Ветры Аквилонии - Камп Де

Король и принц стояли посередь площади, разглядывая стоявших плотным кольцом черных стражей с бесстрастными лицами, походившими на маски, вырезанные из эбенового дерева.

- Ну что, пес киммерийский, - услышали они насмешливый голос. - Вот мы и снова свиделись.

На Кована смотрели темные, горящие ненавистью глаза еге заклятого врага.

- Это наша последняя встреча, стигийский шакал, - мрачно ответил киммериец.

Тот-Амон стоял возле огромного трона из человеческих черепов, слепленных между собой темной смолой. Стигийский маг выглядел так же грозно, как и прежде, однако пытливые глаза Конана заметили в нём явные признаки старения. Лицо его покрылось густой сетью морщин; складки в уголках рта свидетельствовали не просто об усталости, но о крайнем изнурении. Некогда недвижные кошачьи глаза его теперь лихорадочно поблескивали. Могучее тело мага, скрытое изумрудной мантией, стало дряхлеть, - он стал горбиться, на животе же у него появилось небольшое брюшко.

Неужели силы Тот-Амона стали иссякать? Неужели он лишился той чудовищной энергии, что питала его вот уже много десятилетий? Казалось, что сатанинские силы, которым поклонялся колдун, оставили его после того, как Белый Друид с помощью Сердца Ахримана расправился с Черным Кольцом. Впрочем, все это можно было объяснить и иначе, - похоже, срок, отпущенный Тот-Амону, уже подходил к концу, - ему пора было расставаться со своею бренной земной оболочкой. Во всяком случае казался он теперь стариком.

- Последняя, говоришь? - вновь раздался зловещий голос стигийца, говорившего по-аквилонски с едва заметным акцентом. - Ну что ж, - я не стану с тобой спорить. После этой встречи в живых останется только один из нас. В том же, что умереть суждено тебе, я нисколько не сомневаюсь. Сказать нам друг другу уже нечего. Я убью тебя и твоего детеныша прямо на этом месте. Армию же твою, лишившуюся командующего, разгромят наши доблестные черные воины. Как видишь, Западу все же суждено пасть. Когда я сяду на аквилонский трон, миром станет править один владыка. И имя этого владыки - Сет! Ну а теперь готовься к смерти.

И тут раздался хриплый, полный возмущения голос.

- Клянусь Дамбаллой, стигиец, - похоже, ты забыл, кто здесь правит!

Конан перевел взгляд на Трон и только теперь заметил, что на нем сидит человек. Это был Ненаунир, верховный колдун Зимбабве, последний союзник Тот-Амона. Мускулистая намащенная маслом черная грудь Ненаунира поблескивала в лучах рассветного солнца. Гяаза его холодно смотрели на людей.

Стигиец заметно смутился и - как показалось Конану - слегка побледнел. Конан почувствовал, что маги меж собой не слишком-то ладят. Теперь, когда черного братства Тот-Амона уже не существовало, коварный стигиец не мог рассчитывать ни на прежнюю роль, ни на былое влияние.

Стигиец смущенно забормотал:

- Конечно, конечно, брат! Главный здесь ты. Но, - но планы-то у нас общие! Когда мы захватим мир, ты станешь править Югом, а я - Западом. Мы разделим мир и поднесем его к ногам отца нашего Сета...

- К ногам Владыки Дамбаллы, чьим пророком и наместником я являюсь! проревел черный колдун. - Помни о своем месте, стигиец. Боги уже отступились от тебя. Твое время ушло, и делить с тобою власть я не намерен. Если ты будешь вести себя хорошо, ты вправе будешь рассчитывать на место управляющего в одной из моих провинций. И помни - ты должен подчиняться мне во всем! Ну а с этим белым демоном я разберусь и сам.

Ненаунир говорил на одном из диалектов шемского языка, принятом у торговцев Юга. Стоило ему замолчать, как черные воины дружно ударили оземь древками своих копий.

Верховный колдун Зимбабве перевел взгляд на Конана. Аквилонский король стоял, сложив на груди свои могучие руки; рядом с ним, гордо подняв голову, стоял его старший сын.

- Белый пес, - прохрипел черный колдун, - как ты посмел ступить на мою землю? Мы уже встречались с тобой в замке Лахи. Тогда ты смог спастись лишь потому, что Лахи хотела одолеть с твоей помощью стигийца и, тем самым, захватить черный престол. Она просчиталась и погибла от твоей руки. Затем ты лишил сил стигийца, уничтожив его великое братство. Если ты думаешь, что я буду повторять их ошибки, то ты заблуждаешься. Тот-Амон мне не страшен, более того - он мне даже не нужен. Здесь все решаю я. Бежать же отсюда тебе не удастся.

Конан молча смотрел в ледяные глаза черного мага.

- Последняя наша встреча состоится в Ночь Алой Луны, - продолжил Ненаунир. - Когда твоя кровь потечет к подножью алтаря Великого Змея, она напитает, собою луну, душа же твоя исчезнет в пасти великого Дамбаллы!

- И когда же это произойдет? - спокойно спросил Конан.

Ненаунир отвернулся от него и громко позвал:

- Римуш!

- Слушаю вас, Ваше Величество!

Из-за трона выскочил маленький человечек в одеждах астролога. Судя по всему, он был уроженцем Шема.

- Когда наступит Ночь Алой Луны?

- Согласно моим вычислениям она наступит через двенадцать ночей. Ваше Величество!

- Ты все понял, белый пес? Ну а теперь бросьте их в темницу!

6. ЗАСТЕНКИ ЗИМБАБВЕ

Темницы древнего Зимбабве находились глубоко под землей. Отряд черных воинов вел Конана и мальчика бесконечными коридорами, тускло освещенными чадящими промасленными факелами. Глядя на странную форму сводов и диковинные пропорции подземных переходов, Конан лишний раз убеждался в том, что старые сказания были правдивы, - древний Зимбабве возводился не людьми, - его могло создать только змеиное племя. Подобные строения он видел только дважды: первый раз на зеленых равнинах Куша, второй - на Безымянном Острове, лежавшем в стороне от морских путей, в южной части великого Моря Запада, где не бывали ни купцы, ни пираты.

Камера, предназначавшаяся для них, была сырой и узкой. По черным, разъеденным временем каменьям стекали капли воды. Пол был устелен грязной гнилой соломой. Из-за решетки с громким писком выскочила огромная крыса.

Пленников бросили в камеру, и тут же тяжелая бронзовая решетка захлопнулась, зловеще залязгав запорами. Офицер запер дверь огромным ключом, и вскоре бесшумно ступавшие босые воины исчезли в полумраке.

Стоило стражам удалиться, как Конан принялся ощупывать стены и пробовать на крепость позеленевшие от времени прутья решетки. Окон здесь не было, единственным источником света был факел, горевший в самом конце коридора.

Юный Конн, выбрав местечко посуше, сел на пол. Жажда и голод мучили его, но он старался держаться достойно, пытаясь во всем походить на своего отца. Тринадцатилетний принц больше всего на свете боялся того, что отец заподозрит его в малодушии.

Осмотрев всю камеру и убедившись в том, что

бежать отсюда невозможно, Конан сгреб солому в угол и, позевывая, разлегся рядом с сыном, положив руку ему на плечо.