ФД-1 - Антон Макаренко

— И клопы, — говорит Левшаков.

Часть хлопцев перебирается в казарму. Левшаков начинает здесь крупную операцию, достает из чемодана примус, на примус ставит чайник. Пока закипает чай, хозкомиссия втаскивает два ящика с яйцами, и Левшаков с увлечением приступает к работе во главе хозкомиссии. Нужно перебрать два ящика яиц. Скоро казарма наполняется невыносимым запахом тухлого яйца, но Левшаков неумолим:

— Нельзя, иначе все завоняется.

Целую ночь они работают, а мы с Дидоренко пьем чай и иногда выходим к обозу. Под брезентами стоят арбы, а сторожевые коммунары мокнут под дождем.

Только в два часа ночи вошел в казарму Конисевич и сказал:

— Хорошо… Дождик перестал, уже одна звезда светит…

17. ТОЖЕ ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ

Утром проснулись рано. Всех обрадовал ясный день и знакомый со вчерашнего дня шум Терека. Побежали на горку к ключу и через полчаса уже построились. Проиграли один марш, и снова «вольно» замелькали тюбетейки по Военно-Грузинской. Сегодня особенно радостно на душе на каждое впечатление отзываются коммунары бесконечным птичьим гомоном, писком удивления и стремительным бегом. Природа здесь как будто нарочно построилась в нарядные цепи, чтобы встретить дзержинцев, прибежавших сюда побаловаться после утомительных скрипов и визгов ржавого производства Соломона Борисовича. Вот нашли старую дорогу и минутку постояли возле нее, вот влезли в какую-то поперечную речушку, благо сегодня трусики не выходные, вот остановились возле коровы, спустившейся к воде с зеленого склона.

— Ну и корова же, как коза, а не как корова, — говорит Алексюк, и вокруг него на мгновение замирают пацаньи голоса, чтобы немедленно разразиться:

— Отчего, как коза? Это такая у них и есть корова. А ты лучше посмотри на вымя. Ты видишь, сколько молока?

— Ну и что же? Сколько молока? Три кувшина!

— Три кувшина? Как бы не так. Здесь кувшинов десять будет, а то — три!

— Десять, какой ты скорый!

Старшие идут небольшими группами и солидно делятся впечатлениями. Только такие, как Землянский, не могут идти по дороге, а карабкаются по кручам и откуда-то из-за кустов перекликаются.

Скоро вошли в Дарьяльское ущелье. Оно не поразило ребят ничем грандиозным, но здесь все сложнее, и Терек сердитее.

Остановились возле замка Тамары.

— Так что? Она здесь жила, Тамара эта самая?

— Не жила, называется так…

— Нет, жила!..

— Да как же тут жить? С голоду сдохнешь…

— Чудак ты какой! Она же была царица!..

— Это ты чудак! Если царица, так чего ей сюда забираться? А может, она была того… Без одного винтика? Ну, тогда может быть…

Навстречу по шоссе грузовик, и на нем толпа рабочих. Нам вдруг бросают записку:

«Дальше ходу нету, размыло дорогу, остановляйсь, десятник».

Оглянулись, а грузовика и след простыл. Через два километра натыкаемся на целое происшествие: автомобили, группы туристов сидят на краю дороги и скучают. Коммунары облепили всю горку над дорогой. Расталкиваем толпу и видим: карниз шоссе вдруг прерывается сажени на две и зияет пустотой. Внизу в метрах десяти Терек. Через разрыв переброшена доска, и по ней бегают наши пацаны. К нам подходит человек в замасленном пиджаке и говорит:

— Я дорожный инженер. Вы заведующий этой детской колонией?

— Я.

— Дорогу мы восстановим только дня через три. Но я уже говорил с вашими мальчиками. Можно перебраться по досточке, только, вот, говорят, у вас обоз..

— Да что же делать с обозом? Другой дороги нет?

— Другой дороги нет.

— А вот что сделаем, — говорит из-за моего плеча Фомичев, разберем возы, разберем обоз и все перенесем…

— Как же вы возы перенесете? — спрашивает инженер.

— Да как? Колеса отдельно, оси отдельно, а лошадей переведем, у нас еще доски найдутся.

Подошел и наш обоз, вмешались в разговор возчики:

— Верна говорит маладой чилавэк…

— Это вам на день работы, — улыбается инженер.

— На день? — поднял брови Фомичев. — Через час уже пойдем дальше…

Думать долго не приходится. Я уже хотел трубить сбор командиров, чтобы распределить работу, как на меня налетел вспотевший и взлохмаченный грузин.

— Ты будешь начальник? Коммуна Дзержинского? Ты телеграмму давал, чтобы хлеб был и обед был?

— А ты кто такой? — спрашиваю.

— Я заведующий базой Казбек! Пойдем поговорим!

— Куда пойдем?

— Иди сюда, чтобы народ не слышал. Тебе нужно назад! Я тебя через Баку отправлю, на Тифлис нельзя идти…

— Да брось, товарищ, мы здесь переберемся.

— Здесь переберешься, дальше не переберешься. А тебе чего надо? — набросился он на коммунаров, уже обступивших нас.

— Да это свои, говори.

