Такое положение основной массе граждан навязано насильственно, сверху, и потому не может считаться инструментом разрешения противоречий между трудом и капиталом. К тому же отсутствие нормального, неискаженного рынка в Китае сочетается с жесткими ограничениями для развития гражданского общества, традиционными для авторитарных и диктаторских режимов во все времена.
Речь идет о России, потому что здесь Ленин осуществил самую яркую попытку путем революции в одночасье разрешить противоречие между трудом и капиталом. И, разумеется, потерпел поражение в этой своей попытке — как это чудесным образом предрекал Прудон в «Философии нищеты»
На репродукции: картина П. П. Соколова-Скаля (1899–1961 гг.) «Штурм Зимнего дворца»
На территории же СССР История распорядилась и вовсе иначе, и даже такой ущербной форме развития экономики, как в Китае, в СССР не суждено было осуществиться: Ленин умер, а его наследник на посту руководителя партии и государства свернул НЭП и полностью выхолостил даже саму мысль о какой-либо иной собственности на средства производства, кроме государственной, чем заведомо обрек и экономику этого государства, и благосостояние его граждан на постепенное и медленное, — в зависимости от мировых цен на энергоносители, — обветшание. Это был марш в никуда — в экономическую пропасть, на дне которой и скончался в агонии в конце ХХ в. СССР.
Однако до того с упорством, заслуживающим лучшего применения, государственная идеология и экономическая практика СССР вновь и вновь возвращались к попыткам реализации главного социалистического принципа, получившего хождение именно из «Философии нищеты» Прудона: «От каждого — по способностям, каждому — по труду». Настало, думается, время выполнить обещание, данное в начале комментариев в отношении принципа, заявленного изначально Сен-Симоном, и того, как его сформулировал Прудон, и заметить прежде всего, что Прудон это сделал в таком контексте, который с его стороны был однозначно критическим. Вот как последовательно записано у Прудона: «Некоторые социалисты, воодушевленные, к сожалению, я заявляю об этом со всей ответственностью, евангельскими абстракциями, считали, что преодолевают трудность с помощью этих прекрасных изречений: — Неравенство способностей является доказательством неравенства обязанностей; — Вы получили больше от природы, дайте больше своим братьям, — и другие звонкие и трогательные предложения… Практическая формула, которая выходит из этих замечательных высказываний, состоит в том, что каждый работник должен все свое время обществу, а общество должно дать ему взамен все, что необходимо для удовлетворения его потребностей, в меру ресурсов, которыми оно располагает»[125]. Наследники Прудона в СССР, следовательно, предпочли не замечать его критического тона в отношении постулата «От каждого — по способностям, каждому — по труду», но восприняли его буквально и так же буквально пытались воплотить.
Кроме того, ранее мы уже ссылались на высказывание Прудона о том, что единицей измерения стоимости должен быть рабочий день, и что все рабочие дни одинаковы в своей производительности, выведенное им, в свою очередь, из положения Ж.-Б. Сэя: «Каждый продукт стоит того, что он стоит»[126]. Социалист до мозга костей, Прудон, несмотря на собственные яростные выпады против течения, к которому сам принадлежал, подчас заведомо ошибался вместе со всем социализмом, вместе взятым, — в частности в том, что касается производительности рабочего дня. Как показала историческая практика, рабочие дни не могут быть одинаковыми по своей производительности, однако до того рьяные последователи Прудона в СССР — так же, как в отношении постулата о распределении благ — в течение длительного времени измеряли вклад каждого работника страны в общую копилку произведенного на полях и заводах именно в лаконичных «трудоднях».
Сарказм Истории, таким образом, заключается в том, что формулировку социалистического принципа, выбранную Прудоном в целях ее всесторонней критики, как и его ошибочный «трудодень», использовали и продолжают(!) безуспешно использовать сторонники социалистических теорий и практик по всему миру: очарованные словами, они не замечают пагубности смыслов. А между тем Прудон предупреждал: «Пусть мои друзья-коммунисты простят меня! Я был бы менее суров к их идеям, если бы не был непобедимо убежден в своем разуме и в своем сердце, что сообщество, республиканизм и все социальные, политические и религиозные утопии, которые пренебрегают фактами и критикой, являются самым большим препятствием на пути прогресса в настоящее время»[127]. И в этом случае можно только подивиться тому, сколь мощное влияние оказал на течение социализма во всем мире Прудон — даже и несмотря на его собственные колебания между пристрастием к этому течению и его критикой.
Историческая заслуга большевиков состоит в том, что на примере одной громадной империи они поставили эксперимент, продемонстрировавший бесперспективность и пагубность для общественного и экономического развития человечества попыток реализации лозунга насильственного отбора средств производства у их владельцев с последующей раздачей в руки бывших наемных работников этих производств.
Эти бывшие наемные работники, будь то фабрично-заводские рабочие или крестьяне, были не готовы к тому, чтобы в одночасье переквалифицироваться в хозяев; производства сначала рухнули, а затем, даже и будучи восстановленными с использованием рабского труда (в том смысле, в каком были рабами граждане СССР), оказались не в состоянии конкурировать с производствами и экономиками развитых стран; во внутренней политике развитие общественных
