Коварство и честь - Эмма Орци

— Ты поможешь мне, Тереза? — умоляюще прошептал он.

— Как? — холодно спросила она, кивнув.

— Ты знаешь, что Робеспьер подозревает меня, — продолжал он, и при одном упоминании этого грозного имени невольно понизил голос еще больше. — С тех пор, как я приехал из Бордо.

— Знаю. Вашу снисходительность, проявленную там, относят на мой счет.

— Это твое влияние, Тереза… — начал он.

— Преобразило вас из кровавого зверя в справедливого судью, — перебила она. — Вы сожалеете об этом?

— Нет-нет! — запротестовал он. — Поскольку именно это помогло завоевать твою любовь.

— Могла ли я любить хищного зверя? — парировала она. — Но если вы сожалеете, значит, уж точно его боитесь.

— Он послал меня в Бордо, чтобы наказать. Не для того, чтобы простить.

— Так вы боитесь! — повторила она. — Что же случилось?

— Нет… только его обычные намеки… смутные угрозы. Ты его знаешь.

Тереза кивнула.

— То же самое, — продолжал Тальен, — он вытворял, прежде чем нанести удар Дантону.

— Дантон был безрассуден. И слишком горд, чтобы обратиться к народу, который ему поклонялся.

— А у меня нет такой популярности, как у Дантона. Если Робеспьер набросится на меня в Конвенте, я обречен.

— Нет, если ударите первым.

— У меня нет союзников. Нет последователей. Ни у кого из нас их нет. Робеспьер способен одним словом склонить Конвент на свою сторону.

— Хотите сказать, — яростно прошипела она, — что все вы — жалкие трусы, покорные рабы этого человека?! Двести депутатов Конвента жаждут конца эры кровопролития, и ни у одного нет мужества крикнуть: «Стоп! Довольно!»

— Первого же человека, который это крикнет, объявят предателем, — мрачно пояснил Тальен. — А гильотина не остановится, пока сам Робеспьер не скажет: «Довольно!»

— Он один знает, чего хочет. Единственный, кто никого не боится, — воскликнула она якобы с невольным восхищением, хотя на самом деле не испытывала ничего, кроме омерзения.

— Я бы тоже не испугался, Тереза, — запротестовал он с нежным укором, — если бы не страх за тебя.

— Я это знаю, друг мой, — ответила она с нетерпеливым вздохом, — но чего вы хотите от меня?

Он подался вперед, ближе к ней, и не заметил — бедный глупец, — что при этом порывистом движении она едва заметно съежилась.

— Есть две вещи, которые ты можешь сделать, — умоляюще пробормотал он. — Любая из них так обяжет Робеспьера, что он введет нас в круг своих близких друзей, станет доверять нам свои мысли, как доверяет Сен-Жюсту или Кутону.

— То есть — доверять вам. Женщине он не доверится никогда.

— Это означает одно: безопасность для нас обоих.

— И что? Какие две вещи?

Немного поколебавшись, он решительно сказал:

— Первая — это Бертран Монкриф и его «фаталисты».

Лицо Терезы стало жестким. Она покачала головой.

— Я предупреждала Робеспьера, что кучка молодых глупцов собирается устроить скандал на улице Сент-Оноре. Но он не обратил внимания, так что моя попытка провалилась, а Робеспьеру неудачники ни к чему.

— Это не обязательно может оказаться неудачей… особенно сейчас.

— О чем вы?

— Скоро Робеспьер будет здесь, — повторил он хриплым от волнения шепотом. — Если Бертран Монкриф у тебя… почему бы не выдать юного изменника, заслужив этим благодарность Робеспьера?

— Что?! — негодующе вскричала она, но, уловив яростный взгляд узких глаз жениха, поняла, что им вновь овладела ревность. Поэтому она беспечно пожала изящными плечами.

— Бертрана здесь нет, как я уже говорила, друг мой. Поэтому не в моей власти помочь вам.

— Тереза, — не унимался он, — обманывая меня…

— Допрашивая меня, — резко оборвала она, — вы причиняете боль лишь себе. Хотите, чтобы я служила вам, служа диктатору Франции!

— Тереза, мы должны стать друзьями Робеспьера! У него власть! Он правит Францией! Тогда как я…

— А! — горячо воскликнула она. — Вот тут вы и ваши трусливые приятели ошибаются! Вы утверждаете, что Робеспьер правит Францией. Это неправда. Правит не Робеспьер-человек, правит его имя! Имя Робеспьера стало фетишем. Предметом обожествления! Перед ним склоняются все головы. Исчезает всякое мужество. Оно правит страхом, который возбуждает в рабах, живущих под постоянной угрозой смерти! Поверьте, правит не Робеспьер, а гильотина, которая ждет всякого, кто смеет возвысить против него голос. И все мы беспомощны: вы и я и наши друзья. И все остальные, которые жаждут увидеть конец эры кровопролития и мести. Приходится делать так, как велит он: нагромождать преступление на преступление, резню на резню и выносить весь этот ужас, пока сам он стоит в стороне, во мраке и одиночестве. Он мозг, который ведет всех по опасному пути, а вы всего лишь руки, которые наносят удары. О, какое унижение! И будь вы мужчинами, а не марионетками…

— Замолчи, Тереза, во имя всего святого, — властно перебил Тальен, тщетно пытавшийся успокоить невесту, так и бурлившую презрением и неприязнью. Но тут его уши, которые обрели необычайную чувствительность к вечно присутствующей опасности, уловили звук, донесшийся из прихожей: звук, заставивший его содрогнуться. Шаги, стук открытой двери, голос…

— Тише! — взмолился он. — В нынешние времена все стены имеют уши.

Тереза издала резкий, возбужденный смешок.

— Вы правы, друг мой, — выдохнула она. — Какое мне дело, в конце концов? И какое нам обоим дело, пока наши головы благополучно сидят на шеях? Но я не продам Бертрана. В противном случае я буду себя презирать, а вас — ненавидеть. Так что скажите побыстрее, чем иным я могу умилостивить чудовище?

— Он сам скажет вам, — поспешно пробормотал Тальен, поскольку шум в вестибюле стал громче и отчетливее. — Вот и они. И ради всего святого, Тереза. Помните, что наши жизни — в их руках.

Глава 10

Мрачный идол, обожаемый миром

Тереза, как настоящая женщина, была искусной актрисой. В то время как Тальен ретировался в темный угол комнаты, тщетно пытаясь скрыть волнение, она, безмятежная и прекрасная, поднялась, чтобы приветствовать гостей.

Пепита только что впустила в гостиную госпожи компанию, состоявшую из двух вполне здоровых мужчин и инвалида. Среди вошедших был Сен-Жюст, одна из самых романтических фигур времен Революции, конфидант и близкий друг Робеспьера, кузен Армана Сен-Жюста и прелестной Маргариты, вышедшей замуж за надменного английского лорда, сэра Перси Блейкни. Вторым был Шовелен, когда-то один из самых влиятельных членов Комитета общественного спасения, а теперь не более чем прихлебатель в кружке друзей Робеспьера. Ничтожество, которого Тальен и его коллеги не считали достойным своего общества. Инвалидом был Кутон, почти жалкий в своей беспомощности человек, замешанный тем не менее во многих преступлениях. Друзья водрузили его на стул и накрыли ноги ковриком. Кресло, в котором он проводил большую часть жизни, было оставлено внизу, у каморки консьержа. Сент-Жюст и Шовелен донесли его по лестнице до квартиры гражданки Кабаррюс.