Аутодафе - Пехов Алексей Юрьевич

– Визаган, забери его Вельзевул, – тихо произнес Рансэ, глядя куда-то поверх головы всадницы.

– Чего тебе? – спросил я у иного существа, вытаскивая из седельной сумки пистолет.

Как и мой спутник, я не спешил смотреть ей в глаза, изучал придорожные лопухи, отмечая местонахождение визагана лишь уголком зрения.

– Люди ушли, – мерзко просипел «ребенок», вцепляясь ручонками в жесткую кабанью шерсть. – Моя земля. Мои поля. Мой лес. Земли моих предков снова без смрада человечины.

– Пусть так и остается, – равнодушно ответил ей Рансэ. – Мы едем своей дорогой. Ты и твои земли нам неинтересны.

Она хищно зашипела, и страж, следуя моему примеру, достал пистолет.

– Ты знаешь, кто мы.

– Знаю. Убийцы тьмы!

– Тогда должна знать, что мы, в отличие от других, так просто не сдадимся. Иди с миром, пока не поздно.

– Весь ваш род проклят. Когда-нибудь вы сгинете, и вся земля, вода и даже небо будут моими!

Она не стала с нами связываться, и кабан, подчиняясь ее приказу, тяжелой поступью направился к лесу.

– Надо было ее все-таки пристрелить, – с ненавистью произнес Рансэ, когда опасность миновала.

– Ну ее мы, положим, отправили бы в ад, а с кабаном что делать? Здесь нужно хорошее копье, а не шпага. Он бы прикончил лошадей, а при удаче – и нас. Ну ее к черту, – сказал я.

Визаганы – одни из самых мерзких и агрессивных тварей. Людей они любят только в виде обеда на своем столе, в особенности если тот, с кого срезают мясо, все еще жив. К тому же их странная магия подчинения, стоит лишь посмотреть им в глаза, еще та головная боль, когда ты пытаешься противостоять им.

– Ты прав, – вздохнул Рансэ. – Давай поедем быстрее, пока ненависть не заставила гниду забыть об осторожности.

Вновь начались заброшенные деревни с запущенными виноградниками и фруктовыми садами, которые совсем недавно отцвели.

– Ты здесь бывал? – спросил я у Рансэ, видя, как он безошибочно привел меня к колодцу.

– Неоднократно, – кивнул он, вращая ворот. – Это самая короткая дорога в Руже. Остановимся на ночевку здесь.

– Стемнеет только через два часа.

– Дальше пойдут неприятные места, и я хотел бы проехать их при свете дня, а не в сумерках или того хуже – ночью.

– Боишься не справиться с темными душами? – откликнулся Проповедник, который до этого, перегнувшись, смотрел на дно колодца, где маслянисто плескалась вода.

– Да, боюсь, говорливая душа.

Я кивнул:

– Ладно, давай остановимся здесь. Этот дом нам подойдет. Он кажется вполне целым, к тому же ворота на месте, можно запереть на ночь.

– Проверь его, а я пока нарисую вокруг парочку фигур на всякий случай.

В сенях валялась опрокинутая лавка и было очень темно, а в единственной комнате, углы которой затянуло паутиной, пахло сыростью, пылью и гнилым луком. Окна оказались разбиты, и дешевое, непрозрачное стекло валялось на потемневших досках, старая лежанка сломана, стол перевернут набок. То ли хозяева уходили в спешке, то ли мы не первые постояльцы, и здесь уже кто-то успел побывать до нас.

Люк погреба оказался распахнут, что меня сразу же насторожило. Внизу властвовала кромешная темнота. Я прислушался – ни шороха, ни звука. Пугало, забравшееся в дом вместе со мной и проверявшее глиняные крынки, покосилось на меня, подошло к краю, спрыгнуло вниз, пошуровало там, что-то с грохотом уронив, и, разочарованное, выбралось наверх. Никого. Тем лучше. Я опустил крышку и задвинул щеколду, а затем, немного подумав, притащил из сеней лавку, одним концом уперев ее в пол, а другим – в низкий потолок, на тот случай, если кто-нибудь все-таки полезет, и щеколда не поможет.

– Сделано, – сказал Рансэ, втаскивая обнаруженную в сарае вязанку хвороста.

Пока он неспешно разводил огонь, я расстелил свой шерстяной плащ на полу и начал раскладывать имевшуюся у нас еду. Пугало забралось на чердак и теперь шуршало у нас над головой, пугая мышей и мелочь из иного народа.