— На Тифлис не дойдешь. Это что? Это пустяк. За Млетами Арагва, ай, что наделала, что наделала! Пассанаур нет, Пассанаур поплыл, дороги нет тридцать километров, я оттуда бегом прибежал…

— Да врешь ты все…

— Зачем мне врать? Какой ты чудак! Вот смотри. Видишь, вот люди, видишь? Эй, иди сюда! Вот пускай он тебе расскажет.

Четыре человека подошли к нам. Это артисты из Ростова. Они тоже отправились пешком по Военно-Грузинской. Они рассказали, что чудовищный разлив Арагвы не только размыл дорогу, но и совершенно изменил карту местности. Арагва идет по новому руслу, частью покрывая шоссе. Пассанаур значительно пострадал. Горы во многих местах подмыты и завалены проходы. Они не могли пройти пешком, возвращаются во Владикавказ. О колесном обозе нечего и думать.

Мы с Дидоренко задумались: что делать?

— Да врет, может, черт чернявый.

— Так вот же артисты!..

— А артисты откуда, может, тоже из Казбека?

— Из Ростова.

Все-таки Дидоренко попробовал:

— Может, у тебя обед не готов, так и выбрехиваешься! И хлеба, наверное, не приготовил!..

— Хлеба не приготовил? А ты думаешь, можно приготовить хлеб? Когда такое горе? Ты знаешь, сколько народу пострадало? А откуда я хлеб привезу? здесь, видишь, какое дело? А в Пассанауре Арагва, какой тебе хлеб?

— Что же делать?

— Иди назад! Я тебя отправлю через Баку! Я тебя не пущу, я не имею права!

— Как же ты меня через Баку отправишь?

— Я тебе дам бумажку.

— А печать у тебя есть?

— Печати нет…

— Ну, так и убирайся!.. Он меня через Баку отправит.

Я распорядился: всем коммунарам возвращаться обратно. Но коммунары в крик:

— Это все брехня! Наши возчики говорят.

Возчики что-то горячо доказывали в толпе коммунаров.

— Что вы тут говорите?

— Ны правда назад! Впырод можно, назад нэ нада.

— А вы откуда знаете?

— Наш чилавэк пришол, наш чиловэк гаварыл.

— Когда пришел? Когда говорил?

— Триы дня прышол.

— А чего ж ты молчал? — спрашивает Дидоренко.

— Нечиво гаварыть. Впырод можна…

Колька Вершнев подбегает красный, заикается до полного изнеможения.

— В-в-в-верно, н-н-н-адо идти!

Ребята взбудоражены, взволнованы, никому не верят и готовы лезть в какие угодно пропасти. Кто-то разговаривает с заведующим базой в таких горячих выражениях, что я посылаю туда дежурного командира. На Кольку я прикрикнул:

— Ты доктор, черт тебя забери, а поднимаешь глупую волынку.

— А я г-г-г-говорю…

— Ничего не смей говорить, молчи!

— А к-к-к-как же?

Я приказываю Волчку трубить общий сбор. Когда все сбегаются, я приказываю:

— Становись!

— Куда становись?

— Стройся по шести лицом к городу.

Неохотно, надутые, злые коммунары разыскивают свои места в строю, оглядываются и все спорят, но я даю уже следующую команду:

— Равняйся! В оркестре!..

Удивленный Левшаков подымает палочку.

— Шагом марш!

Мы проходим с музыкой километра полтора до замка Тамары. Здесь на полянке, обставленной огромными камнями, мы устраиваем общее собрание. Председательствует дежурный командир — Роза Красная.

Я доложил собранию, как обстоит дело. Как быть?

Высказывались почти исключительно сторонники продолжения похода. Кампанию проводят Колька и Землянский. Колька несколько успокоился и уже не так заикается.

— Сколько будет стоить дорога в Тифлис через Баку? Четыре тысячи рублей — это раз. Военно-Грузинской не увидим — это два, а провизии зачем набрали на десять дней — это три. А пройти наверняка можно. Не пройдем по Военно-Грузинской, пройдем по какой-нибудь другой. Нужно идти — и все. А то через Баку. А как мы в поезд сядем — сто пятьдесят человек, а? А вагоны кто нам даст?

Ребята одобрительно галдят. Все в один голос:

— Врет этот заведующий, наши осетины говорят: можно пройти. И пройдем, вот увидите, пройдем!

Мы с Дидоренко почти в одиночестве — сторонники отступления почти не высказываются.

Я, наконец, попросил слова.

— Не могу, по совести, не могу вести коммуну на такой риск. Я верю заведующему и верю артистам. А что будет, если мы заберемся к Пассанауру, а оттуда ни вперед, ни назад? Хлеба мы сейчас нигде не достанем, потому что сообщение прервано. С нами пацаны и девочки. Можно разобрать обоз и перенести на расстояние пяти сажен, но это невозможно сделать на протяжении нескольких километров. Продолжают идти дожди, и мы не знаем, какие еще будут размывы завтра. Может быть, и сейчас мы еще будем отрезаны от Владикавказа. Возвращаются все туристы, у которых нет обоза, а вы хотите идти к Пассанауру, до которого шестьдесят километров, а там засесть на месяц или возвращаться обратно, только время потратим. Мы прошли пятьдесят километров, видели Военно-Грузинскую, не такая большая беда, если вернемся. Зато уивдим Баку.