В сумерках объявился Проповедник, заглянул в комнату через окно и недовольно провозгласил:

– Людвиг, я едва не угодил в вашу фигуру. Мог бы и предупредить!

– Она для тебя неопасна. – Рансэ подбросил хвороста в очаг. – Иначе ты бы уже не мог выражать свое неудовольствие.

– И не сказал вам, что видел темную душу.

– Далеко? – поинтересовался я.

– Не близко. Выползла на дорогу, после того как вы там проехали.

– За нами не идет?

– Нет.

– Ну и бес тогда с ней, – не поднимая головы, произнес Рансэ. – Не возвращаться же ради нее. Людей поблизости все равно нет, так что ей поживиться будет нечем.

Мы поужинали, и лицо у Рансэ было усталым и мрачным, никакого намека на прежнюю живость. Проповедник сидел возле очага, едва не сунув голову в пламя, наблюдал за пляшущими огоньками и на память читал Евангелие от Иоанна, но так тихо, что я едва мог различить отдельные слова.

Далеко-далеко в ночи завыли волки. Я вышел на улицу, проверил, в порядке ли наши лошади, постарался их успокоить. Сюда зверье не полезет – скоро лето, еды вокруг полно, но на всякий случай мы все-таки заперли хлипкие ворота, подперев их бревном.

Двор был темен и пуст, во всяком случае, так мне показалось на первый взгляд. Затем во мраке, у входа в сарай, вспыхнули маленькие желтые глазки.

– Человек, – с ужасным акцентом произнес неизвестный, который, судя по всему, не отличался большим ростом, – хочешь, за лошадками присмотрю?

– Дай мне тебя рассмотреть, – сказал я ему.

Он неохотно выполз на более светлый участок двора. Это был домашний дух, как называли иных существ из этого племени. Небольшой, величиной с ботинок, с гротескной головой, обезьяньим личиком, покрытый желтоватой шерстью.

– А умеешь?

Он кивнул:

– Раньше, когда здесь жили ваши, присматривал. Это теперь все ушли, и я без дела.

– Что хочешь за работу?

– Мне бы хлебушка, – неуверенно ответило иное существо. – Давно его не пробовал.

Я сходил в дом, взял ломоть хлеба, отломил кусок копченой колбасы и, отрезав сыра, вернулся во двор.

– Спасибо, – сказал дух, принимая плату, которая должна была насытить его на неделю вперед. – Все сделаю.

– Кого-то из иных решил задобрить? – поинтересовался у меня Рансэ, когда я вернулся в комнату.

– Да. Он присмотрит за лошадьми.

Страж согласно склонил голову, и я спросил:

– Как мы проникнем на территорию университета?

– Это легко. Гораздо сложнее шарить по подвалам и обстукивать стены. Такие вещи всегда привлекают внимание. Два самых старых корпуса расположены в парке. В них и будем искать.

– Дурацкий план, – оценил Проповедник.

– Иного у нас все равно нет.

– Чудесно. – Я потер глаза. – Так как мы попадем в университет?

– Я неплохо фехтую, и меня уже приняли на должность маэстро для младших курсов. Есть дело и для тебя.

– Вы понимаете, что в Сен-Сеноше вами обязательно заинтересуются Носители Чистоты? – Проповедник крутил головой, как ворона на шесте, и только что не хлопал крыльями, чтобы пугать нас.

– Как повезет, – не согласился я с ним. – Если бы каждый раз они ловили стражей, оказавшихся на территории Прогансу, Братство давно бы опустело.

– Но ведь иногда-то ловят.

– Именно поэтому нам не стоит совершать ошибок.

– Совершенно верно, – согласился со мной Рансэ.

Он достал из сумки трубку, раскрыл кисет, и в этот момент с чердака спустилось Пугало. Рансэ с рассеянным прищуром посмотрел на одушевленного, внезапно улыбнулся и окликнул:

– Эй, Соломенная голова!

Пугало обернулось, и страж, превратив табак в множество парализующих знаков, швырнул их в солдатский мундир. Вспышка темно-фиолетового света заставила Проповедника взвизгнуть от неожиданности.

Знаки лишь на несколько секунд ослепили Пугало, хотя на деле должны были уронить его на землю и оглушить. Но Рансэ и этого хватило. Он подскочил к одушевленному, завладел его серпом, приставив острое лезвие к шее страшилы.